Каждой девушке дали возможность выбрать себе наряд для вечера.

— Что скажешь, Тюльпан? — спросила Накшидиль, слизывая с ложки остатки шербета. Она внимательно осматривала одежду, разглаживала тонкие шелка и роскошный атлас, перебирала драгоценности, лежавшие в сундуке: рубины, изумруды, сапфиры. Накшидиль натянула пышные красно-золотистые полосатые шальвары из шелка, тоньше бумажной салфетки; надела тонкое, как паутинка, платье с глубоким вырезом, а поверх него красиво вышитую желтую тунику, которая застегивалась ниже выпуклостей ее маленьких грудей.

— Отлично, — одобрил я, когда она обвязала вокруг бедер широкий кашемировый пояс, усыпанный разноцветными камнями и блестками. Из множества драгоценных украшений она выбрала золотые кольца и браслеты, инкрустированные рубинами, сапфирами и жемчугом.

Смеясь от волнения, девушки красовались друг перед другом. Одну похвалили за серьги, другую за выбранный цвет платья.

— Накшидиль, — спросила одна девушка, — почему твой наряд смотрится красивее, ведь мы все выбирали из одних и тех же вещей?

— Все просто. Не забывайте, что я француженка, — пожав плечами, ответила Накшидиль.

Я напомнил девушкам, как следует вести себя перед султаном, наблюдал, как они репетируют почтительные поклоны, и предупредил, что они не должны произносить ни слова и никоим образом не поворачиваться к повелителю спиной. Все девушки усвоили, как занять почтительную стойку. Накшидиль еще раз все повторила — втянула живот и встала навытяжку, выпрямила плечи, скрестила руки на обнаженной груди, причем левая рука прикрыла правую грудь, а правая — левую. Она должна была все время оставаться в таком положении в присутствии султана, конечно, за исключением тех случаев, когда придется выступать.

Пришла наставница с зеркалом в руках, и Накшидиль попросила разрешения взглянуть на себя. Поднеся зеркало к свету, она уставилась на свое отражение и захлопала глазами, не веря тому, что увидела. Она почти не узнала себя. Она коснулась пальцами белой кожи, обведенных темным цветом глаз, красных губ. Было очевидно, что ей понравилась женщина в зеркале. В ее глазах засверкали веселые огоньки, а улыбающиеся губы чуть не коснулись тех, что отражались зеркале. Я знал, какие мысли занимают ее головку: она влюбилась в свой новый образ.

Вдруг Накшидиль отстранилась, будто говоря, что в глубине души она всегда останется Эме Дюбюк де Ривери. Но из зеркала на нее смотрела уже не маленькая французская девочка. Исчез всякий след ее креольской юности и безобидных лет учебы в монастыре. Она уже стала женщиной, с женскими потребностями и желаниями. Волшебницы во дворце Топкапа сделали из нее настоящую рабыню гарема.

Это превращение подействовало возбуждающе. К ее щекам прилила кровь, а глаза засверкали от честолюбивых замыслов. Я знал, что она хочет все, чего может обрести женщина в этом дворце: одежду, драгоценности, деньги, власть и больше всего мужчину. Она решила стать такой же, как Айша, — рабыни будут целовать ее юбку, евнухи выполнять приказы, а султан станет называть ее своей женой. Накшидиль вряд ли отдавала себе отчет в своих мыслях, но я знал, что точно так же, как тюльпан произрастает из земли, она дотянется до самой верхней ступени в дворцовой иерархии. Я понимал, что строптивость, которую она проявляла до сего дня, растворилась в этом зеркале. Но я вряд ли мог предположить, что в ней произойдет столь резкая перемена.

Сначала прошествовали павлины, после принцессы, усыпанные драгоценностями, — четыре сестры и шесть дочерей султана, затем шли пять управительниц, двадцать шесть наложниц и двадцать любовниц, ставших своеобразными арабесками[33] в зале представлений гарема. Затем появились двенадцать танцовщиц, а мы, евнухи, шествовали позади них, словно хвосты лошадей на маскараде. Все собрались в просторном салоне, самом изящном помещении среди личных апартаментов султана. Накшидиль круглыми от удивления глазами смотрела на позолоченную деревянную решетку, яркий, покрытый глазурью кафель, скульптурные фонтаны, изящные мавританские арки, посеребренные венецианские зеркала и огромные китайские вазы из фарфора. Благоговейно подняв глаза на куполообразный потолок, замысловато разрисованный и окаймленный позолоченными каллиграфическими письменами, она открыла рот от изумления, споткнулась и чуть не растянулась на шелковом ковре. Мне даже в мыслях было страшно допустить, что такое могло бы случиться.

Женщины, подобно Зубейде из «Тысячи и одной ночи», были так увешаны драгоценностями, что с трудом передвигались, выстроившись по рангам. Дочери и сестры султана с черными волосами, извивавшимися, словно ручьи, у них на спинах; с гладкими телами, облаченными в шелка, руками, сверкающими обилием крупных бриллиантов и рубинов величиной с редис, взошли на платформу, расположенную у стены, и заняли места на диванах, находившихся за ограждением. Жены и наложницы расположились на полу на атласных подушках.

Накшидиль тотчас заметила Айшу. Увидев эту женщину, одетую в тот злополучный вышитый кафтан, который причинил ей столько страданий, она отвернулась и потрогала свои уши, будто снова почувствовала жгучие удары кожаной туфлей.

Вдоль противоположной стены помещения стояли одалиски, сложив скрещенные руки на обнаженных грудях, а наверху, на балконе, оркестр уже настраивал инструменты. Накшидиль подняла голову и задумчиво посмотрела на музыкантов, затем оглядела танцовщиц, стоявших рядом с ней. На ее лице играла довольная улыбка, словно она радовалась тому, что будет танцевать. Она держалась рядом с другими девушками, пока те приближались к трону с колоннами и балдахином, на котором в скором времени должен был восседать султан.

В воздухе витали резкие запахи ладана и розового масла. Оркестр заиграл туш[34], когда управительница двора, высокая и строгая дама с серебряной тростью в руке, объявила о прибытии султана: женщины тут же встали. Лица всех были открыты для единственного мужчины, имевшего право смотреть на них. Появлению одетого в меха императора предшествовала большая процессия евнухов и принцев. Мы все почти одновременно сделали почтительный поклон, нагибаясь до самого пола, отдавая дань уважения человеку, которого считали султаном, падишахом, вельможей, халифом, королем, императором и тенью бога на земле.

Если Накшидиль и боялась, то по ее виду никто бы этого не понял. Храня торжественное выражение лица, она осторожно взглянула на султана и вздрогнула. Сомнений не оставалось, ее больше всего интересовали глаза под высокими тонкими бровями, изогнутыми от подозрений, которые казались маленькими жучками, потонувшими в отчаянной глубине темных кругов. У султана был большой крючковатый нос, продолговатое и худое лицо, которое заканчивалось в густой черной бороде. Высокий прямоугольный тюрбан подчеркивал его длинную голову. К нему был прикреплен огромный плюмаж, гроздь бриллиантов, взвивающийся вверх. Венчал это сооружение веер из перьев и длинные бриллиантовые спицы. На плечи султана была накинута красная мантия из атласа и соболя, а на поясе висел золотой кинжал, сверкавший драгоценными камнями. Несмотря на столь великолепное одеяние, лицо императора выглядело печально.

Кроме того, на его лице отражалось презрение и отчаяние. Этот человек, проведший большую часть своей жизни один в Клетке принцев, взошел на трон в 1774 году и унаследовал обширную территорию, тянувшуюся на востоке от Багдада и Басры[35] и до самого края Венеции на западе. Владения этой империи ранее простирались на восток через Кавказские горы к пустыням Сирии, Египта и Аравии до самого Адена[36], но после завоевания Балканского полуострова, Румынии, Венгрии и Греции пришлось заплатить большую цену: война ослабила империю, и та оказалась в огромных долгах.