Хоббит воздел руки, качнув свисающими до земли рукавами, и провозгласил жалостливо:

Один из гоблинов едва не подавился флейтой, второй отвернулся и стал издавать захлебывающиеся горловые звуки, похожие на рыдание.

Следом за модернистским Пьеро, пред очи светлого князя выскочил Артемон. Роль верного и отважного пса исполнял ирландец Кормак. Окрашенные дегтем пучки пакли, изображающие хвост и гриву пуделя особенно удались главному режиссеру.

Когда известный мастер меча издал приглушенное рычание и поклялся извести всех недругов Пьеро и спасти кукол от порабощения злым Карабасом, ангмарец прошептал, уставившись в облачное небо:

— Бичеванием дело не ограничится. Вырывание ноздрей, колесование и развеяние праха посредством стрельбы из пушки…

Басманов обернулся к нему и недовольно проворчал:

— Боярин, коли неохота слушать, поди к Ярославу со стрельцами. Они за шатром в кости играют, беса тешат.

Назгул вытер холодный пот со лба и шатающейся походкой направился в указанное место. Ярослав без слов протянул ему кожаный стакан и костяные кубики.

— Княже развлекается, — буркнул назгул.

— Это хорошо, — огладил бороду засечник. — А то совсем зачах в трудах своих. Ведь ни соколов ловчих нету, ни псов, да и на медведя с рогатиной тут не сходишь. Нет медведя в Ливонии, всего немчура повыбила…

Назгул попытался погрузиться в игру, но всякий раз вздрагивал всем телом, когда до него долетали особенно удачные или пронзительные реплики Буратино, Артемона или Пьеро.

— Со света сживу, — бормотал сквозь плотно сжатые губы назгул, проигрывая кон за коном. — Перед строем из катапульты расстреляю! Станиславские, Немировичи-Данченко, Шекспиры блин…

— Ты не волнуйся так, боярин, — попытался урезонить его Ярослав. — Коли князь до сих пор не осерчал и не погнал твоих, стало быть — по сердцу пришлось. Небось, не хуже басурманского балагана.

— Изобретательнее, это уж точно, — проворчал назгул, наконец-то выкинув пятерку и шестерку. — Да и с фантазией у наших лучше.

— Опять срамные латинские слова говоришь, — укорил его засечник. — Хоть бы рот после них студеной водицей полоскал… Ведь накличешь демонов адских!

Ангмарец замолчал.

Вскоре представление закончилось. Несмелой походкой назгул направился ко входу в шатер. Басманов встретил его приветливо.

— Вот если так же — да с куклами…

— Будут куклы, будут и спектакли, — пробормотал назгул. — Мастер вестей не подавал?

— Да рановато еще, это же не коня подковать, и не гвоздь смастерить.

Сицилиец вертелся вокруг Дрели, что-то говоря и суматошно размахивая руками.

— Закордоннику понравилось, не стал лаять наш балаган, — заметил Басманов самодовольно, словно сам только что выступал. — Знай наших!

Ангмарец подошел к Дрели. Та уставила на него палец:

— Ничего не говори, ладно. Князь доволен, итальянец даже к себе зовет. Оценил, между прочим.

Назгул медленно достал кинжал и один за другим срезал с головы эльфийки синие банты, потоптался по ним, плюнул и направился прочь от сцены. Через десяток шагов обернулся и крикнул:

— Этот номер может пройти здесь, но не в Европе. Там Буратиной или Оптимистической Трагедией не отделаешься. Придется Ариосто зубрить. Да и спрос есть только на кукол.

— Да мы же так, для затравки… Спонсора ублажить…

Назгул высказал в пространство несколько длинных сложносоставных и насквозь непечатных предложений, погрозил кулаком довольному Хоббиту и едва ли не бегом двинулся к своей палатке.

На следующий день Басманов куда-то исчез из лагеря Серебряного вместе с Ярославом и несколькими засечниками. Ангмарец велел Шону провести очередной тренировочный день, а сам направился гулять по германскому городу, без всякой цели заходя в лавки и харчевни.

Ирландец в тот день лютовал. Одев дружинников в полный доспех, до седьмого пота гонял вокруг лагеря. Потом разделил по парам, выдал палки вместо мечей и топоров, сам встал напротив Кормака.

— Три поединка по две минуты, — провозгласил он, хищно глядя на своего супротивника. — Потом передых и еще два раза. Майка отсчитывает время. Банзай!

С древним самурайским кличем он кинулся на своего бывшего уже подчиненного, осыпая того градом ударов. Кормак пытался прикрываться щитом, парировал и вертелся юлой. Но все равно несколько ударов пришлось по ноге, а один по маковке островерхого шлема,

— Ты, что, Шон, совсем озверел?! — спросил он. — Так же и покалечить недолго.

— Это тебе не в куклы играть, слюнтяй, — прохрипел заместитель командира Легиона. — А я тебя, дезертира, за мужика считал.

— Ну, это уже слишком! — Кормак закусил ус и перестал отступать. — Ты сам напросился.

Шон усмехнулся, сделал обманный финт и ребром тяжелого круглого щита ткнул Кормака в грудину. Кованый нагрудник застонал, но сам будущий герой подмостков не издал ни звука, ответив обидчику двумя слитными ударами. Пришла очередь самого задиры пошатнуться и попятиться, поправляя сбитый на бок шлем.

— И зачем тебе эльфийский балаган на колесах?

— Хватить уже душегубством заниматься, — прохрипел Кормак, наседая. — Сам же знаешь, нет в этой войне победы. Придет Баторий, и всем иллюзорным победам каюк.

— Не факт, что это не какая-нибудь альтернативная история. Мелких несообразностей хватает. Так что нечего труса праздновать!

Бой в доспехах — вещь тяжелая… Остатки дыхалки ушли у Шона на эту фразу. На резвый отскок уже не хватило. Дубина Кормака, смяв защиту, ударила в правый наплечник. Рука командира ирландцев повисла плетью.

Как раз в этот миг Майка провозгласила:

— Брек! Фу, заканчивайте, отдых!

Тяжело дыша и вытирая пот со лба, Шон оглянулся. К тренировочной площадке на самом краю огромного лагеря незаметно подошел Никита Романович в сопровождении нескольких незнакомых бояр.

— Зло бьетесь, — заметил Серебряный. — Так лютовать с неприятелем должно.

Шон ничего не сказал, подергивая ушибленным плечом.

— Конец перекура, — сказала Майка. — Наизготовку! Погнали.

Кормак остался стоять, опустив щит.

— Чего не нападаешь? — срывающимся голосом спросил Шон. — Кишка тонка?

— Охолони, приятель, твое плечо осмотреть надо. Ты Легиону нужен в целости и сохранности, а не в виде отбивной.

Помощник ангмарца резко кинул тело вперед, отвел щитом взметнувшуюся было на защиту палку Кормака и ударил того коленом под дых. Нога заныла от соприкосновения с доспехом, но противника буквально согнуло пополам. Отточенным движением Шон развернул щит и прижал поверженного к земле, для верности поджав коленями, а рука сама потянулась к засапожнику.

Прямо над плечом раздался ледяной голос Майи:

— Ну и что? Глотку станешь резать?

Бешеный блеск в глазах победителя угас, нож так и остался за голенищем. Кормак, раздраженно откинув щит, поднялся.

— Ну что, отвел душу, командир?

Шон огляделся. Только две пары продолжали мутузить друг дружку, остальные стояли и смотрели на него. Хрипло откашлявшись, он сказал громко:

— Кончай поединки! Стену ставь!

Непозволительно медленно для реального боя Легион сбил стену щитов. Шон занял свое место в сердцевине строя, посмотрел через раненое плечо на второй ряд, вооруженный топорами на длинных древках.

— Шаг!

Строй колыхнулся и двинулся вперед.

— Шаг! Шаг! Удар!

Слитно опустились секиры, разя головы невидимых врагов.

— Шаг! Шаг! Не опускать щиты, щучьи дети! Удар!

Таким макаром, вытесняя несуществующего противника, они продвинулись метров на двадцать. Поминутно звучала команда «удар». Сверху падали секиры, в щели между щитами били в пустоту копья.

— Клин!

Центральная часть строя рванулась вперед, фланги поджались.