— Далеко ли?

— Слыхал про страну данов?

— Это про Данию? Конечно, слыхал.

— Есть там принц датский, именем Магнус. Мал летами, но востер умом и хитер, как говорят. Он пока не при власти, но дружен с Русью. От этого много недругов себе нажил в родной стороне. Его нужно будет оборонить и хранить, доведется — помочь взойти на престол. Так получим мы вместо врага разлюбезного друга в данской земле.

«Ого, — подумал ангмарец. — А наши ставки растут. Или нет других дружин, опричных отрядов?..»

Словно читая его мысли, Басманов заметил:

— Кроме вас нет у меня под боком верных людей. Аника свой отряд отпустил на Дон, моя дружина слободу государеву охраняет.

«Маловато резонов для такого поистине княжеского доверия», — пронеслось в голове назгула, но тут опричник окончательно расставил все точки над «i»:

— Ты и твои люди — судовая рать. А дело с Магнусом датским балтийское, морское. Пока не окрепнет, придется ему на воде бытовать.

— А Карстен Роде? Он же сам датчанин, — спохватился ангмарец.

Басманов погрозил ему пальцем.

— Не настолько из ума выжил опричный воевода князь Басманов-Вельский, чтобы не подумать в первую голову про Роде. Но тут заковыка выходит. Не в ладах он с родом Магнуса-принца; напротив, его собственные родичи дружны были с соперниками и недругами его. Так что, боярин, придется тайну сию даже и от Роде стеречь.

«Это паршиво, — подумал ангмарец, солидно кивая головой на последние слова благодетеля. — Нехорошо старого скандинавского пирата обманывать. Но, видно, ничего не поделаешь…»

— Ступай, сыщи Анику. Отряд свой подготовь к дальноконному походу. И с девахой балаганной простись, не скоро свидитесь.

Ангмарец нашел легендарного казачьего атамана быстро. Обнялись они, обоюдно довольные свиданием.

— Выходит, опять судьбина свела, — сказал Аника. — На благо это, чую.

— По воле князя, будем вместе сражаться на воде и на суше. Велено передать тебе, чтобы готовился к выступлению.

— А что мне… — Аника указал на своего коня, смирной статуей застывшего у резного столба. — Волка ноги кормят. Я хоть сей час готов.

— Увидимся, Аника-воин.

Вернувшись к своим, назгул незамедлительно собрал верхушку отряда.

Наплевав на секретность и приватность информации, поделился с остальными.

— Что это за принц датский, кстати? — спросил он у общественности. — Что-то я такого не припомню. Дания в Ливонскую войну против нас, кажется, дралась?

Шон наморщил лоб.

— Я смутно вспоминаю такого дяденьку, — сказал он неуверенно. — Кажется, оставил он о себе странную память. Именовали его не иначе, как «марионеткой Ивана Грозного». А что до Дании, то она частично за нас была, а частично против.

— Сторонники принца Магнуса, соответственно, за Русь, а правящий дом — против, — уточнила Дрель.

— Типа того. Только вот, смею вас обрадовать, — с долей сарказма заметил ирландец, — что никакого особенного влияния на общий ход войны демарши этого Магнуса не оказали. В историческом, так сказать, масштабе.

— Масштаб этот хорош для школьной парты, — возразила ему Дрель. — Вторая Мировая со всеми своими хитросплетениями длилась неполных пять лет. А Ливонская эпопея — едва ли не полвека.

— Это ты к чему?

— А к тому, балда. Вот вся свистопляска вокруг Рингена, к примеру. Я такого эпизода вовсе не помню из истории. А для нас он каким ярким и… всяким другим оказался? Уверяю вас, то же и с принцем датским случится. По масштабам книжной истории — он, может, и пылинка. А для живых людей, современников — фигура.

— Нечего лясы точить. — Шон мрачно жевал кусок сотового меда, до которого всегда был особенно охоч. — Все равно не можем мы послать князя куда подальше. Приказ есть приказ.

Глаза Дрели вдруг наполнились влагой. Чтобы не подавать вида, она несколько натянуто рассмеялась и обратилась к ангмарцу:

— Как прощаться станем, злыдень?

Назгул внимательно на нее посмотрел, встал, приобнял за плечи.

— Соберем весь отряд. Костер, песни… Не бал же закатывать!

— Только не в лагере. Ведь припрутся всякие… А я не хочу в платочке сидеть, чинно сдвинув коленки.

— Есть тут пригорочек соответствующий.

Отряд собрался быстро, гоблины невесть откуда приволокли мальвазию. Назгул подозревал, что добыли мародерством, но решил разбора не чинить.

Посиделки вышли на удивление грустные. Поначалу пели, потом только мрачно прихлебывали терпкое вино да переглядывались. Шон пытался травить анекдоты, но тоже вскоре сник.

Тора и Майя сидели по обе стороны от Дрели, о чем-то шушукались. Кормак мрачно нарезался и бормотал что-то о новеньком мопеде, который ему обещали по окончании института.

— Вернешься живым, эльфийку сохранишь, — пообещал ему назгул, — достану тебе мопед.

— Слово, воевода? — Кормак поднял налитые вином глаза, мутно глядя на нависшего над ним ан-гмарца.

— Слово.

— Тогда сберегу. И вернусь. Мопед — это свято.

— Связь у нас будет долгое время кривая, — посетовал Шон. — Только через Басманова. А его самого по полгода не сыщешь.

— Другой нет… — Дрель поднялась. — Ну что, мальчики-девочки, пора уже и честь знать. Берегите себя, мойте руки перед едой.

Стали расползаться с холма, погруженные в свои мысли.

Легион давно уже сделался одной большой семьей. Уход любого человека, все едино, мертвым ушел, или живым, обрывал некие струны. Обрывал с мясом, с болью.

— Репнин бы ее не пустил с балаганом, — заметил ирландец, когда эльфийка ушла достаточно далеко, чтобы не слышать. — Как считаешь?

— Пожалуй, и не пустил бы. И как его угораздило…

Назгул шел, закутавшись в свой черный плащ, опустив на глаза капюшон, и как никогда в этот миг напоминал призрачного владыку крепости Минас Моргул, призрачной цитадели.

Шон остановился, прикрыл глаза и попытался вообразить, что они находятся совсем не в двух шагах от русской армии, занявшей изрядный кусок Ливонии. Силой воли попытался нагнать видение: ирландцы, эльфы, гоблины — приехали на обычный фестиваль, или ролевую игру.

Вот сейчас появится из темноты какой-нибудь очкастый хмырь в кепке и с фонариком, назовется маетером или координатором, начнет кричать что-нибудь о нарушении правил, излишне жестокой боёвке, отступлении от сюжета…

Но нет, не загудел в небе звук высоко летящего авиалайнера, не мигнул в чаще фонарик, не послышалась музыка, льющаяся из динамика кем-то прихваченного магнитофона. Тихо мерцали звезды, а под ними, словно перемигиваясь, посверкивали уголья угасающих костров бивуака князя Серебряного.

В который раз Шон спросил безразличное ночное небо: и почему именно с ними случилась такая история?! И в который раз ему в ответ только ухмыльнулась круглая луна.

Погрозив кулаком темному своду небес, ирландец поспешил вслед за назгулом.

Плеск волн, монотонно шлепающих когг по правому борту, навевал тоску и уныние. Датчанин Карстен Роде, стоя на носу флагмана, с прищуром смотрел на останки свенского корабля, темнеющие на мели. Третьего дня русские каперы выследили неуловимого морского разбойника, повадившегося гоняться за новгородскими лоймами. Укромно сокрытую стоянку в маленькой бухте удалось найти почти случайно. Датчанин распорядился сойти на берег за водой, и поисковая команда тут же наткнулась на логово врага.

Тайком высадил Карстен на берег судовую рать. Воины подобрались к стоянке свенов, устроили пальбу, кинулись в топоры. Разбойный люд схватки накоротке не выдержал, сбежал по сходням на корабль.

Как только витальерское судно, не подняв еще парусов, на одних веслах выскочило из бухты, появились русские каперы. Слитный пушечный залп превратил нос свенской посудины в груду пылающих обломков. Отчаянно голося, скандинавы прыгали за борт; на приливной волне корабль развернуло, подставив под новый залп.

Гоняться по берегам за выплывшими врагами у датчанина не имелось ни малейшего желания. Да и зачем: куда они без корабля? Примкнут к каким-нибудь бродячим мародерским шайкам, или угодят казакам на аркан. Караванный путь вновь свободен, вот и слава Богу…