Шон потянул из ножен кинжал, намереваясь отдать своим ирландцам сигнал к атаке.

— Зачем? — спросил у него Аника, указывая рукой на дымные клубы, поднимающиеся с верхушки башни. — Даже если мы их всех положим, конница данов будет здесь очень скоро.

— И что делать? Мы же не остановим несколько сотен панцирников?

— Отводи своих, оставь только лучников.

Шон попытался возразить, но Аника уже отвернулся, выцеливая врага.

Ирландцы двинулись за гряду, поминутно оглядываясь. С Аникой остались двое стрелков. Даны, словно почувствовав слабину, попытались перейти к активным действиям. Прикрываясь щитами, подобрались к завалу, начали растаскивать бревна.

Аника методично опустошал колчан, посылая стрелу за стрелой в малейшие щели между стальными тарчами, которые служили слабой защитой от его убийственной стрельбы.

Остальные лучники тоже не отставали. Пока один охотился на людей, второй принялся за коней. Взмыло на дыбы и рухнуло на дорогу великолепное боевое животное, которым гордился бы любой кавалерист. Следом забилась и рванулась прочь раненая кобылица, стоптав одного из данов и нарушив строй.

Аника выпустил последнюю стрелу, уложив рослого детину, который уже умудрился прикрутить веревку к дереву, мешающему проходу, и даже приторочил ее к седлу.

— Теперь и вы уходите, — велел атаман. — Бегите к лодкам и отчаливайте. Кавалерия уже идет по дороге.

— А ты как же, Аника?

Ирландцы переглядывались, не решаясь бросить казака в одиночестве против пяти или шести врагов.

— Убивали меня не раз, да как-то до сих пор не прибили, — усмехнулся тот. — Бегом к лодкам, я сказал!

Люди Шона, выпустив по лошадям последние стрелы и побросав колчаны, ринулись между камнями к берегу. Аника вытащил из ножен короткую черкесскую саблю, любовно провел ладонью по зеркальному лезвию.

— Ну, булат, выручай, — молвил он, словно обращался к живому существу.

В следующий миг воин прыгнул вперед с диким криком «гойда»…

Несколькими минутами позже к завалу домчалась первая кавалерийская сотня. Пока кнехты растаскивали бревна, командир оглядывал место побоища.

— Будто дракон пировал, — заметил он изумленно.

Наконец древесные стволы убрали прочь, и даны ринулись к башне. Быстро осмотрев ее, глава данского отряда оставил людей вызволять бойцов, забаррикадировавшихся на верхнем этаже, и галопом двинулся к бухте.

Здесь он нашел только следы лодок, которые волоком тащили по песку, а чуть дальше, у деревни — рыбачий баркас с пробитым дном.

Ни одного мертвого нападавшего не удалось обнаружить ни в пещере, где таинственные похитители принца Магнуса устроили себе логово, ни в заброшенной деревне. Только неподалеку от башни нашли убитую стрелой женщину, служанку опального королевского родственника.

Разъяренные даны быстро послали нарочного в ближайшую гавань, и в море вышли боевые корабли, по широкой дуге охватывая место предполагаемого нахождения призраков, которые говорили по-немецки со странным акцентом.

Когда оснащенный новенькими бомбардами и мортирами когг «Пять Святителей» взял курс в открытое море, никто не заметил человека в изорванном и окровавленном платье, который умудрился прицепиться к веревкам, свисающим с устремленного к горизонту бушприта.

Аника прикрутил себя кушаком к носу данского судна, перетянул, как смог, многочисленные раны и забылся в тяжелой дреме, полагаясь на Бога и казачью удачу…

Глава 25. Погоня

Мелкая волна и встречный ветер изрядно мешали плоскодонкам, в то время как данские когги, идя галсом, постепенно набирали скорость. Когда на западном горизонте мелькнул один парус, ангмарец только скрипнул зубами, а, заприметив к северу еще один, безнадежно бросил весло.

— Не уйти нам.

— И что прикажешь делать? Сдаваться? Подозреваю, не станут даны брать нас в плен. Разве только этот принц им очень надобен.

Магнус сидел на корме головной лодки и со странным выражением лица разглядывал своих освободителей. Он уже смекнул, что перед ним московиты, но из спеси или в силу незнания языка в общение ни с кем не вступал, храня гордое молчание.

— Поднажми на весла, ангмарец, партизаны ведь не сдаются, так?

Назгул выругался и вновь принялся яростно грести, то и дело сбиваясь с ритма, когда оглядывался.

Погоня приближалась неотвратимо, ветер крепчал. Лодки начало подбрасывать на высокой волне, то и дело норовя перевернуть. В один момент, когда их утлый челн оказался вознесен довольно высоко, ангма-рец разглядел на востоке два знакомых паруса.

— Роде, Роде идет! — закричал он как безумный. — А ты приуныл, — рассмеялся Шон, — Где наша не пропадала.

И затянул песню:

Покрепче викинг сжимай топор,
Месть идет по пятам,
Чужих драккаров сомкнулся строй,
Как Локки, бесится ярл…

Пение подхватили. Весла слитно вспенили воду, унося беглецов от погони.

Однако ни музыка, ни стихший внезапно ветер не могли бы помочь, не случись каперской эскадре проходить мимо.

Когда впередсмотрящий заметил данские корабли, даже не успев обнаружить едва возвышающиеся над водой плоскодонки, каперский адмирал смекнул, что настал его черед поучаствовать в похищении датского принца. И корабли устремились вперед…

Как и предположил седой ветеран, лодки Легиона находились как раз между сближающимися коггами.

— Хватит ли у них ума отгрести в сторону? — кусал он губы. — Во время боя я не смогу поднять их на борт. А вот картечью случайно посечь — это запросто.

Но Соболевский доказал, что не зря плавал в последние годы бок о бок с Карстеном.

— Меняем курс, — сказал он, кривясь от звуков собственного голоса и держась за висок, в котором багровым цветком распускалась боль. — Левее, левее надо идти.

— Так они нас только быстрее нагонят!

Ангмарец грешным делом решил, что поляку отбило мозги топорищем гизармы.

— Данам до нас уже дела нет. Они видят наши корабли и идут на сближение. Надеются победить и потом взять нас посреди моря голыми руками.

Назгул не стал спорить, справедливо полагая, что Соболевский больше него смыслит в морском деле.

Басманов тем временем мерил торопливыми шагами палубу флагмана.

— А никак нельзя уклониться от боя? Мне нужен Магнус, а не очередные пущенные на дно посудины.

— Как тут уклонишься? Они или на нас бросятся, или начнут лодки таранить.

— Ни к чему эта баталия, — волновался опричник. Он был в нескольких шагах от успеха и не мог совладать с эмоциями.

— Ничего страшного, и не таких бивали, — заметил Роде.

Но на этот раз все получилось не так легко, как обычно.

На одном из данских судов стояли новенькие мортиры, пушки навесного огня, и к ним оказался приставлен толковый канонир. На дистанции, недоступной русским орудиям, датчане открыли огонь.

Роде быстро понял, что проигрывает толком не начавшийся бой подчистую. Палуба оказалась проломленной в нескольких местах, снесло переднюю мачту, а враг не получил еще ни одного повреждения.

— Придется идти в прямую атаку и полагаться на абордаж, — заметил Роде. — А сама абордажная команда как раз болтается на дурацких лодках! Неужели фортуна, девка гулящая, от меня отвернулась?

Противный визг мортирных ядер, отвесно падающих с неба, заставлял Басманова бледнеть. Лишь чувство боярского достоинства не позволяло ему показывать окружающим, как он не хочет умирать именно сегодня.

— Магнус, королевский брат, сколькими кораблями и жизнями мы еще заплатим за тебя? И окупится ли эта страшная плата?!

…Соболевский, привстав на скамье, наблюдал за боем, поминутно рискуя свалиться в воду. Лицо его делалось все мрачнее и мрачнее.

— У датчан какие-то новые пушки. Они расстреляли флагман до того, как тот сблизился настолько, чтобы ответить. Не знаю, как дотянет Роде до Нарвы. Да что там думать об обратной дороге, когда его вообще могут пустить на дно!