Но это выходит… у них вообще прочих металюдей нет. Гномы-видисты? В принципе — и так может быть. Посмотрим, заключил я.

— Садись. Поговорим, — буркнул гнум, вскакивая на свой самокат, кивая на дощечку за собой.

— Вставай уж тогда, — уточнил я.

И забрался за гномом, охватив парой выпущенных из штанин тросов дощечку. Чтоб не навернуться, а то лапать рунного рисовальщика, обляпанного нарисованным… ну не особо я местным верю и не слишком они мне нравятся для такого.

Покатил борода к виднеющемуся… ну фасаду, иначе не скажешь. Такая, полухолм, полугора, а к дороге выходит этакая стрельчато-готишная фасадина, метров пятнадцати высотой, тридцати шириной. Встроенная в гору, её продолжение, по сути.

И рунная щебёнка была даже в полисаднике между горой стеной насыпана. Так-то чувствовалось, но думал, может, какое специальное гнумское колдунство. Но нет — извели всю нечисть на корню, вообще. Ну и хрен нааграрствуют по теперешним временам. Нахрена — непонятно, кроме оголтелого расизма, в голову ничего не приходит. Но меня, несмотря на охреневших стражей, вроде как впускают и договариваться собираются.

И не складывается так: или оголтелые расисты, тогда хрен меня бы пустили, а сразу бы послали, а то и стреляли бы. А если расисты вменяемые — то хоть укроп бы сажали, блин! И полевого-лугового какого, хоть одного бы терпели, факт.

Хотя — посмотрим. Кстати, морда бородатая явно хотела поглумиться — несколько раз я отмечал, как наезжал на камни. Вроде случайно, но старого байкера не проведёшь — именно специально.

А на особо крупном булдыгане аж обернулся недоумённо, моего грохота и удаляющихся матюгов не услышав. Увидел улыбчивую рожу, я даже лапой ему помахал, мордой своей скис.

И больше диверсий не учинял. Хотя я так и не понял — он простая и правильная сволочь-идеалист, или всё-таки сволочь нетолерантная.

Подъехали к фасаду, причём ворот в нём как таковых не было. Как я понял, оглядевшись, была куча стрельчатых проходов. Которые ТОЖЕ были воротами. То есть, этакая чешуя из нескольких подъёмных и опускающихся блоков. Сомкнутые — чешуя ворот. Одна створка — узкие высокие проходы. А что вторая и третья открывали — непонятно.

Но так, фактурно. Насколько оправданно — чёрт знает, но интересно и превращает фасад в подобие часового механизма.

Гнум притормозил, самокат свой откинул, потопал, рукой меня поманив внутрь. И опять я не понял — на кой. Можно было и у ворот поговорить. Потому что ввалились мы в какую-то комнатушку метрах в пяти от входа, откуда мой провожатый из-за простого стола с табуретами троицу каких-то гномов кышнул.

Ухватил кружку каменную со стола, провёл санитарно-гигиеническую обработку, в виде тряски дном к верху над полом. Плеснул в неё пива из бочонка, на том же столе стоящем, и требовательно протянул мне.

— Пей!

— Сам пей, тогда и я, — отрезал я.

— Думаешь яд?! — надулся гном.

— Думаю, раз уж хочешь хлеб преломить, то и брезговать трапезой с гостем… неправильно, — оскалился я.

— Знающие все, — посетовал борода, плеская себе пива, стукнулся кружкой и вылакал её. — Доволен?

— С чего бы? — удивился я. — Какой-то… гном, меня налюбить уже три раза пытался. На пустом месте, ни зла не желал, не надо мне ничего от него.

— Не налюбить… ладно, проехали, — милостиво махнул рукой борода. — В общем, слушай.

И выходила у местных нетолерантных сволочных гнумов, возможно — даже свинотрахов, такая ситуёвина.

Всё производство у них на антраците. Древесину везти долго, дорого и нечем особо.

Леса нехрен вырубать, тогда и дрова будут, мысленно отметил я, но промолчал. Их дело.

Так вот, в скале и ходе шахт проковыренных гнумами, как раз антрацитовая — основная. То есть она была ещё до конца. А сейчас они всякое разное добывают, но уже новыми шахтами. Ну и производство своё, которое последний месяц стоит.

Потому как в антрацитовой шахте стали появлятся в ощутимых количествах эти самые василиски. Ящеры, пары метров длины, бесхвостые и с закрытыми глазами. Зыркают, открывая глаза, отчего гномы впадают в летаргию, со сведёнными мышцами. И помирают через пару недель, хотя ряд рунной фигни помогает и несколько уже очнулись. Сам паралич действует двадцать один день.

Сколько жертв — гнум не докладывал. Но были, а добыча встала. Магострелы, оружие с гномским матом, осколочные гранаты тварей брали ОЧЕНЬ хреново, а тварей много. Огонь, яд и прочее — не брало вообще. Из антрацитовой шахты твари не выбирались, но, вроде бы, какое-то грызение ведут. И хорошего от этого грызения гномы не ждут.

Далее, просить эти коротышки никого не пожелали — ну дело их. Направили сообщение какому-то охренительному магу в Конфедерацию, поскольку своих нет. Тот пообещал быть, но через пару месяцев. То есть, ещё через полтора, получается.

Ну а всякие совсем лютые оружки, типа взрывчатки, как понятно, хрен используешь. Шахта обвалится, а может, и не только она.

И вот выходила, если подумать, херня. Метазвери — это звери с небывальщиной. Гибриды, жути подчас, но звери. Внимание, вопрос: а что они харчили то, до того как в антрацитовой шахте появились?

Далее, ни хрена не понятно, что творится в этом гномьем царстве. На вопрос «расскажи» гном изящно послал меня нахер.

— Берёшся? И что хочешь? — выдал он.

— Гномы Холодного обязуются не вредить и не творить урона мне и моему напарнику на время исполнения заказа, если мы сами не нападём, — начал составлять я «словесный контракт».

— Согласен, слово, — подумав полминуты выдал гном.

— Не чинить препятствий в перемещении и разговорах с обитателями, — улыбнулся я.

— М-м-м… хер с тобой, — махнул рукой борода.

— За очистку антрацитовой шахты от тварей я возьму… У вас деньги Конфедерации есть? — уточнил я.

— Есть гривны, — не стал отпираться он.

— Двадцатая часть за месяц работы, деньгами.

— Ты ох…ел? — выпучил глаза гнум.

— Ждите мага, — пожал плечами я. — Вы мне не очень нравитесь. Ты — особенно.

— Я тебе не девка, чтоб нравиться. И твоя тощая рожа мне отменно омерзительна, — поэтично ответил гнум. — Но дело — это дело. И двадцатая часть — не дело!

— Уговорил, восемнадцатая.

— ЭТО БОЛЬШЕ!

— Угу. Я так торгуюсь, — радостно ответил я. — Фирменный стиль.

— Ты… — задумался Ньялк.

И я, признаться, думал — пошлёт. Но… удивил. Сидел с минуту, хмурился, пальцы толстые загибал. И… заржал! С похрюкиванием, стуком по каменному столу ладонью.

— Гыг, хер с тобой! — проржался он. — Восемнадцатая так восемнадцатая. Пока ждём — потеряем больше. Или тебя сожрут и платить не придётся, — логично, но очень свински подытожил он.

— И это. Как я понял — нихера вы не знаете о этих «василисках»?

— Только что дохрена их, и хер с ними что сделаешь.

— Тогда так. Я за напарником. Нам нужно на парализованных посмотреть. Потом — в шахту. Ты слово дал, от всех гномов, — напомнил я.

Несколько излишне, конечно. Но… пусть подтвердит. Мне спокойнее будет.

— Дал, дал, — не стал кобениться рисовальщик.

— Тогда через час-полтора с напарником подъедем. Или я один, обсудим с ним. Провожатый нужен. Ты или ещё кто.

— Встретит, — кивнул Ньялк, протянув лапу.

И мою конечно пробовал подавить… но умеренно. Будь я человеком — трещинами бы обошёлся, не более. А я даже отвечать не стал, просто смотрел как на склочного придурка, с улыбкой. Как-то мне так даже больше понравилось, хех.

И потопал к Траку. Ряд моих идей Ленка могла подтвердить, часть — опровергнуть. И сама зелёнка не дура, да и хакер небывальский.

8. Гоблинский рюкзачок

В Траке с поджидающей зелёнкой, мы затеяли разбор полётов. На тему «что и как нам делать». И для начала, Ленка меня как повеселила, так и просветила:

— Кащей, эти гномы не сволочные, — заявила она.

— Это как это не сволочные, когда сволочи не толерантные и вообще — видисты? — взомутился я.