Стараясь сохранять полную невозмутимость, я опустился на стул за столик к отцу и подозвал официантку.

— Девушка, будьте добры: имбирный чай и небольшой кусочек пирога с творогом. — Этим я сразу дал понять отцу, что не задержусь надолго. И не буду тратить время на изучение бумаг, которые уже лежали в папке на столе.

— Мне еще одну чашку кофе.

Сиплый голос отца, в котором всегда рокотали грозные нотки, несмотря на тему разговора, вмиг напомнил мне, как когда-то я пугался до потери пульса от одного сурового: «Леонид, подойди сейчас же». Но это осталось в прошлом. Из отца за последние годы будто вытекла вся сила, исчез запал в карих глазах. Казалось, они даже поблекли до бледно-коричневого. А в волосах добавилось седины. Остальное оставалось прежним: идеально сидящий костюм, гладковыбритый подбородок и плотно сжатые губы.

— Тебе пошел двадцать девятый год, а ты до сих пор позволяешь себе выглядеть шалопаем среди приличных людей.

Ну да, я был в курсе, что на меня пялится весь ресторан, а девушки чуть не теряют сознание, заметив мою штанину, почти до колена пропитанную кровью. Отец, ясное дело, не знал о том, что кроме бизнеса у меня есть вторая работа — опасная и секретная. Я решил не пускаться в длинные лживые объяснения, перейдя сразу к делу.

— Еще по телефону я повторил трижды, что меня не интересует владение твоей компанией. Не думаю, что для тебя это стало новостью. Я с детства не интересовался телефонными коммуникациями и сейчас не горю желанием поднимать с колен твоего загнувшегося мобильного оператора. Будет всем лучше, если ты поручишь это неблагодарное дело профессионалу. Но если же ты принципиально хотел оставить свою компанию наследнику, надо было заводить больше отпрысков.

На стол между нами опустился фарфоровый чайничек с имбирным чаем и аккуратный треугольный кусочек пирога. Официантка, выглядевшая так безупречно, что невозможно найти ни одного изъяна, аристократичным движением налила чай в маленькую чашку и тихо удалилась. Не прошло и минуты, проведенной в молчании, как перед отцом поставили его кофе.

Сделав глоток, он наконец-то ответил:

— Даю тебе последний шанс согласиться и подписать бумаги. Я всю жизнь трудился над этой компанией, чтобы в итоге оставить ее тебе.

— Всю жизнь трудился, но вдруг что-то пошло не так… Быть может, ты просто вытянул из компании несколько миллиардов, чтобы обеспечить себе безбедную старость, а все остальное решил скинуть мне?

— СМИ раздувают скандал из ничего. У нас в стране много конкурентов, которые не жалеют денег на ликвидацию противников, даже таким грязным путем, как подкуп СМИ и фальсификация доказательств.

— В любом случае мне не нужна твоя компания. — Собираясь скорее уйти, я принялся за пирог.

— Ты никогда не заработаешь столько на своем бизнесе.

Прожевав кусок и запив чаем, ответил:

— Ты не знаешь, сколько я зарабатываю.

После тяжелого вздоха отца снова повисла тишина, во время которой я успел доесть пирог и выпить чай, поглядывая на время. Еще успею перед сном немного погонять за городом.

— У тебя есть брат и сестра.

Хорошо, что я в этот момент уже все проглотил. Потому что точно подавился бы.

— Откуда они взялись? — глупый вопрос, но я от шока не мог толком соображать. Брат и сестра, о которых отец никогда ничего не говорил?

— Я изменял твоей матери. — Голос отца даже не дрогнул, а вот мой кулак — да. Кто бы сомневался. Я догадывался, но лучше бы мои догадки остались без подтверждения. Мне стоило немалых усилий не придушить отца в этот же момент. И даже появилось дурное желание забрать его компанию — и разрушить ее к чертям собачьим.

— И что теперь? — спросил я, держа тон голоса на одной ноте. — Будешь шантажировать меня тем, что отдашь компанию кому-то из этих двоих? Да пожалуйста. Я буду только рад.

— Брат, в отличие от сестры, не знаком с ведением бизнеса. Поэтому, если ты отказываешься, компанию я, скорее всего, отдам ей.

— Вот и чудно. Я со всем согласен. Обрадуй мою сестренку. — Я выдавил из себя улыбку, прекрасно понимая, какие проблемы лягут на хрупкие женские плечи вместе с потрясающим подарком — считай чумной кот в золотом мешке.

Отец накрыл ладонью одну папку — черную и тонкую — и пододвинул ее ко мне.

— Не хочешь на нее взглянуть? Вы очень похожи.

Я резко подорвался из-за стола, всполошив громким стуком людей за ближайшими столиками. Переговоры, тихий женский смех и звон посуды стихли.

У меня было целых две семьи. Сто человек в своей компании, и еще целых триста человек — все мои соседи по Лагерю. Никто из них не приходился мне родственником. Но тем не менее все они были мне близки — ближе родного отца. Который однажды гульнул с какой-то бабой, оставив мою мать дома в слезах, и теперь предлагает познакомиться с результатом одного из своих предательств?

— Дамы и господа, прошу, не отвлекайтесь от трапезы, — произнес я с улыбкой, обводя взглядом заполненный ресторан. А позже, когда большинство посетителей опустили взоры в свои тарелки, уже без улыбки сказал отцу: — Я ушел из дому семь лет назад. На прощание ты мне крикнул, что я тебе больше не сын. Так вот. Ты мне уже давно не отец. Значит, эта девчонка не имеет ко мне никакого отношения. У меня нет причин на нее смотреть. — Я вышел из-за стола, достал несколько купюр из кошелька и придавил их блюдцем. — Надеюсь, она обрадуется твоему подарку.

Не задерживаясь взглядом на посетителях, которые явно рассматривали меня, пока петлял между их столиками к выходу, я надеялся на то, что этот разговор с отцом был последним. Но чуйка вторила: размечтался.

Пусть я перенесла все сегодняшние встречи на другие дни, но так и не легла спать. Приготовила поесть, сделала себе крепкий-крепкий кофе и устроилась работать за ноутбуком в гостиной, которая являлась моей комнатой. Последние полгода я спала на раскладном диване, одежду хранила в шкафу в прихожей или в фотостудии. В нашу бывшую комнату — теперь спальню Глеба — заходила только в случае крайней необходимости, пусть он больше и не додумывался приводить кого-то домой.

За сегодняшний вечер мне предстояло как можно скорее обработать два десятка фотографий из недавней фотосессии. Кожа у модели была почти безупречной, нуждалась лишь в легкой ретуши, но все равно у каждого снимка требовалось провести цветокоррекцию, исправить некоторые мелочи, а на троих, по заказу клиентки, сменить фон.

В конце концов я с трудом заставила себя перестать поглядывать на экран смартфона и с головой погрузилась в «Фотошоп». Хотя время от времени мой взгляд вновь ускользал к молчаливому мобильнику, когда компьютер подтормаживал на сложных фильтрах. И долго я буду ждать его звонка? К чему надеяться, если моя визитка, скорее всего, давно валяется на дне какой-то урны, присыпанная мусором.

Хлопнула входная дверь. Тело вмиг напряглось, а внутри выпустила коготки ярая ненависть. Я прикрыла глаза, пытаясь успокоиться и молясь, лишь бы Глеб, как многие вечера прежде, просто разулся, переоделся, подогрел себе на кухне ужин и отправился в спальню сражаться с виртуальными монстрами за компом.

Странный шелест полиэтилена удивил. Обычно я сама покупала продукты, просто прося определенную сумму на траты. Неужели Глеб зашел в магазин? Скорее всего, он затарился чипсами и всякой прочей гадостью и теперь проигнорирует кухню вовсе. Ну и хорошо.

Вот только звук был действительно странным. Не очень похожим на шелест пакетов. Я перевела взгляд от монитора к проему приоткрытой двери. Прошло несколько мгновений, которые отмерял громкий стук моего сердца, и Глеб потянул на себя дверь. Предстал на пороге с огромным букетом нежно-алых роз.

Даже когда мне изменил, принес букет поменьше.

Тогда у меня был дурацкий день с самого начала. Я переборщила с заказами, слишком много на себя взяла, ночью уснула на диване с ноутбуком на коленях, а утром обнаружила, что опаздываю, да еще и мобильник разряжался. Зато перед выходом успела поругаться с Глебом на кухне из-за того, что он наверняка вечером заметил, что я уснула на диване, и не разбудил (в крайнем случае не укрыл одеялом и не отнес в постель). Он возмущался, что я слишком много работаю, и объяснял, будто таким образом преподал мне урок. Ибо слова до меня не доходили. Я вспомнила ему о том, что мы давно не проводим вместе время, и поэтому имею полное право распоряжаться своим свободным временем, как хочу. Хоть пашу двадцать четыре часа в сутки, хоть валяюсь в кровати.