— Что угодно… Можешь это все сразу. Но имей в виду: мое прощение не продается.

Он замер. Застыл своим огненным взглядом на моих глазах. Конечно, он болтать горазд и сочинять обещания. Тем более пусть не надеется вновь залатать мою душу кучей денег.

— Сделай хоть что-нибудь — и я подумаю, прощать или нет.

Знаю, она хотела бы меня избить, отомстить, как и остальным. Но не могла. Как бы ни делала вид, что меня ненавидит, ее дар, который не пробуждался в моем присутствии, был немым свидетелем наличия чувств.

Однако это не мешало ей убивать меня словами.

Когда ее увидел, сжал в объятиях, на несколько мгновений почувствовал себя самым счастливым и богатым человеком в мире. Едва не задушил ее от нахлынувших чувств — меня самого они едва не задушили. Но потом эта Светлана со своей чепухой, добавился отец с «радушным» приемом, но хорошо, что он увел ее в дом и оставил нас наедине. Майя даже не смотрела на меня, когда я на скорую руку оформил все свои мысли в незамысловатое: «Прости меня… Я дурак»

— Я тебя не собираюсь прощать. Никогда.

Точно удар ниже пояса. Контрольный с ноги в голову. И еще, кажется, каблуком прямо в грудную клетку — потому что дышать стало нечем. Кроме того, что-то содрогалось внутри, там, куда не достают ничьи удары, только жестокие слова.

Лучше бы она меня зверски отметелила — не так было бы адски больно.

А на что я, собственно, надеялся? Что она зацелует меня, когда увидит? За то время, пока ее искал, беспокоился лишь о том, где она и как она, а не о том, что буду делать, когда ее найду.

И теперь страдал в растерянности. Говорил ей что-то, но она не хотела меня слушать. Я чувствовал, как ее распирает от желания свалить, спрятаться обратно в свою норку, лишь бы меня не видеть — уйти от всего мира, бросить всю свою прежнюю жизнь, отказаться от профессии фотографа и консультанта по шоппингу, лишь бы я ее не нашел. Столько усилий, чтобы спрятаться от чувств.

Так же, как я прежде чуть не отдал Командиру двадцать миллионов рублей и не уехал неизвестно куда в командировку, лишь бы не видеть ее. В тот момент, когда понял, что собираюсь сделать подобное впервые в жизни, осознал, насколько все серьезно — насколько катастрофично и безвозвратно я влип.

Она любит меня намного сильнее, чем я думал. Радоваться бы этому, но… эти же сильные чувства и являлись причиной ненависти и злости.

Что мне сделать, чтобы она вновь смотрела на меня с нежностью в глазах? Что сказать, чтобы не хотела уйти? Казалось бы, я не обычный человек. У меня много денег, связей, а в теле живет дар, дающий уйму удивительных способностей. И сейчас, стоя перед девушкой, каждое слово которой бьет больнее стального кулака, я бессилен. Все мои попытки оправдаться казались жалкими. Но я не мог так просто сдаться. Наручники, сковывающие наши запястья, это лишь гарантия того, что у меня пока есть шанс все исправить, что она не исчезнет в тот миг, как я просто моргну. На самом деле никто не будет привлекать Майю к суду за совершенные преступления. Пока у ресемитора не стоит блок на даре, ему многое прощают. Ведь дар сильно влияет даже на принятие решений, особенно когда они касаются обидчиков ресемитора.

Да, я, когда обещал заступиться перед Командиром, приврал. Причем не умышленно, сгоряча. Хотел, чтобы Майя нашла хоть одну причину остаться рядом. Но, похоже, ее не страшило обвинение… либо она надеялась ускользнуть и не дать себя отвезти в Лагерь.

Вон как взбунтовалась, когда почувствовала поддержку какой-то знакомой старушки, которая непостижимым образом появилась в доме.

Я был готов всем и каждому доказать: ни за что не сниму с Майи наручники. Пусть считают меня, кем хотят. И уже собирался сию секунду везти Майю в Лагерь, но Светлана Иннокентьевна вместе с отцом порвала все планы. Свалила на наши головы столько шокирующей информации, что даже я растерялся.

«Как удержать рядом Майю и что сделать, чтобы она простила меня?» — единственные вопросы, над которыми собирался думать все время, пока их не решу. Меня больше ничего не волновало. Исповедь Светланы хотелось просто засунуть в коробку и отложить на потом, чтобы переслушать на досуге и сделать выводы. Заодно и этот чертов тест ДНК.

Да мне, если честно, даже было похер, чей я сын! У меня давно была другая семья — мой Лагерь. Может, потом во мне что-то дрогнет и я по-иному на все взгляну, но сейчас все мое внимание было обращено только к Майе, только к ней.

Чья она дочь — тоже наплевать. Главное, она здесь, рядом, ее тонкие пальцы переплетаются с моими, она смотрит на меня своими большими карими глазами. Пусть с ненавистью, обидой, злостью, но я все готов отдать, лишь бы только она всегда оставалась рядом.

Мне нужно было сразу уводить ее оттуда, но кто знал, что отец хранит столь чудовищные откровения. Я посылал их мысленно на хер, как бы они ни пытались взорвать мой мозг. Самоубийство? Отец считал, что сделал благородный поступок в отношении меня? Зря. И теперь, раскрыв страшную правду, собирался вытянуть меня на сочувствие? Зря. Мне похер. Что бы он ни сказал, все равно останется ее убийцей. Ничего не изменится. Для меня ничего не изменилось, лишь появилось дикое желание съездить ему по морде за то, что он так легко сказал об этом в присутствии Майи.

У меня чуть крыша не поехала, когда она просто тихо отключилась и долго не приходила в себя. Хватит с нее общества этих безжалостных, беспринципных людей. Уже довели до ручки.

Я решил переночевать в этом доме лишь потому, что ей нужно было прийти в себя. К тому же я хотел спокойно поговорить, попытаться найти слова, которые хоть немного расположили бы ко мне.

Но я точно бился головой о стену.

— Мое прощение не продается. — И это было сказано всего через полминуты после того, как я искренне признался в любви.

Нет, в этот раз она не ударила меня. Она показала, что на самом деле я чертовски беден. Что мои деньги, которые я заработал честным трудом, на самом деле ничего не стоят.

— Понимаю, ты, скорее всего, восприняла мой денежный конверт как оскорбление. Но не думай, что я всем подряд оставляю подобные суммы. — Я крепче сжал ее запястья, нависая над ней, чтобы она хотя бы посмотрела в мои глаза. Нет же, отвела взгляд к занавешенному окну. — Я хотел, лишь чтобы ты купила себе новый фотоаппарат, ноутбук, вещи, которые потеряла по моей вине.

— Как благородно… — ее голос сочился ядом. Я вновь точно со всего разгона треснулся головой о стену. Не выдержал разбушевавшейся ярости от бессилия и, отпустив ее запястья, откинулся рядом на подушку. Не продержался и нескольких секунд — переплел наши пальцы и принялся поглаживать большим пальцем ее такую нежную и шелковистую кожу на тыльной стороне ладони.

Она не отдернула руку — и на том спасибо. Мысли роем ос шумели в голове, и ни одной толковой. Я был готов сделать что угодно, лишь бы она сама прильнула ко мне. Улыбнулась мне. Дала хоть один шанс заслужить прощение.

Именно шанс. Я прекрасно понимал: что сегодня ни сделаю, что ни скажу, чуда не произойдет, она меня резко не простит, даже если я прямо сейчас звезду с неба достану. Может, со временем, если смогу удержать ее рядом, обида постепенно сотрется. Если смогу каждый день делать ее хоть немного счастливой.

Такое странное приятное чувство возникало даже от мысли о том, что однажды она вновь рассмеется от моей шутки. Обрадуется моему подарку. Засмущается от моих приставаний. Посмотрит на меня открытым, искренним взглядом. Скажет, что тоже любит…

Не удержался и вновь обнял ее, прижимая к груди. Молчал. Все равно словам не поверит. Не словами я должен заслуживать прощение — поступками. И столько всякой несусветной чепухи крутилось в голове. Одно казалось мелочным, другое — нелепым. Ничего подходящего.

Дурея от этого хаоса, на время просто разогнал все мысли и прижался губами к ее волосам, вдыхая свежий, цветочный запах. Осторожно провел рукой по ее спине, боясь, что она в любой момент откинет ее и меня оттолкнет. Кошмар, как она исхудала… Бедная моя девочка… Ну зачем я такой придурок?..