Какая-то девушка передала Лео полотенца и одноразовые туалетные принадлежности. Спросила, закажем ли мы ужин сразу, и протянула меню. Лео сбросил все с рук на кровать и, взяв квадратную книжечку, обернулся ко мне:

— Что ты будешь?

Спросил спокойным голосом так, будто все в порядке вещей, будто здесь, пока мы ждали полотенца и меню, говорили о погоде. Будто все в порядке.

А мне хотелось кричать, возмущаться! Выгнать эту девушку и приставить Лео к стенке! Какого черта, какого?! Да здесь даже нет дивана! Одна кровать, тумбочка, столик, телевизор и шкаф.

Топя в себе гнев, я сложила руки на груди. Вперилась в Лео таким многозначительным и злым взглядом, что ему точно должно было бы стать не по себе. Но ему не стало. На его безупречно-красивом лице не дрогнул ни один мускул.

— Если сомневаешься, предлагаю довериться мне. Здесь просто потрясающая кухня, они готовят вкусно все. Но несколько блюд уже успели стать моими любимыми.

Пока Лео делал заказ, я кипела от злости. Готовила целые тирады, которые обрушу на него сразу же, как только девушка уйдет. И не поможет ему обезоруживающая улыбка и милое выражение лица.

Кожа на шее настолько обезумела от влажных поцелуев, что мелко пульсировала. Я с особым остервенением принялась ее тереть рукой, чтобы скорее убрать с нее следы сводящего с ума удовольствия.

За этим занятием и застал меня Лео, закрыв за девушкой дверь. Застыл удивленным взглядом на моей шее, которую я продолжала мучить.

— Что? Не ожидал? Потешь себя моей минутной слабостью, но продолжения не будет. Я с тобой спать не буду. Не знаю, что ты себе надумал, но я купилась лишь на твое желание помочь и не собиралась рассчитываться натурой. Не хочешь помогать как друг — я уйду.

Да, она простая, но забавная. И еще мне казалось, что я давно научился предугадывать слова девушек, но Майе удается меня удивлять.

Шампиньоны с чесноком? Она серьезно? Она действительно подумала, что меня может остановить чеснок или лук? Какая же все-таки наивная, до смеха и умиления. Но — самое важное — она ведь догадалась, что случится, когда мы останемся наедине, потому что не запела бы песенку о шампиньонах в странном сочетании с чесноком. Не помню, чтобы в принципе когда-то ел подобную гадость.

Да и она, если бы не хотела со мной переспать — разве поехала бы ночевать загород в одном номере? И теперь какие-то гребаные тараканы в ее голове мешают нам обоим получить удовольствие.

То, что она меня хочет, но дико стесняется этого, я заметил уже давно. И по взгляду, и по поведению, и по смущенным улыбкам. Когда я к ней подошел сзади и принялся медленно, неспешно раскалывать гранитную скорлупу, в которую она сама же себя заковала, чувствовал, насколько ей самой хочется, чтобы кто-то обнажил ее.

Я уже догадался, что раньше с ней обращались слишком грубо, поэтому пошел по более ласковому пути. Но, видимо, ошибся. Надо было ее припечатать к стенке, чтобы аж дух выбило из груди, а не размениваться на нежности, от которых никакого толку. Вон, теперь стоит и отчаянно трет то место на шее, где я ее целовал.

Либо, возможно, надо было играть прежнюю роль — роль ангела-спасителя, пока бы мы не оказались в кровати. Тогда бы она никуда не сбежала, не смогла меня остановить, да и сама бы не захотела. Но, с другой стороны, теперь я более чем уверен — она бы стала проклинать себя сразу же, как все закончилось.

Поэтому, еще раньше, рассчитывая последствия, остановился на варианте, который и исполнил. Я знал, что совсем скоро придет девушка с полотенцами и нас прервет. Я хотел дать Майе передышку, чтобы она сделала выбор умом: отказать мне в продолжении или нет?

И в этом заключается моя ошибка. Которую, впрочем, я обязан был сделать. Ибо мог все довести до еще худшего результата.

Раньше мне было пофиг на то, что девушку прямо после секса осенило бы, что она наделала. Ну осенило и осенило! Собрала вещи и убежала — подумаешь! Мне же легче, самому не пришлось выгонять и не надо терпеть всю ночь до утра кого-то рядом.

Майю же мне кровь из носу нужно было удержать до утра. Возможно, надо было в таком случае, сцепив зубы, до самого утра держать в руках себя и все, что не хотело держаться, а рвалось на свободу.

Но в данный момент сдерживаться — казалось чем-то нереальным, несмотря на то что Майя одним взглядом готова была меня убить и, если я хоть шаг сделаю ближе, точно начнет орать: «Насилуют!» В голове на повторе стоял единственный сюжет, как я в несколько шагов преодолеваю между нами расстояние, одной рукой с легкостью заключаю ее в настолько крепкие объятья, что такая хрупкая девочка точно не в силах будет вырваться, а другой — держу голову, не давая уйти от поцелуя. И пока ее тщетные попытки брыкаться сходят на нет, наслаждаюсь тем, как плавится ее решимость вырваться под моим напором.

«Я очень нежный, Майя». На самом деле я такой, как того требует ситуация. Девушек много, они все разные, каждой нужно что-то свое. Угадать желания девушки — еще то искусство.

Возможно, ее действительно нужно взять силой? Но не сделаю ли я еще хуже?

Да что ее, черт возьми, держит? Штамп в паспорте? О, мне в одно время казалось, что именно замужние девушки активнее соглашаются перепихнуться, чем свободные. Или Майя из этих, самых противных вариантов, которым требуется отборная и качественная лапша?

— Я не дам тебе уйти. В таком состоянии ты наделаешь глупостей. А я не хочу, чтобы ты попала в неприятности. Как бы там ни было, я о тебе беспокоюсь. Хочу, чтобы у тебя было все в порядке.

Она возмущенно хмыкнула, подняв взгляд к потолку. Ей понравились мои слова. Но нападать пока что рано. И от двери лучше не отходить.

— Не думай, что можешь быть серьезным препятствием, если я действительно захочу уйти. Я в состоянии здраво мыслить. И теперь жалею, что купилась на твою доброту. — Майя резким движением отбросила светло-каштановые пряди с лица и, наградив меня уничижительным взглядом, направилась прямо на меня. То есть, конечно же, к двери. — Отойди, — сказала мне куда-то в грудь, остановившись в полуметре от меня.

— Да, окей, я хотел с тобой переспать, — поднял руки в примирительном жесте, внимательно следя за реакцией. Майя вскинула голову, поджав губы от злости. — И что тут криминального? Ты на грани развода. Мужа своего, как я понимаю, больше не любишь. Ведь так?

Она отвела взгляд и прошипела:

— Ненавижу.

В надежде, что это адресовалось не мне, я продолжил быстро соображать, как построить наш разговор так, чтобы вернуть былое доверие.

— Тогда в чем проблема? Я свободен, ты замужем только на бумагах. Мы оба взрослые люди, прекрасно понимаем, что нравимся друг другу. Почему не… — я осекся, увидев, как у Майи стали краснеть щеки, а взгляд заметался со стороны в сторону, будто в поисках выхода.

Елки колючие, я сейчас сдохну от умиления — она смутилась из-за того, что я невзначай признался в своей симпатии. Иногда, как сейчас, просто хочется посадить ее на коленки и тискать до заливистого девичьего смеха. Но от этого желание забраться к ней в трусы не становится меньше, оно обретает какую-то дикую форму. Такую, что мне самому сложно себя узнать.

Нервным движением она заправила прядку за ухо, пока другой рукой комкала штанину своих широких бирюзовых брюк. Точно хочет что-то сказать, но не решается. Эх, жаль, что дар не позволяет читать чужие мысли. Можно только менять чьи-то воспоминания, рисовать и смотреть чьи-то сны, и узнавать чье-то будущее. Ну и еще несколько фишек, бесполезных в данный момент. Казалось бы, вроде я сверхчеловек, но иногда чувствую себя бессильным. Вот и сейчас, ума не приложу, как ее удержать? Как из нее вытащить слова, которые у нее дрожат на языке? Я по работе привык допрашивать людей, заставлять их говорить то, что они прежде кому-то клялись ни за что не рассказывать. Потому что могу быть по-настоящему безжалостным.

А сейчас приходится оставлять за порогом и свои профессиональные способности, и сверхспособности. И что остается? Ловелас с огромным багажом опыта за плечами, который, почему-то, сейчас бесполезен.