И из всех близких людей не было ни одного человека, которому я бы сочла нужным сообщить, что со мной все в порядке. Да и не думаю, что кто-то особо будет по мне горевать. Фактически я никому не нужна.

Ночуя на улице под открытым небом, часто задавалась вопросом, что делала в жизни не так. Ведь, в принципе, мало чем отличаюсь от Глеба — он тоже никому особо не нужен. Долго думала, почему так происходит, ведь я, по сравнению с ним, вроде бы неплохой человек. А потом пришла к выводу: быть кому-то нужным еще надо заслужить. И дело не в том, хороший я человек или плохой.

Утром стала наблюдать за старушкой и отметила про себя, что она, несмотря на возраст, во всем самостоятельна. Ей никто не нужен, поэтому она и гонит меня. И это мне необходимо было изменить.

Дурацкий план пришел в голову: продемонстрировать ей свою нечеловеческую силу и сыграть на этом. Хоть я толком не ведала, как управлять даром, но могла наврать с три короба. Главное, показать пару фокусов, а потом можно добавить, что я будто умею варить какие-нибудь целебные зелья — если что, действие плацебо никто не отменял. И вот, я как-то просто подошла к старушке, выхватила из ее руки нож, которым она на улице разделывала рыбу, и полоснула им по своей ладони. Призналась ей в том, что я ведьма. Впадая еще в больший шок, старушка наблюдала, как кожа на моей ладони срастается на глазах. Я пригрозила ей страшной расправой, если она меня не приютит. А если приютит — будет жить долго и счастливо, благодаря мне. И старушка согласилась.

Правда, сразу же, как я переступила порог, треснула меня по голове ведром и заперла в доме. Мой дар проснулся, и я с помутневшим от злости рассудком разнесла ей почти всю мебель, проломила окно и разогнула решетку. Успокоилась лишь на улице, глядя на старушку, которая крестилась дрожащей рукой.

Я долго на коленях умоляла ее успокоиться и простить меня, ведь плохо умею управлять своей силой. Когда она уже немного пришла в себя, сама попросила прощения за то, что треснула меня ведром по голове. Мол, страшно испугалась и только и думала о том, как запереть меня надежно и скорее побежать за батюшкой.

М-да, боюсь, он бы тоже перепугался до потери пульса.

В любом случае теперь старушке нужно было ремонтировать мебель в доме и заделывать окно. Я пообещала все исправить сама и в этот раз с ее стороны было бы глупо послать лесом человека, который хотел искупить свою вину.

Наконец-то у меня появилась крыша над головой. И уйма работы до седьмого пота. Но я не жаловалась. Старушка, которую, как оказалось, зовут Зоей, больше меня по голове ведром не била, даже если я путала сорняки со свежей рассадой. Сказала, что не возьмет с меня ни копейки за еду. Новую мебель в дом она не хотела, поэтому мне пришлось убить маникюр и отремонтировать с горем пополам все самой, находя свободное время между разработкой плана мести, готовкой, уходом за животными и работой на огороде. Как оказалось, старушка потом даже рада была скинуть на меня половину своих хлопот.

О, за месяц я загорела так, что превратилась в мулатку. Черные волосы, торчащие во все стороны, глаза, опухшие от слез, настоящий цвет которых прятали голубые линзы и кожа шоколадного цвета — просто красавица. Без интернета, постоянного утреннего душа и фотоаппарата под рукой я сходила с ума. Но потом привыкла. Ко всему можно привыкнуть. Единственное, к чему было сложнее всего заставить себя привыкнуть: к мысли, что я больше никогда не встречусь с Лео. Долго убеждала себя, что от этого мне будет только лучше.

Правда, однажды я увидела его издалека. Они с каким-то парнем, стоя у калитки, крутили перед носом у теть Зои моей фоткой, но старушка, будь она еще сто лет так же здорова и уперта, до последнего доказывала, что такой девушки здесь никогда не видели.

Он стоял совсем недалеко, водил глазами по округе, а меня била крупная дрожь. Я застыла на кухне, прилипла взглядом к щели между оконной рамой и вылинявшими занавесками. Лук шипел на сковороде, мелкие капли распаленного масла летели мне на руки, оставляли ожоги, которые, впрочем, быстро заживали. Я не чувствовала боли. Только отмечала про себя, что Лео так зарос, будто не брился и не стригся с нашей последней встречи. Он даже как-то осунулся. Больше не улыбался, выглядел устало и угрюмо. Что-то внутри меня вякнуло, что он выглядит так, потому что страдает без меня, но я быстро заткнула этот писклявый внутренний голосок. И так и не смогла оторвать от него взгляда, пока он, уходя, не скрылся за листвой разросшегося виноградника.

Сначала я где-то в глубине души хотела, чтобы он меня нашел, несмотря на все мои ухищрения. Одумался, понял, что окончательно меня потерял, испугался и сердцем почувствовал, где я. И если бы он действительно явился неделями ранее, а не аж через месяц, я бы, как дура, выбежала из дома и бросилась к нему навстречу в объятья.

Но сейчас я понимала одно: он был такой угрюмый и недовольный лишь потому, что ему пришлось искать меня. Наверняка Командир заставил. А кто будет рад ездить по деревням и искать бывшую, с которой так по-скотски поступил, вместо того, чтобы где-нибудь в элитном клубе цеплять новую девчонку? Так что пускай колесит себе дальше. Если будет хоть чем-то занят, то меньшему количеству девушек разобьет сердце.

А я буду дальше готовить план мести. Поджог гостиницы стоял третьим на очереди. Первым был прокурор.

Только его увидела, сворачивающим в темную подворотню по дороге домой, дар вмиг проснулся. Я набросилась на шокированного прокурора как бешеное животное. Его попытки защититься только смешили и подзадоривали пробудившееся чудовище. Мозг напрочь отключился — я не планировала бить мужчину настолько сильно, как получалось. Дикая, звериная ярость ослепила. В голове только и сверкала красным транспарантом надпись: убить подонка! Мои кулаки колотили избившую меня сволочь с такой быстротой и силой, словно я была мировым чемпионом по боям без правил.

Кто-то рискнул меня оттащить — и сразу же с точной подачи отлетел куда-то в сторону. Единственное, что смогло меня остановить, это вспышка камеры, разогнавшая на миг полумрак. Я резко вскинула голову, быстро нашла глазами подростка, отвлекшего меня от расправы. И только сейчас заметила, сколько людей собралось вокруг. Их крики, споры смерчем ворвались в голову и встрепенули отключившийся рассудок.

Я обнаружила себя сидящей на асфальте, верхом на прокуроре, который уже был не в состоянии сопротивляться. А его лицо, все в крови и ранах… Я захлебнулась криком, прижимая ладонь ко рту. Ужас пронзил меня тысячью ледяных стрел, заставляя застыть на месте. Неужели это сделала я? Вот этими маленькими ручками? Повернула ладони тыльной стороной вверх и вздрогнула от чудовищной картины. Кожа на некоторых костяшках лопнула, кровь сочилась с ран, смешиваясь с кровью прокурора. Я совершенно не ощущала боли, только легкое жжение, и не могла оторвать глаз от быстрорастущих новых клеток.

Кто-то сильно смелый решился схватить меня за капюшон, наверняка чтобы оттащить и заодно показать всем мое лицо. Отшвырнув чужую руку, я подорвалась на ноги и вовремя прикрыла лицо от новой вспышки. Бросилась бежать со всех ног, слыша приближение полицейских сирен. Кто-то ринулся за мной вдогонку.

Как бы я ни пыталась удержать капюшон, он слетел. Но больше переживать о том, что увидят мое лицо, не стоило. Я успела хорошо оторваться, затеряться в улочках и спрятаться в месте, которое присмотрела заранее — укромный уголок за гаражами, где пахло не лучшим образом, валялись пустые бутылки и презервативы. Зато здесь можно было перевести дух… и смыть с рук кровь.

Некоторое время я просто стояла, оперевшись спиной о поржавевшую стену гаража, и глотала ртом воздух. Футболка взмокла от пота, ноги гудели, каждая мышца в теле мелко вибрировала от перенапряжения — я в жизни так быстро не бегала. Легкие горели огнем, сжались, точно превратились в кучу угольков. В горле пересохло. Дрожащими пальцами едва получилось открыть бутылку с водой, вытащенную из сумки через плечо, и сделать пару глотков. Вода ожидаемо несколькими ручейками пролилась мимо рта, намочила темную толстовку. Если присмотреться, на ней виднелось много брызг крови. Придется ее где-то подальше выбросить.