– Так отчего же все-таки не была изгнана?

– Да так-то она вроде толковая девица и обученная не абы как. Да и сын тут уехал. Вот покойница ее и простила. Но тут племянник жить приехал. Елизавета осторожней стала, но хвостом перед ним крутила, сам видел. Вот я и спросил про мужчин в вашей семье. А раз у вас только дедушка, тут опасность может быть пострашнее, чем с молоденькими. Охмурить богатого старичка завсегда интересно. У той Елизаветы ухажеров хватало, так что явно она не запросто так тут хвостом вертела, окрутить хотела. Сперва сына, а после племянника. Чтобы, стало быть, замуж за кого-нибудь из них выскочить.

– По этому поводу вы можете не беспокоиться. Дедушка наш все равно в Петербурге остался, тут мы с маменькой вдвоем. Вы вот только скажите, а ухажеров Елизавета в дом, пока хозяев нет, не водила?

– Ни боже мой! А уж после скандала вовсе притихла. Она и с Михаилом Юрьевичем хвостом крутила как-то без азарта, скорей по привычке. А ухажеры ее после работы встречали, что никому не возбраняется. Одно плохо, за три года, что я здесь, их штук сто сменилось.

– Так уж и сто?

– Ну с полдюжины точно было, – чуть смутившись, уточнил консьерж.

– Спасибо вам. Я уж сама этот вопрос решать не стану, пусть маменька решает. Но если вы знаете, как ее сыскать, Елизавету то есть, то скажите на всякий случай.

– Это я скажу. Даже вот напишу вам.

– А что про убийство говорят? – спросила я, понизив голос, словно мне про это и спрашивать жутковато.

– Да что тут говорить можно? – не поднимая головы от бумажного листка, ответил мне словоохотливый собеседник. – Жалеют Людмилу Станиславовну. Ждут, каким соседом будет ее сынок, если пожелает здесь остаться. Это когда он из Сибири приедет, ясно станет. А так? Почти все говорят, что племянник не убивал. Вот соседка говорит, что голос мужской слышала и что не его.

– Да как же здесь чего услышать возможно, стены вон какие толстые? Верно, и между квартирами не тоньше.

– И то верно. Я сам так предполагаю, что старушка подслушивала у дверей, но сказать про то стесняется. Но и в этом случае непросто голоса расслышать. Других вон не поймешь, то ли слышали чего, то ли нет. То ли правду говорят, то ли уже выдумывают задним числом. Вот вам Елизаветин адрес. Она сама оставляла, как раз в расчете, что про убийство все вокруг знают и что прислуга стала свободна, тоже сообразят. А я твердо сказал, что адрес давать стану, но и предупреждать буду, что она собой в отношении мужеского пола представляет.

– А она что?

– Засмеялась и сказала, что ей это все равно.

Я поблагодарила и положила перед консьержем серебряный полтинник. Тот ужасно смутился, но вознаграждение принял не без удовольствия. Вот ведь какой деликатный человек попался!

Во дворе, покуда я отсутствовала, появилась большая подвода, и с нее грузчики принялись снимать большущий ящик. Они уложили пару досок в качестве сходней и со всей предосторожностью скатывали по ним привезенное добро. Вот что это могло быть? Неужто пианино? Но может быть и шкаф. Впрочем, это хоть и любопытно, но меня никак не касается. Понять бы еще, с чего и чем конкретно меня вся эта картина заинтересовала? Что-то ведь шевельнулось в голове, но никак не ухватить!

Поблизости вертелся дворник, но мне в нем нужды уже не было никакой. А вот с пожилой дамой, что слышала крики, побеседовать следует. Впрочем, это лучше получится у Осипа Ивановича, визит адвоката не вызовет ненужных вопросов, и ему отвечать станут охотнее, чем мне.

Я пошла к нашей коляске, а по пути глянула на записанный для меня адрес горничной. Та проживала недалеко и пусть в стороне от нашего дома, но крюк выйдет незначительный. И время у меня еще есть в запасе до прихода месье Дешана. Стоит съездить, вдруг удастся вызнать что важное? Для несчастного Михаила Юрьевича в тюрьме каждый день тянется как вечность и, чтобы ему помочь, не стоит медлить с розыском. Всеми этими соображениями я делиться с кучером не стала, а лишь сказала:

– Иван Фролович, я вас ненароком обманула. Придется нам еще в одно место заехать. Думала отложить это на завтра, но раз оно неподалеку…

– Да что ж вы извиняетесь, Дарья Владимировна? Коли надо, отвезем хоть за тридевять земель. Вы только адрес назовите.

Доехали мы быстро, и уже через четверть часа я входила в подъезд дома, куда более скромного, чем два предыдущих, в которых я побывала за эти два дня. Но тем не менее вполне приличного, почти чистого. На стук в нужную дверь мне отворила пожилая женщина, справилась, к кому я, и с сожалением ответила, что Елизаветы Гавриловой сейчас нет и что прийти она должна поздно. Но если что передать, так она это с радостью сделает. Я объяснила, что мне хотелось бы увидеть госпожу Гаврилову по поводу найма ее на работу, но пока мы не определились окончательно с местом жительства, адреса назвать не могу. И пообещала заглянуть завтра.

Вот и весь результат моей поездки! Никакого результата. Чуть расстроенная этим, я стала медленно спускаться по лестнице к выходу и даже не обратила внимания, что двери внизу слишком уж громко хлопнули. Да и шарканье ног услышала, когда меня с вошедшими разделял всего один пролет. Они меня и того позже заметили, хотя лучше бы не заметили вовсе.

Вошедших было двое, оба прилично – такая одежда вполне подошла бы приказчикам из магазинов, – но как-то небрежно одетые, столь же небрежно причесанные, судя по выбившимся из-под картузов волосам, оба по несколько дней небриты. Наконец, шагали они, старательно пыхтя, видно, подъем давался с трудом, впрочем, один из них умудрялся при этом попыхивать папиросой.

– Оба-на! – воскликнул первый, не без труда подняв голову от ступенек. – Какая краля!

– Ну и чего? – буркнул второй, упираясь в спину застопорившего подъем первого и роняя свою папиросу.

– Так, может, нам выгорит знакомство свести, – ответил первый, во всю ширину рта заулыбавшись и показывая медную фиксу[38] среди верхних зубов. – Барышня, мы желаем свести с вами знакомство!

Отвечать мне не хотелось, и я продолжила свой путь вниз, отойдя к стене. Но проход мне закрыли: тот, что шел впереди, растопырил руки во всю ширину лестницы.

– А не пусчу! – игриво пообещал он.

Второй сдвинул картуз на затылок и тоже растянул губы в улыбке, что ему, пожалуй, делать не стоило по причине отсутствия переднего зуба.

– Чо молчишь-то? Брезгуешь нами? – спросил он вовсе не столь миролюбиво, как его веселый товарищ.

Отвечать я не стала. И попытку проскочить тоже не сделала – слишком мало места мне оставили, чтобы просто проскользнуть под руками первого и не нарваться на второго, который мог схватить меня. Поскольку я спустилась с площадки всего на пару ступеней, то я на них и поднялась обратно, чтобы выбрать место поудобнее.

– Боится кралечка, – захихикал первый, – а я вот возьму да споймаю.

И рванул вперед, вытянув перед собой руки. Я чуть отстранилась, и он, не ожидая промаха, споткнулся о ступеньку и болезненно стукнулся коленкой. Слова, им произнесенные, я вполне могла бы пропустить мимо ушей, но то, что сказал второй… Очень я не люблю таких слов вообще, а уж если они адресованы мне…

Я спокойно шагнула на одну ступеньку вниз, первый из двух хулиганов мигом перестал тереть свою коленку и потянулся руками ко мне, чего ему делать совершенно не стоило. Я поймала один из его пальцев, дернула на себя и вниз и сразу потянула в сторону, мой противник взвыл от боли и вынужденно заплясал перед мной, не давая ко мне подхода своему приятелю.

– А ну, Хряк, подвинься! – потребовал тот. – Я этой… счас портрет исправлю. Да уйди ты!

– Ай! Как же я уйду, она ж мене держить. Ты, стерьва, лучше пусти, а не то…

Дослушивать я не стала, дернула еще раз палец вверх, шагнула назад, потянула противника за собой, заставив его шагнуть одной ногой на площадку. А вот вторую ногу поставить туда же я ему не дала – просто толкнула его в обратном направлении, он и покатился вниз по ступенькам. Объясняться с его приятелем я тоже не стала, чуть приподняла рукой подол и стукнула кончиком ботинка в ногу, между коленом и голенью. Он, естественно, скрючился от боли, поднял ушибленную ногу, а я чуть помогла второй ноге потерять равновесие, и он скатился следом за первым невеждой.