Мы неслись по пейзажу туда, где трава сменялась кустами и большими грибами, а потом деревьями. Через мгновения мы были под навесом ветвей, голем тихо и плавно шел, как для существа из магии и камней.

Я осмелилась выдохнуть с облегчением.

Рано.

За мной зазвучал лай, Дикая Охота снова гналась за нами.

— Скорее, — выдавила я, деревья проносились мимо — белые участки на фоне темного неба.

Мы были глубоко в лесу, деревья стали выше и шире, мы могли легко проходить под них раскинувшимися ветками, их дрожащие листья заставляли тени трепетать в красном свете луны на земле. Поляна раскинулась впереди — в центре поднимался эфемерный шпиль, сияющий и яркий, стремился к небесам. От этого мой разум пел ноту, словно кто-то провел мокрым пальцем по краю стакана.

Я охнула.

Но, пока я смотрела на шпиль, сбоку мелькнуло движение.

Гончая!

Они отвлекли нас ощущением безопасности, а потом направили в ловушку. Они явно знали, что там был шпиль.

Две прыгнули из деревьев за первой. Я почти видела опасные улыбки на скалящихся мордах.

— Теперь ты погубила нас обеих, — сказала Хуланна. — Все еще ощущаешь себя умной.

Гончая прыгнула к нам, комок мышц, слюны и рычания, щелкающих зубов. Наш голем уклонился в сторону, но мой вес ему мешал. Гончая почти задела нас, повернулась в воздухе, яркий свет кровавой луны делал ее красно-белой.

Одна дрожащая нота шпиля — все еще звенящая в моей голове — мешала думать. Сердце колотилось от страха. Гремело.

Что теперь? Две другие гончие устремились к нам, их глаза сияли, они удерживали нас на месте для своей стаи. За ними я слышала смех, фейри на оленях, совогрифонах, фениксах присоединились к охоте, буря магии и созданий, искаженных этим местом, ставших жуткими убийцами.

Гончая появилась на горизонте, и на ее спине — озаренный кровавой луной — была черная фигура. Хвост нетерпеливо раскачивался в свете луны. Фейри медленно улыбнулся, уверенный в победе. Он вытащил из-за себя короткое копье, поднял, глядя на меня, оценивая расстояние.

— Глупая сестра. Ты тратишь зря дыхание! — ругалась на меня сестра.

Но я не закончила. Я забыла кое-что во всей магии и мороке. Я забыла, что была смертной. А потому у меня был дар, какого не было у них.

Я запела.

— Я пою о любви, любви в горах,

О печальной и теплой любви.

Я всегда пела плохо — мимо нот — но это было не важно.

— О смехе и песнях,

О летних днях на лугу.

Моя сестра застыла в клетке. Гончая бросилась к нам и застыла, раскрыв пасть.

— Любовь пропала по глупой ошибке,

И сердце страдает мое отныне.

Моя песня разносилась вдаль, и все фейри, которые слышали ее, застывали и слушали. Кроме голема.

— Я пою об обещаниях под звездами,

И боли от их лжи.

Мы шагали среди застывших силуэтов, и я замечала все жестоко скривленные рты, сияющие клинки, красные в свете луны, все острые обнаженные зубы. Тут не было добрых душ, только мстительные. Только таких пускали из загробной жизни гоняться за фейри и утягивать их в глубины. Я поежилась, но это не остановило мою песню.

— Парень просто меня не любил,

Рад он был, что меня словил.

Мы бежали мимо застывшей охоты — от их неподвижности я едва дышала. Их лица были жестоко искажены, глаза были полные ненависти. Они дрожали, словно пытались вырваться из чар. Я пела снова и снова в лесу, пока не подумала, что легкие взорвутся. Почему я не делала этого раньше?

— Он был рад за руку меня держать,

Но любовь его была как песок мелка.

Мы добрались до журчащего ручья. Рядом на высоких ногах, похожих на птичьи лапы, со странной островерхой крышей, похожей на черные крылья, был небольшой домик. Грязь была на двери. Отмеченная землей.

Я постучала голема по плечу, указала на домик, пока пела:

— Он бросил меня, при этом сломав,

Сердце мое растоптав.

Мы открыли дверь, прошли в спутанный домик, полный мелочей и побрякушек, украшений и чучел существ, мерцающих блуждающих огоньков в лампах — я не сразу смогла вдохнуть и понять, был ли тут кто-то еще. Домик был без живых фейри, но тут было много мертвых зверей, ставших чучелами… и я надеялась, что только зверей.

— И я никогда уж не буду любить,

Думать о нем или грезить.

Я соскользнула с плеч голема, закрыла за собой дверь и старательно заперла.

— Ах, может, он любил тебя. Может, любил так сильно, что само слово было лишено значения.

Я вздрогнула от голоса Скувреля, повернулась к нему. Он возвышался в зеркале в полный рост, отчасти закрытом халатом. Я сорвала халат.

— Ты нашла убежище, Кошмарик, — сказал он с улыбкой.

— Правда или ложь, — сказала я дрожащим голосом. — Ты чуть не убил меня у той двери.

Он смотрел на меня долго жгучим взглядом. Мышца на его челюсти дергалась, он напрягся.

Он сглотнул и заговорил смелым тоном, словно бросал мне вызов остановить его.

— Правда. Но не по той причине, что ты думаешь.

Я опустила клетку с сестрой на лоток яиц — пустых, я надеялась — и накрыла клетку платьем. Она все еще была застывшей внутри, хотя я уже не пела. Как только я убедилась, что она меня не слышала, я шагнула к зеркалу и пронзила Скувреля взглядом.

— Позволь уточнить, Валет, — сказала я. — Мое убийство — какой бы ни была причина — плохая идея.

— Позволь уточнить, Кошмар, — сказал он с дразнящей ухмылкой. — Твоя смерть опустошит меня, уничтожит мерцающий уголек души, оставшийся во мне, и обречет меня на вечные мучения.

Я охнула. Он не мог врать. Так как он мог говорить мне такое.

— Тогда зачем искать моей смерти? — я невольно коснулась зеркала. Мой голос звучал уязвимее, чем я хотела.

Он подмигнул и коснулся моей ладони, словно мог задеть ее через зеркало.

— Я ее не ищу. Я ее предлагаю. И надеюсь, что этого хватит.

Я поежилась.

— Это нужно закончить. Тебе нужно перестать притворяться, что ты одержим мною, что ты на моей стороне… что ты восхищаешься мной с одной стороны, а с другой клянешься, что убьешь меня и почти делаешь это. В конце концов, один из нас убьет другого, — я кашлянула, отгоняя вдруг возникшие страхи. — И это я убью тебя, Скуврель. Не ошибись. Я лучше в убийствах, чем ты. Я смелее, сильнее и просто лучше.

Его улыбка стала теплой, пока я говорила.

— За это, моя неуловимая Погоня, я молился бы, если бы мог. Я желал бы этого, если бы глупо загадывал желания. Я жаждал бы этого, если бы не стал сморщенной пустой оболочкой.

Я фыркнула.

— Тогда просто перестань! Хватит быть против меня. Работай со мной. Я даже дала тебе свою кровь. Мне осталось лишь одно, чтобы завершить брак с тобой. Если это не обещание быть союзниками, тогда что это? Хватит бороться, будь на моей стороне!

Он облизнул губы, словно обдумывал это, поймал зубами край губы, соблазняя этим.

— Правда или ложь? — спросил он. — Ты не знаешь, что четвертое.

Я нахмурилась, и он рассмеялся.

— Будет весело обманом привести тебя к этому.

— Но я предупреждена. Ты меня никуда не заведешь, — я прищурилась.

Он посерьезнел. И это меня пугало.

— Правда или ложь? — я не давала голосу дрожать. — Ты не перестанешь меня убивать. Даже если я завершу подтверждение нашего брака.

Он прислонился лбом к зеркалу со своей стороны, и я прильнула к холодному зеркалу со своей, желая шагнуть сквозь него к Скуврелю, ощутить, как вздымалась сейчас его грудь, убрать тревогу с его лица, чтобы он отказался от своих слов и признался, что я нравилась ему слишком сильно, чтобы убивать меня.

— Правда, — выдавил он.

Я сжалась, слёзы обжигали глаза.

Глупая Элли. Думать, что монстр мог стать другим. Думать, что ты из всех людей могла вдохновить на это. Какой дурой я была.

Я ощутила горячую слезу, катящуюся по щеке.

— Тогда в нашу следующую встречу, — холодно сказала я, ощущая, как твердеет лицо, — мне придется убить тебя.