Джон Дикстер с трудом открыл веки; казалось, на них навалена куча песка. Он лежал на госпитальной койке в небольшом, ярко освещенном помещении со стальными стенами, леденившими душу и тело. В голове пульсировала тупая боль. Он лежал обнаженным, одежды нигде не было видно. Запястья у него болели. Двинув руками, он обнаружил, что они крепко прикручены к краям койки, как и лодыжки. Содрогнувшись, он обмяк под белыми стерильными покрывалами, закрыл глаза и выругался про себя.

Сколько он уже здесь находится? Он не имел представления. Как только он приходил в себя, ему делали какой-то укол. Он то выходил из наркотического полузабытья, то снова впадал в это состояние, каждый раз в минуты бодрствования пытаясь удержать реальность, но эти попытки кончались тем, что она яркой бабочкой уносилась в подернутое дымкой небо.

Он смутно вспоминал, что кто-то непрерывно задавал ему вопросы. Должно быть, вопросы были весьма забавными. Или, возможно, забавной казалась мысль о том, что он станет на них отвечать. Он мог вспомнить лишь то, что дико, до слез смеялся.

Звуки излишне громкого голоса отдались резкой болью в его поврежденной голове. Он поморщился, подавил стон и стал напряженно ожидать, когда санитар сделает ему укол. Он видел, как санитар направился к его койке, но на этот раз его остановил врач.

– Нет-нет, не сегодня. Мы ждем гостей. Сообщите его светлости, что пленный Джон Дикстер находится в полном сознании и способен с ним разговаривать.

– Есть, доктор, – откликнулся другой голос. Башмаки загрохотали по стали; лязгнула броня. Кто-то говорил по переговорному устройству.

Дикстер развернулся, насколько смог, приоткрыл немного глаза и рассмотрел охранника и лазерный пистолет у него на боку. Он подумал, что рано или поздно его освободят от пут и поведут в туалет, например. Бросок... охранник застигнут врасплох... он стреляет в упор...

Все закончится в долю секунды.

Ловкие руки взялись за него и сноровисто повернули его на спину. Дикстер инстинктивно попытался освободить руки, но металл врезался в запястья еще сильнее.

– Ну-ну, – произнес доктор, – так можно пораниться. Отдыхайте. Расслабьтесь.

Дикстер взглянул на лицо с острым носом, высокий лоб, увенчанный редеющими зачесанными назад волосами, и улыбку, напоминающую картинку из медицинских учебников: то ли из раздела «Как вести себя с больным», то ли из главы «Внешние признаки трупного окоченения».

– Я – доктор Гиск, – сказал врач. – Вы перенесли довольно неприятный удар по голове с последующим сотрясением, но вы поправитесь... м-м-м... – доктор бросил взгляд на табличку, – Джон. А теперь давайте вас осмотрим.

«Для этого вы накачивали меня наркотиками?» – хотел спросить Дикстер, но язык его не слушался, и вместо этого он издал нечленораздельное мычание.

– Воды? Вы хотите пить, Джон? От лекарств во рту остается довольно неприятный привкус, не так ли? Но обождите немного, пока я вас не посмотрю.

Дикстеру, связанному по рукам и ногам, пришлось терпеть прощупывание и простукивание, больно бьющий в глаза свет и слушать, как этот дятел называет его по имени.

– Ну вот, а теперь посмотрим, можно ли вам немного воды...

Дикстер отвернул лицо.

– Гиск, – произнес он, еле ворочая языком, с трудом выговаривая звуки. – Я помню это имя. Это не вас приговорили к казни на Мескополисе?

Доктор неодобрительно поднял бровь.

– Тот процесс был пародией на правосудие. А теперь откройте пошире...

Дикстер поперхнулся, закашлялся, но продолжал говорить. Произносить слова становилось все легче.

– Эксперименты с телами больных, которые, оказывается, были еще не совсем мертвыми. Кажется, в этом вас обвиняли?

Гиск фыркнул.

– Лишь невежды так примитивно рассматривают эксперименты. Открытия в области медицинских технологий, сделанные мною, до сих пор остаются непревзойденными...

Стальная панель отошла в сторону. Телохранитель в помещении вытянулся и отдал честь, прижав кулак к груди.

– Здравствуйте, Гиск, – сказал Командующий, вошедший в сопровождении охраны. – Как больной?

– В соответствии с ожиданиями, милорд. У него небольшая трещина в затылочной...

– Спасибо, Гиск, – прервал его Саган, сделав нетерпеливый жест. – Можете выйти на некоторое время.

– Да, милорд, конечно.

– Капитан, заберите своих людей и подождите в коридоре. Меня не беспокоить.

– Да, милорд.

Развернувшись, телохранитель вывел своих людей.

Стальная панель задвинулась за ними. Командующий подошел к пульту и заблокировал вход.

Дикстер напрягся; непроизвольно задрожала мышца на ноге. Он заставил себя лежать спокойно, чувствуя, как на теле выступил холодный пот.

Саган медленно, не спеша вернулся к кровати. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей о предстоящем разговоре, Дикстер стал с интересом рассматривать Командующего. Лицо у него было суровым и непреклонным, как всегда, но генерал заметил, что складки стали более резкими, а глаза потемнели. Тугая кожа у подбородка обмякла, выдавая усталость, а высокие скулы словно провалились. На нем был не привычный панцирь, а мягкие красные одежды, ниспадавшие длинными складками, застегнутые на плече золотой булавкой в виде феникса.

– Воды? – Саган поднял пластиковую бутылку с трубочкой для питья.

– Нет. – Дикстер тяжело сглотнул, покачав головой.

– Беседа может оказаться долгой, – едко заметил Саган.

Подумав, генерал кивнул. Командующий поднес бутылку к его губам. Дикстер сделал большой глоток, отпил еще, чтобы смочить рот и губы.

– Спасибо, – хрипло поблагодарил он.

Командующий поставил бутылку на тумбочку и застыл, задумчиво глядя на генерала. Правая рука Сагана, согнутая в локте, была прижата к животу. Левая висела свободно.

– Говорят, Джон Дикстер, у тебя высокая сопротивляемость к препарату для допросов.

– Это он и был? – учтиво осведомился Дикстер. – А я думал, ты прислал шутов меня развлекать.

– Да, я понимаю, что тебе все это показалось довольно забавным. «Questo e luogo di lacrime!» Узнаешь цитату?

Дикстер отрицательно покачал головой.

– Мог бы и вспомнить. Это из любимой оперы леди Мейгри, «Тоски» Пуччини. «Вот место, где льются слезы!» Каварадосси, герой оперы, схвачен могущественным бароном и доставлен в камеру пыток. Он, как и ты, считает все это забавным. Барон такими словами предупреждает его о том, что ему предстоит. Восхитительная опера, эта «Тоска». Современники Пуччини не могли ее понять. Здесь нет страдающих королей и королев, к которым они привыкли. Нет. Лишь певица, ее любовник и распутный барон, который подвергает ее любовника пыткам, а Тоска вынуждена на это смотреть.

Дикстеру показалось, что Саган сказал что-то важное, что-то опасное, но мысли генерала все еще гонялись за бабочками, и он не смог сосредоточиться. Он беспокойно зашевелился под одеялами.

Заметив его движение, Саган внимательно на него посмотрел.

– Мы солдаты, Дикстер. Мы давно знаем друг друга. Возможно, мы враждебно относимся друг к другу, но, если не ошибаюсь, с уважением?

– Это твоя старая поговорка, Саган. Относись с уважением к противнику, – тяжело произнес Дикстер, сделав слабое движение скованной рукой. – Это... ловушка. Все это было сделано для меня?

– Да, все это было сделано для тебя, но не обольщайся, генерал. Ты не сделал ни одного разумного шага. Просто задавал слишком много вопросов. Какое, в конце концов, тебе было дело до того, кто снабдил правительство Вэнджелиса той торпедной лодкой?

Дикстер вздохнул.

– Ты мог бы расправиться со мной в любое время. Захватить меня...

– Когда? Перед битвой? Нет, мне были нужны твои люди, чтобы помочь одержать победу. Потом, если помнишь, я тебя арестовал. Твои люди тебя освободили. Можно сказать, они сами решили свою судьбу.