Абдиэль слегка поморщился. Черная капсула горчила, она ему не нравилась. Он запил ее водой и торопливо схватил оранжевую, вкус которой доставлял ему удовольствие.
– Я составил план, Микаэль, – продолжал Абдиэль, вдыхая слабый аромат капсулы. – Теперь я готов приступить к его выполнению. Я избавлюсь от честолюбивого Командующего, от беспокойного короля и извращенного адонианского гения. Затем я останусь с бомбой, леди Мейгри и звездным камнем. А это значит, мой дорогой Микаэль, что в моих руках будет вся вселенная.
– Леди Мейгри не отдаст бомбу, – заметил Микаэль.
Абдиэль разгрыз оранжевую капсулу и начал высасывать ее содержимое. Взяв Микаэля за руку, он ласково погладил ее.
– У нее не останется выбора. Она с радостью отдаст мне бомбу, чтобы потом с радостью умереть.
Немного подумав, старик не стал устанавливать связь с послушником. Еще надо закончить завтрак, а потом заняться юношей. Отпустив руку Микаэля, он снова принялся за капсулы. Заметив, что осталась еще одна черная, он вздохнул.
– Вы действительно верите, что мальчику суждено быть королем? – спросил Микаэль.
– Суждено! – усмехнулся Абдиэль. – Ты говоришь, как Дерек Саган, или, что еще хуже, как его отец-священник, утверждавший, что всеми нами управляет некая всемогущая, всеведущая Сущность, которая считает каждый волосок у нас на голове и скорбит над погибшим воробьем. Вот твоя сущность. – Ловец душ протянул руку, сверкнувшую на свету иглами, и похлопал себя по голове. – Вот сила, которая всем управляет, все определяет и решает. Вера в Бога всегда была слабым местом Сагана и она же приведет его к крушению. Видишь ли, дорогой, что бы ни говорил по этому поводу сам Саган, в глубине души он верит, что этот мальчик и есть его помазанный король. Саган всегда вынужденно был мятежником. Одной рукой он пытался спасти то, что разрушал другой. Если бы он посвятил себя завоеванию галактики, – продолжал Абдиэль, оттягивая, насколько возможно, принятие черной капсулы, – он смог бы этого добиться. С одной стороны, его пожирает честолюбие, он обладает опытом и разумом, богатством и силой, чтобы править. Он придумал эту бомбу, и ее изготовили именно для этого. И что же он делает дальше? Забывает про нее и занимается бессмысленными поисками потерянного короля! Да, конечно, причины веские, он хочет оправдаться перед самим собой. Но, Микаэль, когда он подвергнется испытанию, когда перед ним встанет выбор, он выберет своего Бога. А мне предстоит приблизить этот выбор.
– Понимаю, хозяин, – сказал Микаэль, поднимаясь. Налив в стакан воды, он вернулся на место.
– А инициация прошла превосходно, – заметил Абдиэль, отправив в рот капсулу и яростно ее разжевывая. – Я заглянул в разум юноши, все рассмотрел. Получилось не хуже, чем у древних медиумов, устраивавших представление для легковерных клиентов. Настоящие, а не надуманные, как это можно было предполагать, шипы пронзают плоть мальчика. Очистительный огонь – небесный, конечно, – исцелит ужасные раны.
Абдиэль глотнул воды. Поставив на столик пустой стакан, он с облегчением заметил, что остались лишь оранжевые, зеленые и пурпурные капсулы. Он утерся тыльной стороной ладони и выбрал зеленую.
– Какое упущение. Саган не представляет свои собственные душевные возможности. Он убеждает не только леди Мейгри и почти убеждает мальчика в том, что эти «чудеса» происходили. Он умудрился убедить себя! Иллюзионист, который свято верит в свои фокусы.
– Вы сказали «почти убеждает», хозяин. Значит, мальчик не верит?
– Дайен верит, потому что хочет верить, но не потому, что действительно верит. Ведь его воспитывал неверующий, и душа мальчика наполнена сомнениями и смятением. Но вместо того, чтобы принять как данность свои внутренние противоречия, Дайен боится их. Он изо всех сил хочет проявить себя.
– Вы контролируете его разум, хозяин?
– Нет, – признался Абдиэль. – Он Королевской крови и хорошей породы. Люди очернили Старфайеров, но никто из нашего Ордена не смог повелевать ни одним из них. Они были заносчивы, слишком высоко себя ставили; настолько, что не могли позволить кому-то встать над ними. Дайен достаточно любит себя, чтобы избежать моей власти, но в нем много сомнений, что делает его уязвимым – не для моих приказов, но для моих советов. Иначе говоря, Микаэль, мне не придется принуждать его что-либо делать. Он с радостью сделает это сам.
Микаэль склонил голову в знак признания гениальности хозяина. Абдиэль принял последнюю капсулу. Покончив с трапезой, он удобно откинулся на подушки кушетки и расслабился, нежась в тепле солнечной печки.
– Приведи мальчишку ко мне, – приказал Абдиэль.
– Он проснулся?
– Проснется, когда ты к нему придешь.
* * *
Разразилась буря, которой предшествовало появление огненного сгустка молний, рассыпавшихся над Ласкаром с неотвратимостью рока. Непрерывно гремел гром, с небес изливался дождь, крупный град молотил по обшивке челнока Командующего. Этот шум не разбудил Сагана; он не спал. Всю ночь он вспоминал революцию, всю ночь он видел то же, что видела Мейгри во сне.
Утром он чувствовал себя так же, как и в то утро много лет тому назад – измотанным, опустошенным. Ему легко было представить, каково Мейгри, и он не стал прикасаться к ее разуму, как не притронулся бы к свежей, кровоточащей ране. Пусть она зарастет, покроется коркой...
– Милорд. Прибыл по вашему приказанию.
– А, Маркус. Входите.
Дверь сдвинулась. В проходе появился центурион.
Командующий, стоявший у окна, не оглянулся; его внимание было поглощено грандиозностью гнева Божьего.
Маркус застыл на месте, ожидая распоряжений.
– Миледи проснулась? – наконец спросил Саган.
– Да, милорд.
– Я хочу услышать от вас, что случилось утром.
– Да, милорд. Я несколько раз постучал в дверь ее светлости и, не получив ответа, в соответствии с вашим приказанием вошел в каюту Звездной Дамы...
– В каюту кого? – Саган оглянулся, пропустив особо зрелищный удар молнии. – Как вы ее назвали?
Маркус сильно покраснел. Челнок содрогнулся от раската грома.
– Звездной Дамы. Прошу прощения, милорд. Просто... мы ее так называли на «Фениксе». Мы не хотели проявить неуважение.
«Это верно, – подумал Саган. – А совсем наоборот. Ты бы умер за нее, не задумываясь. Не исключено, что тебе представится такая возможность».
– Продолжайте, – вслух сказал Командующий. Маркус прокашлялся.
– Я вошел в каюту леди Мейгри и обнаружил ее без сознания, лежащей на полу. Я доложил капитану...
– ... а он доложил мне. Дальше.
– При осмотре выяснилось, – еще больше покраснел Маркус, – что она не ранена, просто потеряла сознание. Капитан вызвал врача базы. Когда он прибыл, леди Мейгри уже пришла в себя и отказалась от его услуг. Она выгнала нас всех из каюты и закрылась. Камеры наблюдения включены...
– Она их отключила, – сказал Командующий, показав на пустые экраны мониторов.
– Вижу, милорд.
Маркус имел несколько растерянный вид, не вполне понимая, чего от него хотят. Саган ничем не помог ему; он стоял у окна и смотрел на грозу.
– По-моему, она в порядке, милорд, – продолжал Маркус, чувствуя необходимость что-то говорить. – Мы слышим ее шаги...
– Спасибо. Больше ничего. Ваша смена почти закончилась?
– Да, милорд.
– Освобождаю вас пораньше. Можете идти спать.
– Да, милорд. Благодарю, милорд. Прислать замену?
– Нет, я сам обо всем позабочусь. Идите.
Особой радости на лице Маркуса не было, но ему оставалось лишь отдать честь и выйти. Наблюдая за ним краем глаза, Саган заметил, что он бросил взгляд на каюту Мейгри, прежде чем отправиться на корму, где располагались спальные места гвардейцев.
Сообщив капитану охраны, где его искать, Командующий дошел до каюты Мейгри, открыл дверь и вошел. Для него на челноке не было запертых дверей.
Перестав расхаживать по каюте, Мейгри посмотрела на него через плечо. На ней была длинная простая рубашка из белого полотна. Нечесаные волосы рассыпались по плечам. Сквозь них блестели глаза, потемневшие от мрачных воспоминаний.