— Недооценил я тебя, сын мой, — молвил в тот день Никита, — ты смог добиться своего и одолеть того, кто считался непобедимым.

— Это ты, отец, недооценил способности знатного человека.

Новгородцы перебили уже почти всех варягов. Остались только те, что успели разбежаться. И бояре принялись выискивать их и добивать. Не смогли найти Путяту, который по слухам вместе с выжившими ополченцами и своей семьёй спешно покинул город. Скорее всего, уехал к князю в Ракому. Не удалось отыскать и Рогнвальда, тело которого, видимо, навсегда теперь останется на речном дне. Но это всё были детали, главное, что новгородские бояре победили, отстояли свою свободу. В этот день вечером Добрыня пил вино вместе со Ставром и обнимал его, как старого друга. Казалось, их долгой вражде теперь действительно пришёл конец.

Он слышал, как натужно скрипит тетива на луке, этот звук преследовал его ночами во сне, эхом отдаваясь в голове. Как и всё то, что последовало потом. Быстрая стрела, стремительный полёт и поникшее тело Настасьи. Дунай снова и снова разрезал ей чрево, чтобы убедиться, что женщины не врут, что она действительно ждала ребёнка от него. Но во снах крови было больше, намного больше, а маленький плод младенца и вовсе превращался в какого-то уродца, больше похожего на лысую крысу. А затем в ускоренном темпе проносились воспоминания о пытках богатырей, о той боли, что пришлось им испытать за ту роковую ошибку своего командира. Те из них, что были кастрированы или как-то иначе искалечены, ушли в монастырь. Но их измученные, израненные тела вновь и вновь появлялись во снах Дуная. Вот и сейчас он проснулся в кошмаре. Проснулся довольно рано и обнаружил, что ему невероятно холодно. Утренняя летняя прохлада дополнилась ещё сильным ветром и небольшим дождём. Небо нахмурилось. Не было худшей погоды для военного похода, чем эта. Совершенно не хотелось выбираться из палатки. Но нужно было идти вперёд, нужно было готовиться к битве. Воины Змея Горыныча были уже совсем рядом, со дня на день должна была случиться встреча. Дунай ещё пытался заснуть, но холод не давал ему покоя, а вскоре приехала и разведка, возглавляемая наёмником Гаврюшей — старым приятелем Добрыни Никитича.

— Ну чего, нашли Ростислава? — спросил Дунай Иванович.

— Нет, не нашли воевода, — отвечал Гаврюша, — нашли кое-что похуже — самого Змея Горыныча.

— Хм, и как же вам удалось уйти живыми?

— А мы близко не подходили. Издали смотрим: он сидит, весь в чешуе, три головы, как и рассказывают. Не взлетает, не шевелится. Может спит, не знаю. Мы проверять не стали, решили сначала доложить. Всё-таки двадцать человек против одного Змея — как-то маловато.

— Ну, пойдём, посмотрим на вашего Змея, — отвечал богатырь, забираясь на коня. В такую погоду под мелкими каплями дождя меньше всего хотелось куда-то ехать. Но возможность разом прихлопнуть Змея Горыныча манила, как блеск жемчуга. Впрочем, это могла быть и какая-то ловушка. Поэтому богатыри ехали осторожно, неспеша. Пока добрались до места, все промокли до нитки. Наконец, их взорам предстал небольшой холм, на котором лежал огромный валун. Но Гаврюша убеждал, что это на камень, а самый настоящий Змей Горыныч. Богатыри и наёмники стали со всех сторон окружать холм. Когда подошли ближе, поняли, что Гаврюша прав. Здесь, на вершине действительно совершенно неподвижно сидел большой трёхглавый Змей. Человек, встав даже в полный рост, был лишь в половину роста этого чудовища, если оно вытянет три своих шеи. А сейчас эти шеи были вытянуты вверх, однако ноги были поджаты, что уменьшало рост существа. Позади торчал длинный хвост, крылья были совсем маленькие, не приспособленные для полёта, на каждой голове словно корона росли рога. Богатыри медленно забирались на холм, стараясь держать строй. Копья выставили вперёд, в любой момент были готовы к схватке. Но Змей так и остался сидеть неподвижно, словно неживой. Вблизи он был похож на какую-то искусственную куклу, не подавал признаков жизни и даже не дышал. Длинные шеи с лёгкостью колыхались на ветру, как листья дерева. Дунай зашёл спереди, чтобы взглянуть прямо в страшные хищные глаза. Но у существа не было глаз, вместо них лишь темнота. Дунай коснулся копьём длиной шеи и легко проткнул её, словно тряпочную. Внутри не было ни плоти, ни костей.

— Что это за диво? — не понимал Гаврюша.

— Это не Змей Горыныч, — промолвил Дунай, — это только его шкура. Все змеи сбрасывают свою шкуру, но я не знал, что он тоже это делает. Микула рассказывал, что Змей — оборотень. Человек в шкуре змеи. Но, видимо, он уже очень давно не обращался в человека. Змеиная шкура приросла к нему, стала как родная, и теперь он только меняет старую на новую.

— Владыка, может пойдём уже отсюда? — взмолился Гаврюша, — как-то не хорошо здесь.

И действительно, от вида шкуры Змея всем стало жутковато. Вероятно, где-то рядом находился и настоящий Змей Горыныч. Возможно, он ещё как-то связан со своей потерянной шкурой. Могучий зверь с разумом человека, способный летать, извергать пламя и замораживать воду, так же по слухам способный даже управлять силой молнии. Он один мог сражаться против целой армии. И единственный способ выжить в борьбе со Змеем — это бежать врассыпную, в расчёте не то, что монстр не сможет погнаться за всеми одновременно.

— Думаю, Змей Горыныч сейчас далеко, — поделился Дунай своими соображениями на привале, — а эта его шкура — что-то вроде пугала. Чтобы никто не шёл против Ростислава. Люди говорят, что Ростислав сражается своими силами, без помощи своего могущественного отца. Змея Горыныча здесь не видели. Видимо, ему лень даже вмешиваться. На людские войны он смотрит, как на возню муравьёв.

— Если убьём его сына, думаю, он вмешается, — предположил Гаврюша.

— Вряд ли. У него очень много сыновей. Говорят, больше сотни. Большинство ещё малые дети, но те, что выросли, уже начинают между собой бороться за власть и место рядом со своим отцом. Но и сами они — угроза для Змея Горыныча, поскольку могут сплотиться и убить его. Микула многое мне поведал про Змея Горыныча, когда он был знаком с тем человеком, что скрывается под оболочкой этого чудовища.

Пожалуй, больше всего Дуная ужаснуло то, что в глубине существа Змея Горыныча жила человеческая душа, и не просто человеческая, а принадлежащая человеку, который принял монашеское послушание и готовился стать монахом. Но вместо этого он стал чудовищем. Микула Селянинович знал его, когда в том ещё не победило звериное начало, и было много человеческого.

— Нужно понимать, что он не просто человек, он — оборотень, — говорил Микула Дунаю и Добрыне, когда те гостили у него, — в нём живёт два существа. Две стороны, два начала. Я знал и его худшую, и его лучшую стороны. Человеческое его имя — Ратмир, сын Вышеслава. Жил он в Новгороде, в Людином конце. Был влюблён в Милану — дочь князя Владимира, которая сейчас жена Путяты — нашего тысяцкого.

— А Путята об этом знает? — спрашивал Добрыня.

— Знает и очень боится Змея. Когда жил в Ростове, говорят, даже готовился к обороне против Горыныча. Но никто ему не захотел помочь в этом. Тогда Путята сделал кое-что другое. Вступил в сговор с упырями. С кровососущими скотами, куклами, лишь внешне похожими на людей. Упыри собрали своё войско, Путята обеспечил им свободный проход, но даже они не смогли сокрушить Змея Горыныча. Правда, некоторые говорят, кровососы его всё-таки убили, но Змей каким-то чудом восстал из мёртвых и отомстил. Это было как раз тогда, когда вы были в Литве.

— Что же, выходит, его нельзя убить? — спрашивал Дунай.

— Можно, — уверенно отвечал Добрыня, — есть одно пророчество, которое говорит, что однажды Змей будет повержен.

— Не слышал о таком пророчестве, — честно ответил Микула, — зато слышал о том, что Змей Горыныч — это страж, который охраняет Калинов мост. Мост этот соединяет мир живых и мир мёртвых. С той стороны мост сторожит дух, равный богам — Симаргл, крылатый пёс, божественный мытарь. В нашем мире мост охраняет Змей Горыныч. Охраняет от упырей, которые всё хотят найти дорогу к мосту и сделать так, чтобы их уже вообще никак нельзя было убить. Всё это, конечно, языческие россказни. Но если на миг предположить, что всё так и есть, то получается, что тот, кто убьёт Змея Горыныча, должен стать не его место. У Калинова моста всегда должен быть страж в нашем мире.