— Кто тебя надоумил на такое изобретение? — удивился Добрыня.

— Читал про битву при Гавгамелах? Где Александр Великий сражался против персов и их вождя Дария. Вот там персы использовали такие вот колесницы. Правда, им это не помогло, Александр всё равно победил. Но и наш враг не Александр Великий.

— А уже вскоре все узрели эти колесницы в действии. Острые лезвия резали копыта вражеских скакунов, и те либо падали на землю, либо оставались на ногах, но всё равно утрачивали свою боеспособность из-за ранения. Тут-то на кочевников и наскакивали русские витязи и разили их без всякой жалости. Ряды кочевников смялись, началась толкучка и свалка. А между тем богатыри их теснили и окружали, не давая опомниться и прийти в себя. Войско печенегов по-прежнему было в большинстве, но в его строю не было порядка, а воинов охватил страх. Лишь немногим тогда удалось вырваться из окружения, основная же часть войска была вырезана. Никогда ещё Добрыня не видел столько изуродованных трупов, беспорядочно разбросанных по земле. Уже на следующее утро здесь появились дикие собаки, которые принялись пожирать мёртвую человеческую плоть. В этом им помогали вороны, которых здесь налетело невиданное количество. От такого зрелища многим стало жутко. Но самое жуткое их ожидало впереди. Один из воинов позвал Илью подняться на высокий холм. Вместе с собой воевода позвал и тысяцких: Добрыню и Полюда. Подъём не гору не занял много времени, и вскоре путникам открылась живописная осенняя панорама. Яркие — жёлтые, красные и зелёные листья на деревьях сливались в неповторимую гамму. Свет солнца переливался в лужах и каплях росы, небо было ещё ясным, и там, где оно соприкасалось с землёй, горизонт перекрывало великое множество всадников. Они двигались сюда, их было раз в пять больше, чем в поверженном вчера войске.

— Они собрали все свои силы, — вымолвил Илья, — видимо торопятся взять Рязань до зимы.

— И что же мы будем делать, воевода? — спрашивал Добрыня.

— Поедем в Рязань, надо укрепить город. Здесь против кочевников сражаться бесполезно. Попробуем продержатся до зимы. Если получится, до весны Рязань будет наша, а там уже их войско рассеется по местности и не будет таким большим.

И вот после такой триумфальной победы воины вынуждены были отступать и без боя отдать все свои позиции врагу. За это многие витязи были сердиты на Илью, хоть пока и не высказывали ему это открыто. Полководцу прощают всё, лишь когда он успешен, но стоит ему оступиться, и он может всё потерять. Пока же только Полюд высказывал своё недовольство решением воеводы, да и то не в открытую, а меж своих. В целом же ум витязей был сейчас занят тем, как задержать кочевников и выстоять в осаждённом городе целую зиму. Многие здесь ещё не знали, что такое голод, что такое отчаяние, что такое осада в маленькой крепости в окружении полчищ врагов, но уже предчувствовали надвигающуюся беду.

— Если Змей Горыныч будет вместе с ними, то нам конец, — говорил Добрыня Илье уже в Рязани.

— Симаргл не позволит ему на нас напасть, — отвечал Илья, — божественный мытарь защищает нас, ведь кроме нас никто из людей так не чтит его и не поклоняется ему так, как мы. К тому же у нас есть ты.

— Послушай, Илья, я должен тебе кое-что рассказать. При прошлой встрече я справился со Змеем лишь при помощи чародейской силы. У меня был меч-кладенец, именно он помог мне выжить. Сейчас этот меч в Новгороде. Даже если послать за ним гонца, он прибудет ещё очень нескоро.

— Так сделай это, Добрыня. Пошли кого-нибудь за своим чародейским мечом.

— Но ведь тогда я стану чародеем, язычником. А я ведь богатырь.

— До крещения именно колдунов на Руси называли богатырями. Но сейчас уже никакого язычества нет, оно невозможно. Все старые боги уже наверняка повержены. Остался лишь Симаргл, но лишь благодаря хитрости. Он не совсем бог, он — Страж Времени. Он служит не богам, а людям. Поэтому не важно, в каких богов мы верим. Если ты на заставе, ты под защитой Симаргла. И Симаргл даёт тебе право использовать все средства для защиты, включая чародейские.

И эти слова возымели своё действие. Добрыня отправил в Новгород гонца за Молнией. Но было уже ясно, что гонец не успеет, и от кочевников придётся отбиваться своими силами. Печенеги неспеша подошли к Рязани и стал лагерем вокруг города. Весь день они всё пребывали и пребывали, их становилось всё больше и больше. Уже не было видно конца их палаткам. А вскоре начался мучительный штурм города. Витязи отбивались изо всех сил. Меткие стрелы поразили многих кочевников. Смелые вылазки богатырей за ворота так же приносили свои плоды. Но приносили и свои бедствия. Многие уходили раненными или навсегда оставались лежать на поле боя. Вместе с тем печенеги грабили отдельные сёла, собирали дань, которая прежде отправлялась в Муром или в Рязань. И здесь Илья понял горькую истину. Осеннего сбора дани ещё не было, запасы хлеба и овса в городе были на исходе. Их с трудом хватило до конца зимы. Но ведь и весной новой провизии ждать было неоткуда. Весной только начинался сев. И неизвестно, что хуторяне ещё посеют в таких страшных условиях, и что пожнут осенью. Если кочевники заберут сейчас у них всё, то сеять будет больше нечего. Словом, в отдалённой перспективе ситуация представлялась крайне тяжёлой. Великие бедствия ложились на муромскую землю. А ведь была ещё Владимирская застава, которая находилась уже не на муромской, а на ростовской земле. И пока Илья погружался в тяжёлые раздумья, воины с потерями отстаивали город. Когда начались первые заморозки, печенеги стали более настойчивыми и более злобными. В какой-то момент им даже удалось ворваться в город, и лишь несогласованность действий печенежских вождей спасла тогда Рязань. Защитники города в свой черёд действовали быстро и слаженно. Они обрушили на врага град стрел, а затем и сталь своих мечей, отрезали кочевников от остального войска и перебили всех ворвавшихся в город. Вечером того же дня командиры держали меж собой совет о том, как им быть дальше. В основном все вели речь о том, как лучше сэкономить запасы еды, как организовать вылазки на врага и не допустить больше его проникновения в город. Илья молчал и лишь слушал других командиров.

— Ну а ты что скажешь, воевода? — обратился к нему Полюд, — вляпались по самое нехочу. Что думаешь?

— Я думаю, уходить отсюда надо, — отвечал Илья, и все командиры замерли от неожиданности.

— После всего, что мы вынесли, ты хочешь сдаться? — скалился на него Полюд.

— Не сдаться, а спастись и выиграть время. Мы уйдём на Владимирскую заставу и там спокойно перезимуем. Кочевники не посмеют атаковать нас там до весны. А там, может, Ростов и Новгород помогут. К тому же, мы уведём печенегов на себя с муромской земли, и хуторяне смогут спокойно посеять и собрать урожай. Иначе муромская земля разориться, а я этого допустить не могу.

— Мурома уже больше нет, — возражал Одноглазый, — они уничтожили его. А ты предлагаешь отдать им и Рязань?

— Я уже принял решение, Полюд. Не забывай, что я здесь воевода.

— Как же ты, Илюша, полюбил один за всех решать, совсем не то, что раньше.

И, тем не менее, Добрыня был на стороне Ильи, и прочие командиры тоже вынуждены были подчиниться. Вскоре они стали готовить прорыв через задние ворота. Это был крайне тяжёлые эпизод войны. Необходимо было перевезти целыми женщин и детей, вывезти запасы продовольствия. Илья использовал отвлекающий манёвр, чтобы стянуть все силы кочевников в одном месте у главных ворот. Он даже позволил им собраться у стены и спокойно штурмовать город. Но когда печенеги ворвались в Рязань, то нашли здесь лишь небольшую горстку отступающих воинов, прикрывающих отступление остальных. Несколько раз ещё отдельные части кочевого войска нагоняли отступающих, но получали жёсткий отпор. А когда рязанцы перешли через несколько рек, разрушив за собой мосты, то враг совсем отстал. Остаток пути отступающие прошли спокойно и к началу зимы были уже не Владимирской заставе.

Пока богатыри отбивались как могли от нашествия печенегов, в Новгороде в это время шёл пир горой. Ярослав наконец-то оправился от тяжёлого ранения и теперь лично руководил пиром и потчевал гостей. А гости были знатные и могучие, приехавшие из-за моря скандинавские вожди. Рогнвальд сделал гораздо больше, чем от него требовалось — он нашёл тех, кто готовы были сражаться за Ярослава против его брата — Святополка. Это был могучий вождь Рагнар — пятидесятилетний викинг с каштановыми волосами и бородой, рука его ещё уверенно держала весло и секиру, а хриплый грозный голос заставлял робеть самых бывалых воинов. Кроме одного — родного племянника Рагнара, блондина Эймунда. Эймунд по-мужски был красив просто до неприличия, его белые волосы с бородой и голубые глаза сводили женщин с ума. А надменная усмешка и звучный певчий голос просто кричали о безмятежности и великодушии этого человека. Эта парочка — дядя и его племянник далеко не сразу согласились пребыть в Новгород. После того, что новгородцы сотворили с людьми Рогнвальда, викинги опасались сюда соваться. Но Рогнвальд пошёл на хитрость и одновременно решил извлечь для себя выгоду. Он начал переговоры с самим норвежским королём и своим родственником — Олафом, у которого была прекрасная дочь Ингигерда. От имени Ярослава Рогнвальд предложил ей руку и сердце. Выбор был не простой, ведь девушка на тот момент уже была помолвлена со знатным викингом. Но её жених не был христианином, вот отец принял христианство и многих обратил в эту веру. Конечно, Олафу хотелось, чтобы мужем его дочери стал христианин. Ярослав здесь подходил куда лучше, хоть он теперь мог потерять всё, что имел. Но Рогнвальду удалось уговорить Олафа, а после успешных переговоров уже Олаф сам попросил своего друга — Эймунда выступить на стороне Ярослава. Проблема в том, что хоть Эймунд успел уже прославиться и стать популярным, влиятельным вождём был его дядя Рагнар, который была далеко не друг королю и никак не хотел служить ему. Пришлось приложить немало усилий, чтобы уговорить Рагнара приехать на Русь. И вот он вместе со своим племянником Эймундом и в компании Рогнвальда прибыл в Новгород. Ярослав хоть и не мог теперь похвастаться большим богатством, но при поддержке новгородцев смог устроить богатый пир. На том пиру был и посадник Константин, из-за которого князь остался в Новгороде, был там и Ставр. Вино и мёд лились рекой, а вместе с ними по городу эхом разносилась уже почти забытая скандинавская речь и дружный смех северных воинов. Ярослав теперь вернул себе здоровый цвет лица, сбрил отросшую за последнее время бороду, оставил лишь свои знаменитые усы. Князь встал из-за стола и поднял свой кубок.