И викинги как-то сразу нахмурились и перестали смеяться. А Ставр с торжествующим видом ушёл прочь. Вскоре он снова погрузился в свои дела и не заметил, как время проносилось мимо подобно бурной реке, быстрее, чем на днепровских порогах. Вот уже прибыл со своей свитой конунг Литвы Роман. Ярослав тепло встретил его и пригласил на пир. Ставр каким-то образом тоже попал на этот пир. Он сидел рядом с Путятой и смог услышать даже часть беседы двух монархов.

— Только два человека сейчас претендуют на моё место, — говорил Роман киевскому князю, — это твой племянник Брячислав и проклятый польский пан Бурислав Володарский.

— И оба не в праве этого делать, — отвечал Ярослав.

— Володарского теперь это мало волнует. Он стал приближённым короля Болеслава, заручился его поддержкой и покровительством. Как, кстати, и твой брат — Святополк. Видимо, польский король так же имеет планы на мою страну, как и на твою, князь Ярослав.

— Предлагаешь нам первыми начать войну против польского короля? Но как я могу тебе доверять, конунг Роман? Твоя вера такая же, как у поляков, а вот у нас на Руси вера другая. Митрополит не велит мне дружить с теми, кто не чтит императора.

— Ты же не хочешь, чтобы император проглотил твои земли, а твой народ сделал рабами? В нашей вере больше свободы.

— И меньше богатства, — задумался Ярослав, — вот ведь дилемма. Богатство или свобода. Ваш римский епископ сам нищий и живёт, как свинья. Эх, и почему нельзя быть одновременно и богатым, и свободным?

Роман лишь пожал плечами в ответ, а затем вцепился зубами в жаренную гусиную ляжку.

— Ну а что Брячислав? — спустя время спрашивал Ярослав, — он же вообще князь полоцкий и совсем ещё мальчишка. Он-то точно никаких прав на литовский престол не имеет.

— Я думаю, он просто злится из-за своего поражения в прошлом, — отвечал Роман, — сейчас он ещё слаб, но его люди постоянно вступают в стычки с моими подданными. На твоём месте, Ярослав, я бы остерегался, как бы он не объединился со Святополком и не пришёл бы в Киев.

— А что там со Святополком? — оживился киевский князь, — есть новости?

— Святополк пока при дворе польского короля всё вымаливает милости и раздаёт обещания.

Ярослав злорадно улыбнулся этой новости. Не прошло и года его княжения, а он уже стал намного богаче, чем был раньше. Золота было столько, что из него стали чеканить свою, русскую монету. До этого в ходу больше была византийская монета. К тому же, теперь Ярослав мог обзавестись дружбой с другими государями. Могущество его росло, а ведь он был ещё довольно молод, дети его были ещё совсем малы, самого младшего жена Анна ещё кормила грудью. В тот день, возможно, Ярослав был слишком самонадеян, он не захотел заключать никаких союзов с Романом и полагался только на свой ум и силу своей дружины. И всё же, князь дал слово литовскому конунгу, что не будет сражаться за его врагов — Брячислава Рюриковича и Бурислава Володарского. Это уже было немало, и государи расстались приятелями. Вскоре начался сбор дани, и киевские амбары заполнились хлебом. Город богател и креп, и легко должен был пережить эту зиму. С тревогой в сердце и с надеждой Ставр ожидал наступления холодов. Зимой врага точно ждать не стоит, а до той поры он очень даже мог прийти. Но вот выпал первый снег, а враг так и не появился. Неужели чёрт обманул, и никакого польского войска ждать не стоит? Во всяком случае, Ставр теперь сказочно разбогател. Ещё несколько таких благополучных лет, и ни один новгородский купец не смог бы помериться с ним богатством. А там уже можно было соперничать и с купцами киевскими. Когда киевские дома покрылись снежной шапкой, Ставр окончательно успокоился и даже совсем забыл о том предостережении, которое получил от нечистой силы в день своего позора.

Зима в тот год случилась ранняя, и как-то сразу началась с сильных ветров и метелей. Это на какое-то время задержало орду печенегов, устремившихся на юг к русским городам. Но для Ильи Муромца это был не повод оставаться на заставе. Он с дружиной богатырей отправился на север, под Муром, чтобы дать отпор проклятым кочевникам. Добрыня отправился вместе с ним, в их компании был и Михаил. Правда, была и другая причина, по которой Илья покинул безопасную заставу и ринулся навстречу опасностям. Дело в том, что тот раненный, который приехал на заставу осенью, был никто иной, как князь муромский — Ратша. Его привёз его верный друг — юный Дмитрий. Они первыми наткнулись на печенегов, когда собирали дань в сёлах. И хоть дружина муромская была велика, но под натиском кочевников рассеялась, потеряв даже своего раненного князя. Лишь верный Дмитрий нашёл Ратшу и вместе с ним ушёл от погони. Юноша был в долгу перед князем, ведь именно он был виной тяжёлых его ран. Когда печенеги сбили с ног Дмитрия и уже собирались его убить, Ратша вдруг закрыл его своим телом и принял весь удар на себя. Дмитрий увёз его раненное тело далеко в лес, остановил кровь, прижёг и перевязал раны. Дальше нужно было решить, куда отвезти князя. До Мурома было такое же расстояние, как до Владимирской заставы. И юный Дмитрий мудро рассудил, что ехать нужно на заставу. Так Илья узнал про печенегов и тут же засобирался в путь.

— Не лезь на рожон, — останавливал его Михаил, — они всё равно не пойдут на Муром, а если пойдут, то не смогут взять. Близится зима.

— Я должен был быть в этом бою, Миша, — отвечал лишь Илья, — ведь я сделал Ратшу муромским князем, я целый год был муромским посадником. А теперь тамошний посадник убит, а князь здесь лежит раненный.

— Там ещё остался тысяцкий — Полюд Одноглазый.

— Я тебя умоляю, ты же знаешь Полюда. На него нельзя оставлять город, чего доброго, он сдаст его печенегам или просто убежит, когда прижмёт.

— А почему Полюда называют одноглазым? — спрашивал Добрыня.

— Потому что у него нет одного глаза, — отвечал Михаил, — носит повязку на лице.

— Это кто его так? Соловей-разбойник?

— Нет, Соловей ему другую отметку оставил, прямо на лбу — звезда.

— Как это звезда?

— Вот так, большая, многоконечная. Это ему так кистенем вдарили. Полюд нарочно носит повязку на лице так, чтобы раненный глаз закрывать, но шрам на лбу чтобы оставался открытым. Я с детства его знаю, мы с ним вместе росли.

— И Илья тоже?

— Нет, Илья деревенский, он пришёл к нам уже взрослым.

И вот богатыри закутались в меха, оделись в доспехи и отправились отражать натиск кочевников. Местность вскоре стала похожа на огромную снежную пустыню, в которой не было никакого просвета и убежища. Только мрак и холод, холод и мрак. Развести огонь было почти невозможно, все дрова и хворост были сырыми. Ели копчёное мясо и хлебные сухари — всё, что взяли с собой. Кони и лошади порой увязали в снегу по самые животы, застревали в сугробах и начинали болеть. Богатыри тоже постоянно были мокрые и с трудом согревались лишь во время привалов. И всё же они отлавливали печенегов отряд за отрядом и разбивали их. Кочевники нередко скрывались в каком-нибудь посёлке, где в одно помещение забивались до 30. И в такой холод, когда онемевшие руки уже отказывались что-либо хватать, Илья поднимал свой меч и разил им без устали и без пощады. Казалось, ему нипочём ни холод, ни мрак, он будто совсем не уставал. Просыпался раньше всех, а ложился позже, всегда шёл впереди и первым рвался в бой. Многие печенеги укрылись в лесу. Здесь было хорошо, ветер не проникал, метели не было. Здесь богатыри однажды одолели половину тысячи кочевников. Бой был тяжёлым и длился почти весь день, ведь в декабре темнело рано. Кровь падала на ослепительно белые сугробы, смешивалась со снегом и делала его красным. У многих богатырей сдохли кони, и потому до леса они добирались пешком и были смертельно уставшими. Встреча с врагом в таких условиях не предвещала ничего хорошего. По колено, а то и по пояс в сугробах, у воинов, закутанных в меха, почти не было возможностей для манёвра. Но Илья как всегда был упрям, настойчиво рвался в бой. Добрыня старался не отставать и держался рядом. Один рубил направо, другой налево, и потому ни к одному из них нельзя было подобраться со спины. В итоге печенеги бросились бежать. Илья успел схватить одного и повалить ниц.