Добрыня постучался в дверь, ему открыла служанка из дворовой челяди, поклонилась, впустила в горницу. А здесь уже появился и сам Микула, огромный, как медведь, силы невероятной, и обнял своего будущего зятя.

— Сколько лет, сколько зим, — улыбался он, — прошу к столу, товарищ. Отобедай с нами, владыка.

— С радостью, владыка, — отвечал Добрыня, — но сначала я хотел бы увидеть Василису.

— Понимаю, понимаю. Она ждала тебя, немало слёз пролила. Ступай, она тебя ждёт. А мы пока стол накроем.

Добрыня почувствовал, как у него пересохло во рту. Как давно он уже её не видел, как он клялся ей в любви перед походом, обещал, что будет хранить ей верность. Оставалось лишь рассчитывать, что невеста пока ещё не знает про полячку Зою. Добрыня набрал воздуха в грудь и вошёл. На лавке сидела его Василиса. Русые волосы заплетены в две косы, большие голубые глаза просто гипнотизировали и завораживали. Она была гораздо милее этой полячки, а сейчас и вовсе казалось пределом мечтаний. Добрыня почувствовал, как сердце замирает в груди. Как мог он вдали от Новгорода забыть об этом нежном создании, ожидающем его дома, как мог проникнуться страстью к другой женщине? Василиса Микулишна всегда была его идеалом, его мечтой.

— Ну, здравствуй, любовь моя, — молвил боярин.

— Здравствуй, — мило улыбалась ему Василиса, и щёки её покрылись румянцем. Видимо, она заметила перемену в Добрыне, заметила, с какой плотской страстью он на неё смотрит. Боярин сел рядом и взял её за руку. С трудом оба сдерживались, чтобы не заключить друг друга в крепкие объятия.

— Я слышала, ты отличился на войне, — молвила Василиса.

— Да, я придумал, как захватить город. Но всё это теперь не имеет значения, ведь мы ушли оттуда, против воли князя.

— Но новгородцы знают о твоём подвиге. Значит, это не напрасно. Ты достоин быть сотником, а не твой брат.

— Может, ещё буду, если случиться война, — отвечал боярин, вдыхая приятный аромат её волос, — но прежде мы поженимся. До той поры — никаких войн.

Лицо Добрыни всё приближалось к её лицу и в какой-то момент было уже очень близко для поцелуя. Но Василиса словно угадала его намерение, и тут же встала с лавки. Она окинула его строгим вопросительным взглядом, прежде он не был таким решительным и никогда не лез целоваться.

— У меня для тебя подарок, — смягчилась Василиса и взяла со стола украшенный искусной вышивкой платок.

— Сама вышивала? — удивился Добрыня.

— А ты как думаешь? — даже с обидой в голосе спросила девушка. Но Добрыня всё равно не верил, что это сделала она. Василиса любила готовить и читать книги, а к шитью совсем не была приучена. Другое дело — её младшая сестра Настасья. Скорее всего, и платок этот был её рук делом. Вскоре жених вместе с невестой отправился за стол, здесь была уже вся её большая семья. Добрыня то и дело украдкой посматривал на Василису и не мог налюбоваться. Хотелось обнять её крепко-крепко и не выпускать из своих объятий. Неужели когда-то эти нежные руки будут обнимать его? Неужели когда-то эти строгие губы будут дарить ему поцелуи и слова любви? Неужели когда-то ему можно будет прикасаться к этим бёдрам, талии, гордой груди, поднимающейся при каждом вздохе? Огонь в груди разгонял кровь по жилам и спускался вниз живота. Но здесь Добрыня тут же отвлекался на разговоры и на еду. А затем снова смотрел на нежную кожу…. Боярин ушёл взволнованным и возбуждённым, но всё-таки довольным после общения с невестой. Она ждала его, и она будет принадлежать ему. Всё это будет его! Уже сама эта мысль опьяняла так, что Добрыня даже не сразу заметил прохожего, склонившего голову в знак приветствия. Длинная светлая коса его лежала на плече, на лице появились тонкие усы и небольшая бородка, что делало его ещё красивее.

— Ставр? — отшатнулся от него Добрыня.

— Ты будто приведение увидел, — отвечал ему прохожий. — Нешто я так сильно изменился за такой малый срок?

— Да ты, видно, никогда уже не изменишься, купчишка. Тебе твоей сестры-Василисы мало? Теперь к моей Василисе повадился?

— Моя сестра замужем за боярином, ты же знаешь, — спокойно отвечал Ставр возбуждённому собеседнику. — Если бы не мой шурин, не был бы я теперь в дружине.

— Как же низко пала наша дружина, если принимает в свои ряды таких, как ты, воров, спящих с родными сёстрами.

Ставр устало закатил глаза кверху.

— Сколько раз тебе объяснять? Она мне не единоутробная сестра, а единокровная. Отец у нас один, матери разные. В прежние времена таким даже жениться разрешали.

— Прежде у нас и многожёнство было разрешено, нехристь. А теперь у нас другая вера.

— Да, многожёнство тебе было бы сейчас, пожалуй, на руку. А полячка твоя хоть нашей веры или какой другой?

Добрыня нахмурился, но ничто не ответил. А Ставр прошёл мимо него к дому Микулы.

— Радуйся, — крикнул ему в след сын Никиты, — что ты теперь мытарь, и имеешь право отказаться от поединка!

Ставр даже не обернулся и продолжил свой путь к дому Микулы Селянинович. Теперь к возбуждению Добрыни добавилась ещё и ревность. И платок с вышивкой теперь не умилял его, а злил. Ведь Василиса не сама его сделала, а попросила младшую сестру. Но она была уже помолвлена с Добрыней, неужели Микула посмеет разорвать помолвку ради Ставра? Теперь желание усилилось в разы, стало яростным, нестерпимым. Добрыня вошёл к себе во двор и оказался в избе для гостей и слуг.

— Все вон! — властно прокричал он. И изба в миг опустела, остались только он и Зоя. Ничего не говоря, Добрыня прикоснулся к мягкой выпуклости на рубахе, сжал в ладони упругую грудь, стал целовать нежные плечи, шею, губы. Зоя ответила ему поцелуем и объятиями и потянула в постель. Он уже точно знал, что Ставр расскажет Василисе Микулишне про Зою. Скандала было не миновать. Именно поэтому спустя какое время Добрыня уже обнажённый с влажным членом лежал сейчас рядом с такой же обнажённой полячкой. Сорока совсем не стеснялась своей наготы, она лежала на спине, покрытая только собственным потом. Капля стекала по её молодой округлой груди, но Добрыня поймал её губами, затем захватил набухший бурый сосок. Зоя в ответ принялась нежно гладить его по голове.

Приближалась зима. Вместе с ледяным холодом надвигался и холод в сердце Василисы. Скандал не разгорался, а медленно тлел, словно лучина в печи. Добрыня видел, как постепенно к нему охладевает Василиса, охладевает Микула Селянинович, всё чаще хмурится отец. Ставр пользовался этим и медленно, но верно добивался своего. Он не любил Василису, в известном смысле он вообще никого не любил, но хотел лишь выгодно жениться и получить ещё больше власти. Ещё с детства Ставр получил хороший урок выгоды от брака. Когда его овдовевшая мать нашла себе нового мужа, а сын — отчима, богатого купца Годия. Годий был старше её лет на 15 и про него ходил упорный слух семейного тирана, что подтверждалось тем фактом, что купец был уже дважды вдовец. Настоящим отцом Ставра был знаменитый купец — Садко, который ещё в молодом возрасте добился славы самого богатого человека в Новгороде. Но когда пропал без вести, все его богатства пропали вместе с ним. Осталась только дурная слава. Садка называли развратником за то, что он имел ещё одного ребёнка от другой женщины, ведьмы Алёны. Дочь Василиса была примерно одного возраста со Ставром, но она росла не только без отца, но и без матери: Алёну сожгли на костре, когда дочь была ещё младенцем. Круглую сироту воспитывала бабка, затем мать Садка уговорила Годия взять девочку к себе в дом, под опеку. Пришлось соврать, что её родной отец — легендарный герой Василий Буслаев. Дело в том, что Василий так же имел связь с матерью Василисы, и даже имя своё девочка получила в честь него. Но когда Василия не стало, а мать Василисы сожгли на костре, девочку взял на воспитание именно Садко. И Василису Васильевну, и Ставра объединяло то, что они совершенно не помнили своего отца и унаследовали от него лишь дурную славу. Годий был жадным до ужаса и легко мог избить плёткой слугу или сына за копейку. Ставр был даже не родным сыном, и его спина в детстве страдала особенно. Временами она страдала за двоих, когда наказание выпадало на Василису, и брат всегда подставлял за неё свою спину. Так же Ставр с ранних лет брал на себя часть её труда по хозяйству, хоть и у самого него было забот немало. В доме старого купца все от мала до велика должны были трудиться, не покладая рук. Но Василиса прежде жила впроголодь и когда только появилась в доме купца, была тонка, словно удочка. Казалось, старик нарочно наваливал на неё столько обязанностей, чтобы выжить из дому, рассчитывал, что она не выдержит. Она бы и не выдержала, если бы не Ставр. Младший брат её спасал, словно был старшим, и Василиса полюбила его нежной преданной любовью. Они были уже подростками, когда Годий был зарезан во время восстания. Когда восстание было подавлено, дети Садка вздохнули свободно.