— Князь сейчас нуждается в нас, — говорил посадник Фома, — он не посмеет нам сделать зла. Главный враг Ярослава сейчас — его отец, князь киевский Владимир.

— С Владимиром должны были сражаться варяги, — возражал Никита, — а мы их перебили. Новые варяги не придут к Ярославу наниматься, покуда мы здесь.

— Да не на что ему новых нанимать, он и этим-то уже должен был. Казна его пуста, паутиной поросла. Так что он нас ещё благодарить должен за то, что ему теперь варягам платить не нужно.

— Да, Фома дело говорит, — согласились другие бояре. Лишь один Никита, всегда подозрительный, чувствовал недоброе. Но один остаться в городе он не мог, главным условием князя было, чтобы приехали все, кто были названы в списке. Если бы Никита один остался в Новгороде, не поехал бы никто. А большинство из тех, чьи имена стояли в списке, уже выразили своё согласие. Выбора не было, и Никита, скрепя сердце, отправился в Ракому вместе с остальными. Вместе с ними поехала и избранная депутация из Новгорода — больше сотни бояр. Людинских вождей послами не выбрали ни одного, чем снова серьёзно обидели Людин конец. Когда ворота в посёлок распахнулись, всех охватил лёгкий трепет, и многие оглянулись назад. Отсюда ещё было видно очертания Новгорода, в особенности стоящие на холмах храмы: деревянный храм Преображения и каменный Софийский собор. Но вот депутаты шагнули за ворота и оказались на широкой улице, уставленной деревянными теремами с закрытыми ставнями. С другого конца улицы навстречу гостям шла группа людей. Среди них хорошо узнавалась ростовская свита князя, хоть Путяты здесь и не было. Зато был он — Ярослав. Многие черты он перенял у своего великого отца: и хищный горбатый нос, и тяжёлую челюсть. Только у Владимира это была нижняя челюсть, которая немного выдавалась вперёд, у Ярослава выступала и верхняя, как у обезьяны. Правда, видно это было плохо, поскольку закрывали её густые усы. А вот бороды Ярослав в те годы не носил вовсе. Тёмные волосы его были длинные, как и положено, заплетены на затылке в косу. Коса, правда, была маленькой и торчала, как хвост у ящерицы, а длинные волосы с висков спадали на лицо, что делало князя ещё привлекательнее. Ярослав, безусловно, нравился женщинам, но его жены — Анны как раз почему-то рядом не было, как не было и малых детей. По мере приближения бояре замедлили шаг и в конце концов и вовсе замерли.

— Ну чего же вы заробели, дружина? — говорил на ходу Ярослав и даже вскинул руки, будто хотел заключить их в объятия.

— Ну что, Фома, рассказывай, — продолжал князь, — как так получилось, что ты клялся мне в дружбе и пил со мной мёд, а теперь моего Путяту заставил тебе показать свою спину?

— Так это… я же, — растерялся Фома. Но Ярослав дружески хлопнул его по плечу и рассмеялся.

— Да не бойся, Фома, штаны не пачкай.

И посадник сам через силу улыбнулся князю.

— Гонец сказал, ты помириться с нами хочешь, — произнёс Никита.

— Правда? Он так сказал? — кривлялся Ярослав, — ну раз так сказал, значит, так оно и было. Тогда хотел, а теперь вот что-то глянул на вас и передумал.

Никита нахмурился и достал свой топор. Но Ярослав в ответ лишь громко расхохотался и погрозил боярам пальцем.

— Ты вот что, владыка, — заговорил Фома, — мы тебе зла не желаем. Если говорить с нами не хочешь, уйдём с миром.

Ярослав был совершенно безоружен, в одном расшитом золотом коричневом комзоле, против него стояли вооружённые послы, которые недавно перебили викингов.

— Вы ещё рассчитываете уйти отсюда? — спрашивал князь, — ну нет, вы нанесли мне оскорбление, за это вы заплатите.

И тут же, как по сигналу, в домах раскрылись ставни и из окон в бояр полетели стрелы. Когда те опомнились и закрылись щитами, то половина из них уже были ранены, а те, что остались стоять на ногах, были окружены врагами. Появился и Путята с длинным копьём в руке. Теперь депутатам стало ясно, что они обречены. Никита был уже ранен стрелой в живот, с горечью он вспомнил пророчество. Всю жизнь он пытался уйти от судьбы, но судьба всё равно его настигла.

— Ну что, бояре, каково теперь вам? — спрашивал властно Ярослав, — думали, плюнете мне в лицо, а я утрусь? Я знаю, вы меня с первого дня невзлюбили за то, что я якобы наплевал на ваши обычаи попрал ваши старые свободы. Я и сейчас плюю на ваши свободы.

И Ярослав смачно плюнул на землю.

— Сукины дети. Нешто ваши блудливые мамаши не научили вас любить своего князя? Я бросил вызов своему великому отцу, неужели вы подумали, что я испугаюсь вас, жалких дворовых собак?

— Владыка, — взмолился раненный Фома, — пощади, без нас тебе князя Владимира не одолеть, мы нужны тебе.

— Ничего, как-нибудь справимся. Пока Илья Муромец в Киеве, он не позволит моему отцу начать войну. У нас есть время, чтобы собраться с силами. Ты мне не нужен, Фома.

И началась резня, окружённые новгородцы сопротивлялись, как могли, но силы были не равны. Никита, однако, умудрился раненный вскочить с земли и рубануть топором одного ополченца, в ответ другой ополченец проткнул его в сердце копьём. Брат Василия Буслаева отправился вслед за старшим братом. Первое пророчество сбылось. Некоторых послов удалось взять в плен и доставить с лёгкими ранениями к князю. Среди них оказались и людинские вожди из списка.

— И зачем вы пошли с боярами? — спрашивал их Ярослав, — что они вам пообещали? Уже столько лет вы грызётесь между собой, а всё равно им поверили.

Людинские вожди молчали, готовясь к пытке и смерти.

— Я не желаю вам зла, — промолвил князь, — знаю, вас бояре обманули, голову вам надурили. Вы вот что, возвращайтесь в Людин конец, передайте, что князь на вашего брата зла не держит и мстить не будет. Я отомстил боярам, потому как это был их зачин. А вы здесь не зачинщики. Можете делать с боярами, что хотите, а не буду вас судить.

И с этими словами Ярослав отпустил людинских вождей, наверняка уже полагая, что Людин конец снова начнёт войну против обезглавленной и разобщённой дружины. А, значит, никто не пойдёт на Ракому мстить за убитых родственников, поскольку Новгород будет занят внутренней распрей.

— Ну что, Путята, — вымолвил Ярослав, когда людинские послы ушли, — нужно бояр закопать в землю, по-христиански. Скажи своим людям, путь выроют яму.

— Твоя воля, владыка, — отвечал тысяцкий и отправился выполнять приказ.

— А теперь с тобой, — произнёс Ярослав бледному молодому человеку, одиноко стоящему в стороне, — ты, Ставр, хорошую службу мне сослужил, когда назвал мне имена всех зачинщиков бунта. Я теперь твой должник.

— Я лишь делал то, что должен, — отвечал Ставр. По лицу его было видно, что ему не по себе и его вот-вот стошнит, но всё же он держался. А Ярослав меж тем снял с пальца перстень с драгоценным камнем и передал его молодому человеку.

— Держи, за службу.

— Благодарю, владыка, — отвечал Ставр, забирая перстень.

— Только не напивайся сегодня, ты мне ещё будешь нужен. А я пойду, выпью.

Новгородцы тогда ещё ни о чём не подозревали и тревожно ожидали возвращения своих депутатов. Но днём они не пришли, а ночью ждать не было смысла. Добрыня понял, что случилось что-то плохое. А на следующий день уже стало известно, что из Ракомы живыми вернулись только людинские вожди. Теперь два конца Новгорода в конец рассорились, и начались стычки между боярами и людинскими бандами. Вторые занимались открытым грабежом, дружинники, как могли, пытались их сдержать. И именно в такое непростое время в Новгороде появился Гаврюша со своими наёмниками. Сам он был ранен, едва унёс ноги, другие тоже были едва живые. Наёмник поведал о том, как сложил голову богатырь Дунай Иванович, как он — Гаврюша со своими наёмниками вынужден был отступать и едва унёс ноги от Ростислава. Рассказал и о том, что сын Змея Горыныча вовсе не человек, а кровососущий упырь. Добрыне Дунай приходился названным братом, и его смерть тяжёлым грузом легка не сердце, так же как и смерть отца. В результате молодой боярин запил, попытался утопить свою печаль в вине. А Гаврюша меж тем вернулся в Людин конец героем, но и Микула Селянинович отметил его, как славного витязя, равного богатырям. Все новгородские богатыри скорбели о смерти Дуная. А меж тем новгородские земли постепенно захватывал кровососущий сын Змея Горыныча, сам Новгород был расколот пополам, по реке Волхов и находился в состоянии вражды со своим князем, заседавшем в Ракоме. И всё это в то время, когда Киев готовился со своим войском двинуться на Новгород, дабы раздавить мятежное княжество.