— Я и без него отлично все разглядела, — она оскорбленно поджала губы и перешла в наступление: — Вы хотите сказать, шо я вру?!
— Нет, что вы, — я пошла на попятную, отлично зная, что она не преминет при случае накатать кляузу и на меня. Эх, привлечь бы ее за заведомо неправдивое сообщение о преступлении! Кстати, а это мысль… — Проверим. Так, а тут что?..
И сделала вид, что увлеклась изучением следующей жалобы.
Впрочем, к концу страницы мой интерес стал непритворным. Героем сего заявления был Хельги, младший из семейства троллей.
Для верности я перечитала дважды. Пристальный взгляд мадам Цацуевой не позволял мне рассмеяться вслух, хотя очень хотелось.
— Кхм, я правильно поняла, — начала я медленно, отложив ее писанину в сторону, — что он напал на вас и насильно поцеловал?
— Принудил! — подтвердила она, обмахиваясь ладошкой. — Хулиган!
Прозвучало… томно.
Я вообразила эту сцену в красках: теплый летний вечер, мадам Цацуева в полупрозрачном одеянии, юный тролль, при виде такого зрелища потерявший голову от страсти…
Пожалуй, эта картина стоила того, чтобы увековечить ее на полотне какого-нибудь живописца! «Барышня и хулиган».
— И чего вы хотите? Привлечь его к ответственности за… мелкое хулиганство? — последнее я произнесла с сомнением. Надеюсь, она не будет утверждать, что имела место попытка изнасилования? — Но он ведь несовершеннолетний.
— Пусть подрастет, — она повела плечом с милыми «ямочками». — А потом — женится!
От неожиданности я потеряла дар речи. Откашлялась и поинтересовалась сдавленно:
— А разве вы не замужем?
Стыд и позор мне! Домовому полагается всех жильцов вверенного участка знать хотя бы в лицо. Но я полагала, что супруг мадам Цацуевой просто терялся на ее фоне.
— Я вдова! — она уязвленно поджала губы. — Дважды.
— Сочувствую, — пробормотала я, собираясь с мыслями, а потом напустила на себя строгий официальный вид. — Извините, мадам Цацуева, но ваши требования не подлежат удовлетворению. Брак — это добровольный союз мужчины и женщины…
— Я буду жаловаться! — взвизгнула оскорбленная в лучших чувствах дама. — Так и знайте!
Она тяжело дышала, и огромная грудь взволнованно колыхалась.
Ужасно хотелось заткнуть уши пальцами, но увы, приходилось слушать причитания и угрозы. Если женщина хочет замуж, то упаси вас Неназываемый становиться у нее на пути!
Когда я с трудом выставила ее прочь, до конца приемного времени оставалось немногим больше четверти часа.
Поморщившись, я потерла висок. Работа с населением — та еще головная боль…
А ведь мадам Цацуева наверняка еще и жалобу на меня накатает! Понятно, что ничего страшного, но объяснительную писать придется.
Подумав, я полезла в стол за шоколадкой, но едва пальцы нащупали шуршащую обертку, как в дверь снова постучали.
Я едва не застонала, закрыла ящик и обреченно крикнула:
— Войдите!
— Вы позволите? — вежливо спросил господин Ярый, остановившись на пороге.
На мгновение я им залюбовалась: стройная фигура, смуглая кожа, чуть раскосые насмешливые глаза и грация пантеры.
— Конечно, — кивнула я. В конце концов, теперь он один из «моих» жильцов! — Проходите, присаживайтесь. На что жалуетесь?
Яркие губы дрогнули в улыбке, и он шагнул в комнату.
Я слегка смутилась: прозвучало действительно странно.
— Я имею в виду, что обычно к компетенции домового относится урегулирование споров из-за нарушения правил добрососедства, — отбарабанила я как по писаному и смутилась еще больше.
Присутствие господина Ярого выводило меня из равновесия. И дело не в бабуле!
Он окинул взглядом мой захламленный кабинет и покачал головой.
— Заверяю вас, госпожа Стравински, мне не на что жаловаться.
— Домовой, — поправила я упрямо. — Я при исполнении.
Он чуть пожал плечами и расположился на ближайшем ко мне стуле.
— Как изволите… домовой. Хотя называть так красивую женщину, на мой взгляд, почти кощунство.
— Благодарю, — ответила я сухо. — Итак, что вы хотели, господин Ярый?
Он внимательно смотрел на меня, прищурив темные недобрые глаза.
— У меня к вам… личная просьба.
— Слушаю, — откликнулась я нехотя.
Он сжал губы, затем проговорил медленно:
— Скажите, вы правда занимаетесь поисками Кукольника?
От неожиданности я на мгновение замерла.
— Да, — кивнула я, не видя смысла отрицать. — Точнее, я помогаю следователю…
Ярый легким движением руки отмел мою слабую попытку отпасовать его к Мердоку.
— Несущественно. — Он чуть подался вперед, и я вдруг ощутила абсурдное желание спрятаться под стол. — Госпожа… домовой, я был бы весьма признателен, если вы заодно поищете ранее украденную им вещь.
— Какую? — с трудом выдавила я из разом пересохшего горла. Только этого не хватало!
Эта история с Кукольником нравилась мне все меньше и меньше.
Ярый помолчал, внимательно глядя на меня, наконец обронил:
— Алый Цветок.
— Простите, что? — не поняла я. — Это эвфемизм пламени? Драгоценный камень?
Последний вариант устраивал бы меня как нельзя больше, даже несмотря на фиаско с поисками прошлого клада.
— Это цветок, — пояснил он ровно, только глаза опасно сверкнули. — Алый, как вы можете догадаться.
— Постойте, — попросила я и помассировала виски. Поморгала и спросила со слабой надеждой: — Господин Ярый, вы шутите?
— Увы, нет. Я абсолютно серьезен. И, разумеется, за помощь вам полагается вознаграждение…
— Но зачем это Кукольнику?! — перебила я. — Он ведь вор, его интересуют ценности, а не… растения!
— Это непростое растение, — вымолвил он словно через силу. — Однако для вас, госпожа Стравински, это значения не имеет. Я готов выплатить за него очень хорошее вознаграждение.
Это явное нежелание называть меня домовым вкупе с настойчивым напоминанием об оплате взбесили.
— Послушайте, господин Ярый, — начала я уже безо всякого пиетета. — Я приложу все усилия, чтобы найти Кукольника и вернуть все, что он украл. Но я — домовой, а не частный сыщик! Мне не нужна награда. Лучше бы вы поделились сведениями.
— Например? — он чуть склонил голову набок, и в кабинете вдруг посветлело.
Но мне на его штучки было уже наплевать. В крайнем случае, сдам его бабуле.
— Например, как Кукольник мог у вас что-то украсть, если вы приехали в город только вчера? Где и когда это произошло? Вы ведь не писали заявление в райотдел!
Ярый помолчал, не отрывая от меня недоброго взгляда, затем поднялся.
— А кто вам сказал, что Кукольник начал свои подвиги именно тут? Советую подумать над моим предложением. До свидания, госпожа Стравински!
И, коротко кивнув, он вышел прочь, аккуратно притворив за собой дверь…
Следующий посетитель стучаться не стал, но заготовленное: «Извините, время приема уже закончилось!» мне не пригодилось.
— Следователь Мердок? — нехотя привстав, кисло произнесла я.
— Вижу, вы очень рады меня видеть, Стравински, — вымолвил он, осматриваясь.
Неужели это была ирония?!
— Чрезвычайно! — ответила я с чувством. Мердок посмотрел на меня с удивлением, и я спешно поправилась: — Простите. Я просто рада, что это не очередной жалобщик.
Мердок кивнул, принимая это объяснение.
— Кстати, Стравински, — он заложил руки за спину и, пройдясь вдоль заваленных бумагами стеллажей, остановился у дальней полочки, где красовалась коллекция ракушек, засушенных цветов и еще кое-каких, менее невинных, сувениров. — Должен заметить, у вас очень любопытные знакомства.
— Не понимаю, о чем вы, — пробормотала я и полезла в стол за шоколадкой, чтобы отвлечься от желания швырнуть в него вон той вазой с завядшими нарциссами.
— Неужели? — он обернулся, и тон его был… неодобрительным. — Стравински, раз уж мы с вами теперь работаем вместе, извольте мне не врать.
— Как прикажете, господин следователь, — я пожала плечами и, развернув фольгу, откусила кусок прямо от плитки.