Жозеф Колет и г. де-Бираг уже несколько минут сидели рядом друг с другом в комнате, куда они удалились. Всецело поглощенные своими мыслями, они не проронили еще ни одного слова, как вдруг дверь отворилась и в комнату вошел негр.

Это был Флореаль-Аполлон, но в каком ужасном виде! С одежды его текли целые ручьи воды, сапоги были покрыты грязью, а шпоры при каждом шаге оставляли кровавый след на паркете.

Войдя в комнату, он бросил подозрительный взгляд на г. де-Бирага и медленно, по обыкновению, направился к плантатору, который встав при виде его с места и протягивая руку, с нежностью проговорил:

— Вот и ты, Флореаль. Добро пожаловать! Я давно вас жду с нетерпением. Давно ли вы возвратились?

— Я возвратился за пять минут до вас; меня застала в дороге гроза.

— Оно и видно! Но откуда вы теперь?

— Из Гонаив, откуда я выехал в шесть часов вечера

— А я уже начал беспокоиться о вас, друг мой!

— Правда, мое отсутствие было продолжительным. Оно было больше, чем я предполагал. Но мне хотелось добросовестно выполнить то поручение, которое вы имели честь мне поручить!

— Благодарю вас! — с жаром вскричал плантатор. — Вы неутомимы, когда дело идет о чем-либо приятном для меня.

— Но, разве это не моя обязанность? Не связан ли я с вами узами вечной благодарности?

— Вы ничем мне не обязаны, Флореаль. Мы — молочные братья, мы воспитаны вместе, и, Надеюсь, любим друг друга, что вполне естественно. Бог дал мне больше богатства, чем вам, но я пожелал восстановить равновесие и предложил вам пользоваться моим состоянием. Вот и все, ничего не может быть проще!

— Жозеф, я обязан вам за то, что вы это говорите. Но я знаю, что мне нужно думать о ваших благодеяниях!

— Право, вы придаете слишком большое значение тому, что мне кажется вполне естественным! — добродушно отвечал ему плантатор.

— То, что я говорю — справедливо. Я вам всем обязан, Жозеф!

— Не будем спорить, дорогой Флореаль-Аполлон. Я хорошо знаю ваше упрямство.

Во время этого разговора, столь дружественного по виду, в словах негра звучала ирония и горечь, но его молочный брат, ослепленный своей дружбой и привыкший без сомнения к его тону, не придавал этому большого значения.

— Ну, хорошо, хорошо! — добродушно продолжал плантатор. — Перейдем лучше к другому предмету разговора. Вы устали, должно быть? Идите отдохните, а завтра утром мы поговорим с вами о делах.

— Я вовсе не устал, Жозеф, и, так как вы все равно не будете спать, то лучше переговорим сейчас.

— Как тебе угодно, милый Флореаль-Аполлон, садись тогда на канапе и давай беседовать.

— К вашим услугам.

— Итак, — продолжал Жозеф Колет, — вы посетили все плантации?

— Все, начиная с Трех Питонов и кончая Гонаивами.

— Вот, что называется добросовестно работать! Вы — драгоценный человек, Флореаль, — сказал, улыбаясь метис.

— Я сделал только то, что должен был сделать, не более того.

— Да-да, конечно! Итак, все идет хорошо. Жаль, что все это время я был занят, а то бы мы вместе посетили плантации.

Негр медленно покачал головой.

— Простите за мою откровенность, — сказал он, — но мне кажется, Жозеф, что вместо того, чтобы проводить время в Мексике, вам следовало бы больше заботиться о ваших интересах.

— Как? — вскричал Жозеф Колет с изумлением. — Разве на плантациях что-нибудь случилось?

Вместо ответа негр повернулся к г. де-Бирагу, все еще погруженному в свои размышления и, очевидно, не слыхавшему ничего, о чем они говорили.

— Можете откровенно говорить при этом господине. Это один из моих друзей.

— Белый, — пробормотал негр с непередаваемым выражением ненависти.

— Белый, черный или мулат — это все равно, если этот господин мой друг. Говорите же, Флореаль-Аполлон! Вероятно, не все в добром порядке?

— Напротив, я должен доложить вам, что все идет из рук вон плохо.

— Что вы сказали! — вскричал изумленный плантатор.

— Только голую правду. Мало того, если вы не примете сейчас же надлежащих мер, то будете совершенно разорены.

— Я? Разорен? Полноте, Флореаль! Да на чем же я разорюсь?

— На всем!

— Как на всем!

— Да, на кофе, на какао, на сахаре, на хлопке, на акажу…

— И на акажу?

— Да, самый лучший и большой из ваших лесов уже неделю горит!

— Лес горит! Но ведь это страшное несчастье! Но ведь пожар не может быть случайностью! Это дело злоумышленников!

— Да так оно и есть на самом деле.

— Нет, я решительно тут ничего не понимаю, — проговорил пораженный плантатор. — Кто же мог решиться на это? Ведь вы знаете, как у нас хорошо платят рабочим; они должны быть вполне довольны и счастливы.

— О, даже чересчур, — произнес негр.

— Как чересчур? Ну, вы, Флореаль-Аполлон, говорите что-то неладное. Подумайте, ведь если бы хоть доля правды была в ваших словах, то это было бы чудовищно.

— А между тем это правда.

— Объясните же все!

— Черт возьми! — насмешливо проговорил негр, немного повернув голову к г де-Бирагу, по-прежнему молча сидящему. — Все это так просто, что я недоумеваю, как это вы не понимаете. Вы хорошо платите своим рабочим, они получают от вас, что они просят; работа их распределена так, что почти треть времени они могут располагать сами по своему усмотрению…

— Это мне все известно. Что же дальше?

— Дальше? Очень просто! Таким-то обращением вы сами испортили их. Вы, Жозеф Колет, почти белый и, очевидно, совсем не знаете черных. Вы рассчитываете, что негры как и все люди — их можно в волю кормить и в то же время почти не заставлять работать. Вот в этом-то и ошибка: негр — просто животное, которое ни на минуту нельзя оставить без дела, иначе он совершенно испортится и будет замышлять только дурное.

Жозеф Колет засмеялся сухим нервным смехом.

Плантатор был оглушен; подобные соображения никогда не приходили ему на ум и казались просто противоречащими здравому смыслу. Он подумал, что негр просто шутит с ним.

Но, к несчастью, это была не шутка. Да, такова она и есть, на самом деле, натура негра, испорченная вековым рабством.

— Однако, должно же существовать средство против этого зла!