– Еще до создания «Глоба-Линк» люди пришли в этот мир, будучи заведомо неравны друг другу, – пояснил Алекс. – Новая аристократия назовет их попросту рабами, рухнет общество, которое проделало столь долгий путь, стремящееся выкарабкаться из грязи.

Их разговор был прерван появлением одного из слуг. Он наклонился и что-то шепнул на ухо Румянцеву.

– Господа, прошу прощения, срочный телефонный звонок. Прошу вас, не стесняйтесь.

Румянцев вместе со слугой ушел, а Робеспьерр снова глотнул вина.

– Ваше намерение голосовать против помешает становлению общества равных возможностей для всех трудящихся, – сказал он. – Создание одной, единой корпорации гарантирует мирное сосуществование всех народов.

– Да, но только по установленному набору правил. И определять их будет «Глоба-Линк». Несогласие же с ними некоторых политических партий, стран или личностей немедленно навлечет на них карательные санкции.

– Согласен, нет в мире совершенства. Но взгляните сами, каково положение дел сейчас. Неужели не ясно, что мир, пройдя столь долгий путь, желает улучшения. Людей не устраивает постоянная борьба за власть, когда одна группа политиканов отбирает ее у другой. Согласитесь, наверняка есть путь и получше.

– Ну да, вроде фиксированных цен, чтобы бедные всегда оставались бедными.

– Бедные всегда остаются бедными и будут оставаться таковыми дальше, за исключением, может быть, одного на тысячу, который вытянет счастливый билет, давая надежду себе подобным. Именно корпорации заправляют финансами, занимаются производством товаров и предоставлением услуг, создают общий знаменатель для всех, готовых трудиться не покладая рук. Нет, Михаил Михайлович, перемены необходимы, и если вы можете предложить нечто лучшее, мы вас внимательнейшим образом выслушаем.

– Как вы верно заметили, совершенства в мире не существует, и в ваших рассуждениях есть определенная логика, но все равно для тех, кто родился вне системы «Глоба-Линк», это означает своего рода рабство. Разве у Гитлера и Наполеона не было на этот счет своих теорий?

– Но ведь они думали только о себе, варились в собственном соку. Это были совершенно приземленные правители, планировавшие уничтожение сотен миллионов людей, которые мешали осуществлению их целей. Лично я считаю, что такая аналогия неуместна. Впрочем, вы ничем не лучше их, поскольку хотите воспользоваться доставшейся вам властью для изменения хода исторического развития, переделки всего общества, формировавшегося многие тысячелетия.

Вернулся Румянцев с бутылкой коньяка, сел за стол и придвинул чистые коньячные рюмки.

– Прошу прощения, что прерываю вас, – извинился он, с явным удовольствием начиная разливать коньяк по рюмкам. – Между прочим, этот коньяк из собственных погребов Наполеона, – при этих словах Робеспьерр лишь недоверчиво усмехнулся. – Во всем мире осталось только четыре таких бутылки, причем местонахождение остальных трех является тщательно охраняемой тайной.

– Михаил Михайлович как раз пытался втолковать мне, что «Глоба-Линк», по его мнению, чем-то сродни нацизму и вообще тоталитаризму, поскольку она создает единую власть над всем миром.

– Единую власть – да, согласен, – кивнул Румянцев, любуясь янтарным напитком. – Но в случае с Гитлером все решал один человек. У нас же предполагается принимать решения коллегиально, на совете директоров, который будет переизбираться раз в два года.

– В плане руководства, возможно, и да, – сказал Алекс. – Но сам принцип власти остается прежним. Я считаю, что такой режим очень скоро покажет свою суть, предоставляя блага лишь избранным.

– Да разве не так оно и было испокон веку? – заметил Румянцев. – Сама по себе «Глоба-Линк» – система куда более честная и справедливая, чем все те, которые создавались в мире в течение последних шести тысяч лет. Неужели в ходе нашей беседы вы этого так и не уяснили?

– Я приехал сюда не только затем, чтобы выслушать ваши доводы, но и попытаться переубедить вас. Впрочем, похоже, мне это не удалось.

– Думаю, со временем вы все же примете нашу точку зрения. И крайне желательно, чтобы это произошло еще до начала женевского совещания, – заметил Робеспьерр.

Румянцев, наконец, завершил священнодействие и отставил бутылку в сторону.

– Предлагаю тост за то, чтобы мир становился все лучше, независимо от того, каким путем пойдет история.

Алекс взял рюмку, втянул носом чудесный аромат, в душе будучи наполовину согласен с тостом. Сделав глоток, он поставил рюмку и удовлетворенно откинулся на спинку кресла.

– Я явился сюда, чтобы попытаться переубедить вас, зная, что именно вы вместе с Раймондом Брукманном стоите у истоков «Глоба-Линк». Надеюсь, мне все же удалось заронить в ваши умы хоть тень сомнения в необходимости столь поспешного голосования. Наверное, подобную проблему все же стоит сначала обсудить с лучшими умами человечества.

– Кстати, с этими умами мы уже советовались, и все их возражения были внимательнейшим образом выслушаны и учтены, – сказал Румянцев. – Должен сказать, что некоторые из их соображений оказались весьма серьезными. Но, в конце концов, они хорошенько подумали и встали на ту точку зрения, которой придерживаемся мы и крупнейшие мировые лидеры, руководители Соединенных Штатов, России, Китая, Евросоюза, НАТО. Но вы, насколько мы понимаем, продолжаете пребывать в заблуждении. Ваше право голоса в решении столь важного для всего мира вопроса создает опасный прецедент.

Алекс знал, что главное не имена, а политические посты. Теперь все, что прозвучало за этим столом, было записано на пленку.

– Опасный для кого? – спросил он. – Уж, конечно, не для Уолл-Стрит и других мировых бирж.

– Очень жаль, – сказал Румянцев. – Мы считали вас вполне разумным человеком. Но теперь я понимаю, что мы ошибались. Вы твердо решили уничтожить то, что мы создавали с таким трудом. Друг мой, это было вашей ошибкой. К сожалению, ваше решение невозможно рассматривать иначе, как крайне вредное.

Какие-то нотки в голосе Румянцева – как будто Филиппов уже проголосовал против – насторожили Алекса. Он лихорадочно пытался оценить ситуацию, но мозг работал недостаточно быстро. Алекс только теперь заметил, что они так и не притронулись к коньяку, а просто ждали, когда напиток подействует на гостя. И теперь он вдруг ощутил подступающую дурноту, которая начала подниматься из желудка, захватывая мозг. Тело больше не слушалось, в коньяк явно было подмешано какое-то сильное средство. Окружающее стало медленно вращаться перед глазами, наконец, ясность мысли и вовсе покинула его.

Алекс попытался было встать, опершись руками о стол, но ноги стали как ватные. Он был бессилен что-либо предпринять. Напротив маячили два расплывчатых пятна, лица Румянцева и Робеспьера, а потом все поглотила темнота.

Алекс потерял сознание.

Рене Шометт бросил взгляд на часы, висящие в вестибюле гранд-отеля «Европа». Было 11.55 вечера. Он подошел к стойке портье, осведомился, в каком номере проживает Алексей Иванов, и сообщил, что у них назначена встреча. Портье снял трубку и стал звонить в номер, а Рене тем временем ждал, оглядывая вестибюль, ярко освещенный старинными люстрами. Вскоре портье положил трубку.

– Прошу прощения, господин Шометт, но господина Иванова в номере нет.

Рене такого никак не ожидал.

– Ничего не понимаю. Ведь именно на это время у нас с ним была назначена встреча.

– Если он не смог явиться к назначенному сроку, вы можете подождать его в номере, – портье нажал кнопку интеркома. – Дежурный!

Как из-под земли возник молодой человек в униформе, украшенной позументами.

– Проводи господина Шометта в номер господина Иванова, да, в триста четвертый, и отопри ему дверь, – велел портье молодому человеку, вручая ему ключ.

– Спасибо, – поблагодарил Рене.

С «дипломатом» в руке он последовал за своим провожатым к лифту. Из ресторана доносилась громкая музыка. Они в молчании поднялись на третий этаж, по толстой ковровой дорожке дошли до триста четвертого номера, и молодой человек отпер дверь.