– Я тебя обидел. – Это был не вопрос.

– Ты еще можешь все исправить. – Я все еще бездумно смотрела в потолок.

Он промолчал. Мы оба знали, что он не мог.

Даррен начал целовать меня, ласкать руками, снимая одежду, но впервые в моем теле не было никакого отклика на его близость. На самом деле я желала его сильнее, чем когда-либо, но все чувства поглощались жадным зевом амулета, и мой мужчина видел лишь то, что позволяли ему чары – отстраненность и полную отрешенность.

– Я не хочу…

Мой лорд сначала недоуменно смотрел на меня, потом в ярости затряс за плечи. Ну что за дурная привычка что у первого, что у второго? Они все меня так трясти будут?

– Ты не сможешь меня обмануть, женщина! И не дави на жалость! Не хочешь меня? Не верю! Я дождусь, пока ты сама попросишь, дорогая, а я умею ждать!

Я наконец перевела взгляд на него. Никаких чувств: ни злости, ни любви, ни-че-го.

– Прости, любимый…

В следующую секунду щека загорелась от удара ладонью, а мы оба ошарашенно уставились друг на друга. Что только что произошло? Он меня ударил? Он? Меня? Ударил?

– Лея! О небо, я не хотел!

Я спрятала изумление и обиду, позволив ему увидеть лишь апатию.

– Это ничего не изменит, Даррен, – прошелестел мой слабый голос, после чего я снова перевела безразличный взор на потолок.

Он зарычал раненым зверем и бросился вон из комнаты.

Несколько дней его не было. Слуги, приносившие еду, забирали ее обратно, потому что я ни к чему не притрагивалась, так и продолжая лежать и смотреть в потолок. Приходил Кер, которого искренне ужаснуло мое осунувшееся лицо и темные круги под глазами.

– Лея, прости его. Он ведет себя как дурак, конечно, но он тебя любит, жить без тебя не может! Мы его уже всем отрядом ругаем, но ведь Даррен упертый как стадо ослов!

Я печально смотрела на сероглазого воина, перед которым мне действительно было стыдно. Но так надо.

К моменту возвращения Даррена жизнь едва теплилась во мне: волосы потускнели, бледная кожа казалась прозрачной, лишь огромные янтарные глаза лихорадочно блестели на исхудавшем лице. Мой любимый бегом ворвался в комнату и замер, пораженный.

– Лея, Лея! – Он схватил меня на руки, прижимая к себе.

Мое безвольное тело тряпичной куклой лежало у него на коленях.

– Видит небо, я не хотел этого! Лея, прости меня! Прости!

Его горестные восклицания путались в моих волосах. Как больно, любимый. Хотела бы я сказать: «Не мучай себя» – но не могла, потому что долг был сильнее меня, сильнее нашей любви. Глаза оставались сухими. Не стоило насильно держать меня, милый, ведь случилось то, чего ты боялся: я для тебя потеряна навсегда. Горестный рык раненого зверя наполнил круглую комнату башни.

Даррен внес меня в свои покои, наказав не беспокоить нас, расчесал мне волосы, как маленькую беспомощную девочку, переодел в красное платье. Оставшееся до конца действия амулета время он сидел рядом, держа меня за руку. И молчал. Моя аура бледнела для него, с каждой минутой обретая новый цвет: желтые переливы, зеленые завитки, чернеющие полосы. Сердце билось тяжело и редко, широко открытые глаза не моргали по несколько минут, прозрачная кожа обдавала холодом. В одно из мгновений сердце стукнуло два раза подряд и затихло, с бледных губ слетел удивленный вздох, и для любимого я умерла.

Меня уложили в украшенный цветами гроб в небольшой часовне. По местным поверьям душа еще три дня после смерти должна находиться рядом с телом до похорон, после чего отправляется на суд к богу мудрости и справедливости. Обитатели замка приходили прощаться, многие плакали, уговаривали Даррена поспать, отдохнуть, но тот упрямо стоял рядом с моим телом, время от времени дотрагиваясь до холодной руки, будто пытаясь проверить, с ним ли я еще. А где же мне быть, любимый мой, губитель мой.

Амулет, надежно спрятанный в моем теле, не оставлял измученному возлюбленному ни одного шанса. Жизненные силы бескрайним морем бушевали внутри крошечной детской косточки, сердце билось раз в час, обменные процессы замедлились так, что иллюзия смерти была полной, учитывая мертвую ауру. Все происходящее вокруг я воспринимала как будто со стороны, что было весьма удобно, так как мои глаза были закрыты. К вечеру второго дня мой бедный измученный мужчина все же внял уговорам и поднялся к себе, чтобы немного поспать. А я отправила к нему проекцию своей души.

Прозрачная обнаженная фигура улеглась рядом со спящим мертвым сном Дарреном, осторожно погладила кончиками пальцев его осунувшееся лицо. В это время мое тело в часовне оставалось неподвижным, никто не видел обливавшееся кровью сердце, кричащую от боли душу.

– Зачем ты так поступил со мной, Даррен?

Он вздрогнул, но не проснулся.

Весь следующий день он то был со мной, то поднимался на смотровую башню, где я любила бывать (подготовкой к похоронам занимался Кер). Ночью призрачная девушка застала его именно там, смотрящим вдаль невидящими глазами.

– Почему ты не отпустил меня? – Она стояла за его плечом, гладила его несуществующими руками по спине.

– Ты была так нужна мне. – Сухой безжизненный голос никак не походил на прежний, наполненный колдовскими соблазнительными обертонами.

– Нельзя удержать ветер, любимый.

– Я пытался.

– Я никогда не была бы с тем, кто ограничивал мою свободу.

– Слишком поздно я это понял.

– Я бы вернулась.

– Теперь уже нет. – Тут Даррен очнулся, сообразив, что говорит сам с собой, обернулся в поисках меня или моего призрака. Но проекцию души невозможно увидеть, милый. Терпи, недолго осталось.

От голоса призрачной девушки по коже Даррена пошли мурашки. Он бегом сбежал по ступеням замка, влетел в часовню. Я все еще была там, бледная и неподвижная, лишь красные губы, покрытые яркой помадой, выделялись на посеревшем лице.

– Ты так прекрасна, моя маленькая колдунья. – Лорд сидел возле моего тела, и аромат огненных коготков от моих губ притягивал его, пробуждая низменные желания. – Даже мертвая ты манишь меня, насмехаясь.

Он наклонился ко мне, даря последний поцелуй, робкий, легкий и в то же время собственнический. Яд проникал в его кожу, начиная разрушительное действие. Через несколько минут Даррен вдруг встал и начал ходить по часовне, разговаривая с призраками, которых показывал ему «смех мага». Я открыла глаза: амулет заработал в обратную сторону, возвращая мне силы, высасывая их из бормочущего рядом мужчины.

– Ты здесь, ты со мной? Небо, я думал, что навсегда потерял тебя! Ты не умерла, а всего лишь уснула? Лея, любимая, ты так меня напугала! Нет, не говори ничего! Прости меня, я был так слеп. Теперь все будет иначе, вот увидишь, я могу измениться! Я дам тебе все, чего ты хочешь! О, божественный аромат твоего тела сводит меня с ума! – Он закружился на месте, сжимая в объятиях лишь одному ему видимую женщину. А по моим щекам текли слезы.

Что? Я не плакала с тех пор, как мне было десять! Но бесконечный водопад боли и горя выплескивался сейчас из глубин моего существа, когда я смотрела на мужчину моей судьбы, а он смеялся, целуя мой бестелесный призрак из своих предсмертных видений.

Небо! Почему именно я? Почему я должна расплачиваться за спасение мира своей любовью, кровью своего избранника? Ответьте мне те, кто создал людей такими слабыми! Я не смогу! Не смогу дальше резать свою душу на части, убивая его отражения. За что?

Даррен упал на каменный пол часовни: это действовал миакрад, делая тело отравленного твердым как дерево. Он уже не мог говорить, только блаженная улыбка на окровавленных губах застыла страшным укором мне. Слезы градом катились по моим щекам, смешиваясь с кровью на его теле. Я сидела перед ним на коленях, неотрывно глядя на него, а он был счастлив в эту минуту, даже на пороге смерти. Его сердце стучало все быстрее, приближая страшную кончину, во мне билась боль, вызывая звериный вой из самой глубины души. Что же я сделала! Даррен! Его сердце колотилось в груди так, что это было видно невооруженным глазом даже сквозь пелену слез. Наступила самая последняя стадия действия диллмеоя, послышался тихий звук, и грудь Даррена перестала дрожать, сотрясаемая рывками взбесившегося сердца: оно просто разорвалось на куски, прервав жизнь рыжеволосого лорда. А я почувствовала, как умерла вместе с ним, потому что моя душа – его душа – рассыпалась пеплом.