Само собой, силу пришлось снизить на самый минимум, но с учетом их защиты те максимум отделались несколькими внутренними ранениями и сотрясением.

Не успел я обернуться к Юсупову, как в меня сразу же уперлись минимум два или три десятка различных взглядов.

‒ Победа за… Лазаревым!.. ‒ с заметной заминкой и скрытым удивлением выпалил старик, глядя то на меня, то на еле шевелящихся поверженных архимагистров. ‒ Оценка окончена. Требуется… анализ!

Похоже, за время битвы самые бесстрашные наблюдатели перекочевали к самой арене и во главе всех присутствующих стоял довольный увиденным император, который демонстративно стал аплодировать, а вот в дальних рядах устроилось множество моих недругов из стана Воронцовых и Акинфовых, потому как гнев и злоба там витало уйма.

Пяток мгновений спустя, когда барьеры полностью развеялись, а я спустился вниз с арены, кроме гробовой тишины, аплодисментов государя, пересуд нескольких высокопоставленных лиц, женского обожания и удовлетворенного тихого смеха Трубецкого и Потёмкина больше я ничего не слышал и не успел ощутить. Потому как шквал различных эмоций, от изумления до жгучей злобы, нещадно разрывал голову, отчего пришлось спешно глушить все реанорские чувства.

Но так или иначе я уловил всё до последней капли. Каждую унцию ненависти и радости.

Трепещи Ракуима! Гнев, страх, ярость и незамутнённая радость. Задерите меня мертвецы вечного поля битвы! До чего же приятно потешить собственное эго, лицемерие и эгоизм.

‒ Удивил, Захар, молодец! ‒ посмеиваясь молвил Романов обменявшись взглядами с мрачнеющим на глазах патриархом, а после по-дружески хлопнул меня по плечу, глядя на то, как с пола арены начали медленно подниматься ошарашенный Долгорукий и не менее удивлённый Пожарский. ‒ Отдыхай и празднуй, мой мальчик, ты это заслужил, мне уже интересно, на что сподобиться Юсупов, буду ждать с нетерпением. Нам же пора, ‒ весело добавил Всеволод, а после обернулся резко к церковнику, который прожигал меня холодными и цепкими глазами наряду с остальными моими врагами. ‒ Пойдемте, ваше святейшество, прогуляемся немного. Не будем мешать молодому поколению.

‒ Вы настоящий мужчина, граф, ‒ усмехнулась весело Виктория, подходя ко мне, которая находилась в обществе счастливых княжон и Марины, между делом та даже успевала посматривать в сторону уходящего деда и искоса поглядывать на Морозову, той уже в спешке оказывали помощь целительницы. ‒ Думаю, мой брат оценит такой посыл, не так ли?

‒ Ты слишком много понимаешь, ‒ отмахнулся с лучезарной улыбкой Ростислав, подскакивая следом за сестрой, правда, юноша то и дело бросал тщательно скрытые встревоженные взоры на Морозову.

‒ Она цела, ‒ успокоил я цесаревича, протяжно выдыхая и потирая устало глаза, ведь битва оказалась слегка энергозатратной. ‒ Просто без сознания.

В одно из мгновений ко мне одновременно подступила Прасковья с Алишей, но всю их гамму чувств и эмоций передавало их ускоренное сердцебиение и... глаза. Слова сейчас были излишни.

Рот Алины уже открылся для поздравлений, но я лишь задорно ей подмигнул и обратил свой взор на Потёмкина и Трубецкого. Как ни странно, но старики времени даром не теряли и уже о чем-то на высоких тонах весьма оголтело переругивались с шестью или семью князьями, во главе которых был Юсупов, Пожарский, Долгоруков и Шереметев. И каждый из них норовил бросить заинтересованный взгляд в нашу сторону. Хотя, по-видимому, беседа была более чем стоящей. Того гляди еще пару секунд и в драку полезут с друг другом.

Бездна, даже нет смысла думать, о чем они спорят. И так всё понятно. Бардак, чтоб их... Как дети малые!

‒ Михаил Валерьевич, Александр Александрович, ‒ окликнул я мягко обоих князей, и те резко и со скрытым удивлением, как и остальные аристократы, обернулись, глядя в нашем направлении. ‒ Понимаю, что не вовремя, но разговор один имеется. Не уделите мне минутку?

Первое кольцо. Москва.

Главная резиденция Патриарха Александра.

Поздний вечер…

‒ Ладно, Всеволод, уел! ‒ холодно процедил старик, сидя в излюбленном кресле и глядя в одну точку. ‒ Вздумал меня своим щенком поганым пугать. На мою власть захотел позариться. Хорошо. Так и быть, ‒ а после, повысив голос, вдруг резко обратился куда-то позади себя. ‒ Евстафий, свяжи меня с кем нужно. Пора бы им поторопиться. Эта их западная привычка изрядно выводит из себя. Как бы то ни было, но в одном Романов прав: этот кровожадный пацан не прост и быстро набирает силу. В будущем это может нам аукнуться. С ним нужно что-то делать. И как можно скорее…

Первое кольцо. Москва.

Усадьба столпа империи Лазарева.

Вечер последующего дня…

Трепещи Ракуима! Странно. Очень странно! Вроде бы впервые ощущаю нечто подобное. Неужели, это волнение? А может быть… страх? Возбуждение? Предвкушение? Даже мысли путаются от такого простого, но в то же время непонятного осознания. Кто бы знал, что такое может случиться лишь девяносто два года спустя после моего рождения и только во второй жизни.

Хотя нет. Не впервые. Кажется вспомнил. Да… Вэйриса. Почти также я ощущал себя в далеком прошлом во владениях дома Нор-Ата, в их цветущих весенних садах. Значит, всё-таки волнение. Если честно, то не думал, что буду испытывать такие эмоции после всего случившегося в жизни. Похоже, я начинаю стареть. Правда, самого себя не обманешь, ведь по реанорскому летоисчислению я еще даже не до конца вышел из молодого поколения. Хотя мастер Уартерат всегда твердил, что не возраст делает человека пожилым мудрецом, а груз ответственности и непосильная ноша.

Пасмурно и дождливо. Прямо как дома.

За всё время моих многочасовых раздумий в окне успела смениться не только погода, но и миновали даже сумерки. Однако взгляд то и дело цеплялся за изменившиеся перстни силы и власти.

По доносившимся до меня слухам, если Хельга не лукавила, то Юсупов слегка пожадничал и еще долгое время Потёмкин, Трубецкой и еще несколько князей доставали старика множеством вопросов. Хотя такие неравномерные скачки силы оказались бы за гранью. Правда, в империи я далеко не первый такой… резкий. До меня был еще один. Отец Ростислава — Владимир Романов. Его развитие так вообще покрыто массой тайн.

Но не буду лукавить. Итогом оценки я был более чем доволен. Более того, я не забыл потешить своё тщеславие зарождавшимся гвалтом и столичными пересудами знати. Поэтому нынешние кольца более чем радовали глаз своим великолепием. Отменная и мастерская работа артефакторов Плеяды.

На большом пальце левой руки отныне находился изменившийся серебряный перстень с символом «VI» и парой тёмных клинков по бокам от оного и вставленным рубином. VI— Значит, что отныне я сконатель. Клинки означают — Старший. Красный рубин же инкрустируют лишь воителям с силой духа первого спектра.

На указательном пальце отныне покоился аксессуар с символ — «VI» и тот явно выделялся на общем золотом фоне. Чуть выше цифры красовался всего один драгоценный ярко-алый гиацинт наивысшей огранки, означающий мою принадлежность к молнии, внутри которого слабо пульсировали три ярко посверкивающие жилы.

Вот только отныне и с тех самых пор, как я стал князем к двум этим артефактным предметам добавились чары иллюзии. По крайней мере, теперь это объясняло тот факт, почему кольца Трубецкого были такого низкого ранга, а Потёмкин по долгу своей службы и вовсе отказался от их ношения. Обоим стариканам указом императора дозволялось скрывать свои силы. И всё благодаря их титулам. Ведь как ты ни крути, столпы хоть и были главной ударной мощью империи, однако те, кто носил княжескую ливрею, были на полшага впереди. Правда, я очень сомневаюсь, что Трубецкой или Потёмкин проиграют в прямом столкновении тому же столпу Воронцову. Оба старика даже без духа были одними из самых могущественных людей в империи после императора.