Откуда у него взялся нож?..

Я был ошеломлен этой безумной выходкой и совсем не ожидал такого взрыва ярости от этого всегда раболепного слуги. Он совершенно переменился. Теперь это был другой человек, опасный и безжалостный убийца.

— Да, твое величество, я уже не тот, — как бы угадав мои мысли, отбрасывая в сторону нож, заметил Тип.

— Зачем ты убил премьера?! — потрясенно спросил я.

— Это необходимая мера, спортсмены и конкуренты нам не нужны.

Я все еще пребывал в шоке и не мог собраться с мыслями. Самые противоречивые чувства овладели мной. Типа, однако, не очень заботили мои чувства.

— Вот твой паспорт, — грубо сказал он, а вот билет на самолет, беги.

— А как с Вероникой?

— О ней забудь. Она человек способный и я намерен лично заняться ее политической подготовкой.

— Я никуда не двинусь без нее!

— Ну и дурак. Видимо, мои уроки воспитания не пошли тебе впрок. Я давал тебе шанс. Ты им не воспользовался, а теперь сгниешь в тюрьме.

По приказу маршала меня отвели в камеру, где моим соседом оказался плешивый политик.

— А, монарх вонючий, — приветствовал он меня, — насосался крови народной?

— Заткнись! — Оборвал я его.

В свое время я спас этого человека от смерти и теперь он платил мне черной неблагодарностью.

Три дня, которые я просидел с ним, были сущим адом. Он бесконечно травил и попрекал меня монархическим прошлым. Несколько раз я бил котелком от супа по его плешивой головке. Он начинал визжать, в камеру врывались тюремщики и избивали нас обоих.

На четвертую ночь, когда я спал, он подло ударил меня осколком бутылки в шею и тяжело ранил.

Я потерял сознание.

Очнулся я за городом, заваленный кучей мусора. Скорее всего, меня приняли за мертвеца, вывезли из тюрьмы и бросили на свалку. Ну что ж, политик, сам, не ведая того, ты отблагодарил меня за мой поступок. Теперь мы квиты.

Придя в себя, я отполз от груды мусора и пролежал рядом с останками разлагающейся рыбы более суток, пока меня не подобрали местные арабы.

Подлечившись, я задумал пробраться к Веронике, но вдруг увидел в газетах, что моя возлюбленная торжественно назначена главной и любимой женой царя Соломона. Я представил себе на мгновение как Тип, не снимая сапог, с грубым и необузданным натиском овладевает ею сзади, и холодный пот выступил у меня на лбу.

Горю моему не было предела. Немного утешило меня известие о смерти рава Оладьи. Поговаривали, что старик умер от дряхлости, но я был уверен, что тут не обошлось без козней маршала и его подручных из канцелярии тайной полиции.

Во время похорон рава разразился страшный скандал. Выяснилось, что он не прошел обряда обрезания во младенчестве, и с марокканскими евреями, точно так же как и с русскими, не имел ничего общего. Для «марокканцев» это был большой удар, для «русских» — подавно.

Его похоронили без почестей и вместо надгробного камня поставили на могилу двухпудовую гирю. Народная молва гласила, что это был его личный рекорд, и он носил на своих причиндалах именно такой вес. Я не верю в это, хотя всякое бывает, человек он все же был неординарный и если бы ни его безвременная кончина, кто знает, по какому пути пошла бы страна в грядущем, двадцать первом веке.

Премьер-министром назначили мою бывшую жену. Это было совершенно неожиданно для меня и делало честь ее уму. Из третьеразрядной фаворитки возвыситься в чиновное лицо столь высокого ранга отнюдь не просто.

Плешивый политик попал под амнистию, и, выйдя из стен тюрьмы, ушел в глубокое подполье, пытаясь сколотить вооруженную оппозицию.

Сначала я обманывал себя тем, что Вероника, наверное, так же как и все, приняла маршала за меня. Но ведь она знала о его затее. Я ничего не скрывал от нее. И потом, разве можно спутать мои чувства к ней с тем, что мог дать ей маршал?

Конечно, он предлагал ей немало, но вряд ли это стоит той любви, которую я испытывал к ней.

Так я терзался, пока однажды не получил письмо и чемодан набитый долларами.

Чемодан принесли арабы, подобравшие меня. Один из них был придворным поставщиком ослиного молока, в котором, для омолаживания, купались царские жены. Через него Вероника вышла на меня. Кроме денег я обнаружил в чемодане письмо. Писала моя любимая. Она умоляла меня покинуть страну:

«Твое сходство с маршалом беспокоит его. Он не пожалеет сил, чтобы найти и уничтожить тебя»

В тот же вечер я позвонил ей. Она расплакалась, услышав мой голос.

— Нас могут подслушать, ты должен немедленно уехать, немедленно, ты слышишь?!

— Ты ведь знаешь, я и в первый раз остался из-за тебя.

— А сейчас ты сделаешь наоборот: уедешь ради меня.

— Я люблю тебя.

— И я тебя, милый. Только ты один и никто больше не был в моей жизни.

Это были последние слова, которые я услышал от нее.

В тот же день я уехал и это спасло мне жизнь, потому что ночью за мной уже пришли агенты тайной канцелярии.

А через год монархия в Израиле была свергнута.

Тип бежал в неизвестном направлении. Жен распустили, а религию отделили от государства.

Премьером был избран плешивый политик. Он стал национальным героем: оппозиция, которую он сколотил в подполье, сыграла свою роль, приведя к свержению монархии.

Я несколько раз обращался в посольство с прошением вернуть мне израильское подданство, но каждый раз мне вежливо отказывали. Новый премьер считал, что я злейший враг еврейского народа и могу способствовать реставрации монархии. На самом же деле, Плешь не мог простить мне, то, что я бил его в камере котелком по лысине.

О судьбе Вероники я долгое время ничего не знал, и только недавно (через бывшего придворного поставщика ослиного молока, которому я был обязан жизнью), мне удалось раздобыть документы, подтверждающие, что она была уничтожена в день нашего последнего с ней телефонного разговора.

Подлый маршал, как всегда, перехватил нашу беседу и убил ее, послав своих агентов по моему следу. Мне удалось, не без помощи моих спасителей, ускользнуть от него.

Как я люблю тебя Вероника!

10 марта 1977 года.

Я уже два года в Штатах. Забрался в захолустье, подальше от цивилизации. Смаковать свою тоску мне хотелось в одиночку за поеданием дешевых сосисек из поддержанного холодильника; так мне было легче и привычнее переносить горе.

Сегодня в местной лавке продавец-индеец с удивлением спросил меня:

— Ведь вы покупали утром спички, сэр, зачем вам еще?

Я не обратил внимания на его вопрос, а потом заподозрил неладное. «Может быть это Тип, ведь мы теперь двойники?»

Чтобы не напугать продавца, я не рискнул ни о чем расспрашивать, но стал ждать появления маршала.

И он появился, под ручку с моей «Бывшей». Она перекрасила волосы, намалевалась так, что ее невозможно было узнать, и нацепила на глаза солнечные очки.

Я выследил их, узнал номер телефона и позвонил. Трубку взял маршал.

— Поздравляю, сказал я, — вы назначены царем Соломоном.

Он помолчал немного, видимо, разнервничался.

— Значит, ты жив, дружище? — сказал он, — как поживаешь?

— Твоими молитвами.

— Заходи, будем рады тебе, — сказал он и положил трубку.

Я знал, что он будет убегать сейчас же (не теряя времени и, несмотря на поздний час), и уже ждал его в подъезде. Он, видимо, хотел скрыться без нее, но она, почувствовав это, выбежала за ним, и я встретил их бранящимися у самого выхода.

Увидев меня, он вытащил нож:

— Ты был не очень способным учеником, — сказал он, — до сих пор я щадил тебя. Надеялся, что возьмешься за ум, но ты неисправим. Придется от тебя избавиться, как это не больно, я ведь в тебя не мало труда вложил.