— Почему вы так думаете? — спросил Джимми.

— Да не знаю… Только на Флит-стрит1 были разговоры в это время, и все они вертелись вокруг Миллера. Гадкие слухи — вроде тех, что репортеры передают друг другу и которые всегда имеют основание.

Джимми не был подготовлен к обсуждению этого вопроса и поспешил покинуть издателя, унося с собой сообщение Кьюпи. Почему этот таинственный человек уведомил прессу? Чего он надеялся добиться таким путем, каким целям служило это письмо? Кьюпи не был из тех преступников, которые не задумываются над побочными обстоятельствами, лишь бы их цель была достигнута. Он не предпринимал ничего, что не имело бы специального значения и особой цены лично для него.

Билл Диккер, постоянный оплот Джимми в таких затруднительных случаях, спросил:

— Что вы скажете о почерке, Сэппинг?

Джимми мысленно давно уже пришел к заключению о характере писавшего письмо.

— Средних лет, — сказал он. — Есть известное дрожание, повторяющееся в каждом письме. Почерк человека, не привыкшего писать часто и много.

— В то же время стиль безукоризненный, — заметил Диккер. — Письмо построено так же, как и все другие письма Кьюпи.

Джимми около часа просидел в своей комнате в Скотленд-Ярде, стараясь разобраться в странных событиях последних дней. Вдруг в дверь постучали, и в комнату вошел клерк с письмом в руках.

— Принесено частным лицом, сэр, — сказал он.

Письмо было от Доры и гласило:

«Дорогой Джимми!

Могу я увидеть вас сегодня вечером? Отца не будет дома, и я хотела бы спокойно и беспрепятственно поговорить о Рексе. Если ваши дела позволяют вам отлучиться на часок, приходите».

Джимми опустил письмо на стол со вздохом. Бедная Дора. Возможно ли, что она, а не Рекс Уолтон, была объектом коварства Кьюпи? И вспомнил другую дорогую Рексу девушку, которую неизвестный злодей довел до самоубийства. Он все еще не мог отделаться от этой мысли, когда в комнату вошел Диккер, свирепо посасывавший свою трубку.

— Я сегодня занят обыском в девятьсот семьдесят третьем номере на Джемонс-стрит, — сказал он. — Там устроен притон азартных игр, и я уверен, что он скрывается за меблированными комнатами. Кези, хозяин комнат, кажется, содержит притон.

Джимми прислушивался с удивлением.

— Я никогда не слышал об этом учреждении. Его нет в наших списках.

— Нет, — подтвердил Диккер. — Они подкупили местную полицию, и я боюсь, что поэтому мы о нем не слышали. Хотите присоединиться?

Джимми покачал головой.

— Я не могу взять на себя новое дело, — серьезно сказал он, и Диккер с ним согласился.

— Открыто слишком много игорных домов, и ответственность за это падает на районные отделения. Во всяком случае кто-то или в Скотленд-Ярде или в отделениях дает знать этим людям, когда готовится облава.

Он присел на угол стола и затянулся трубкой, грозно нахмурившись.

— А за игорным домом скрывается Кьюпи, — неожиданно произнес он.

— Почему? — спросил пораженный Джимми.

— Пройдите мысленно все преступления с участием Кьюпи, — сказал Билл Диккер, — вы найдете в каждом одну нить, ведущую в игорный дом. Кроме случая с Уолтоном, конечно. Я около дюжины дел проследил из игорного дома. Или жертва сама посещала притон, или же человек, волей или неволей снабдивший Кьюпи необходимыми ему сведениями для шантажа, был игроком и сообщником людей, содержащих игорные дома.

Тут Диккер взял со стола конверт, в котором было принесено письмо Доры, и лениво стал его разглядывать.

— Человек, принесший это, не профессиональный вор, — заметил он, указывая на еле заметный отпечаток большого пальца в одном углу конверта.

Джимми рассмеялся.

— Я никогда, не увлекался отпечатками пальцев, — сказал он. — Все это еще не доказано. Как можете вы доказать что-либо, пока не имеете отпечатков пальцев каждого жителя государства.

— Будьте уверены, — сказал Диккер мягко, но настойчиво, — что нет двух совершенно одинаковых. То, что глазу неспециалиста кажется похожим на всякий другой старый отпечаток пальца, глазу специалиста сразу открывает огромную разницу.

Он слез со стола и, выйдя в соседнюю комнату, сказал клерку Сэппинга:

— Снесите этот конверт с отпечатком к инспектору Берингу и спросите, не может ли он узнать, чей это отпечаток.

— Конечно, он не скажет, чей это отпечаток, — сердито заявил Джимми. — Не забудьте, что это один из сорока миллионов неизвестных нам отпечатков.

Дактилоскопия была коньком Билла Диккера, так что в его желании доказать Джимми его неправоту не было ничего удивительного. Если в каком-нибудь преступлении не было ни одного отпечатка пальца на чем-либо, дело теряло всякий интерес для Диккера. Из любви к искусству он однажды снял отпечатки пальцев учащихся в пяти средних школах и уговорил управляющего одного крупного предприятия позволить снять отпечатки пальцев всех пяти тысяч служащих фирмы. И все это только для того, чтобы доказать, что нет двух одинаковых отпечатков.

Он все еще говорил с Джимми о предполагавшейся ночной облаве, когда вернулся клерк с карточкой в руке. При виде ее Диккер удивленно приподнял брови.

— Был судим? — спросил он недоверчиво.

— Да, сэр, — ответил клерк. — Мистер Беринг говорит, что отпечаток принадлежит Джозефу Фельману.

Диккер почти выхватил карточку с отпечатком из рук клерка, и Джимми увидел, что Диккер даже открыл рот от удивления.

— Фельман был осужден три раза за шантаж, — медленно сказал он. — Пятьдесят шесть лет, три раза отбывал наказание и два раза приговаривался к кратковременному пребыванию в тюрьме. И слушайте дальше, Джимми! Фельман обыкновенно выдает себя за слугу, иногда за лакея и в этой роли имеет доступ в знатные дома, где он собирает материалы для шантажа.

Джимми взял трубку телефона и вызвал дежурного сержанта.

— Сержант, на мое имя принесли письмо полчаса тому назад. Вы приняли его. Кто его принес?

— Пожилой мужчина, сэр, — был ответ. — Он сказал, что он слуга мистера Кольмана. Его зовут Паркер.

Билл Диккер и Джимми посмотрели друг на друга. Паркер! Человек, который провел Уолтона в его комнату. Степенный трезвый слуга Кольмана и последний, кого Джимми Сэппинг вздумал бы подозревать.

Одна и та же мысль мелькнула у Джимми и Диккера.

— Не торопитесь, Джимми! — сказал Диккер. — Этот человек может довести вас до разгадки.

— Но это невероятно! — воскликнул Джимми.

— Исчезновение Уолтона было столь же невероятно, — спокойно заметил Диккер. — Повторяю, не торопитесь делать заключения! Если вы вспугнете эту птицу, может быть, никогда вам не представится случай добраться до Кьюпи.

— Вы думаете, что он — Кьюпи?

— Я уверен, что он знает Кьюпи. И, конечно, его положение дает ему возможность широко использовать все добываемые сведения. Кольман служит в Государственном казначействе, и, без сомнения, у него часто обедают крупные чиновники. Кто же будет подозревать убеленного сединами лакея, прислуживающего за столом? Существует убеждение, что государственные чиновники замкнуты, как устрицы, и осмотрительны, как Лукреция Борджия. Но я слышал, как болтают они. Повторяю, не торопитесь. Если будете интервьюировать Кольмана…

Джимми покачал головой.

— Я не буду выспрашивать Кольмана, потому что он величественный идиот и не удержится от желания показать, что знал секрет Паркера. Понадобится целая неделя тактичных расспросов, чтобы выпытать, как Кольман нанял Паркера. Не думаю, что я осмелюсь заподозрить Паркера в присутствии Кольмана. Да и назначить слежку за ним очень трудно, — сказал он задумчиво. — Нет ни одного нашего шага, которого не знал бы Паркер.

Как бы то ни было, нужно было предпринять несколько шагов для наведения предварительных справок, не возбуждая внимания Паркера. В тот же день средних лет женщина прошла с черного хода в дом Кольманов, предлагая дешевые, но прельщающие служанок мелочи. Чтобы добиться доступа на кухню, этого было достаточно. А когда оказалось, что женщина не только разносчица, но и умеет предсказывать будущее, то ее успех был полным, и пребывание в доме длилось довольно долго, пока в кухню неожиданно не вошел Паркер, разогнавший служанок и выставивший мнимую разносчицу из дома.