Еще как! Все эти чувства, которых она не хотела, не просила… Она не могла себе позволить испытывать их, и уж точно не по отношению к этому человеку.

– Лучше бы мне никогда вас не видеть, не встретить! – в отчаянии пролепетала она. Голос ее звучал глухо от сдерживаемых слез.

– Мужайтесь, Принцесса, я ведь не вечно буду рядом. Да, это она знала – ни на минуту не могла забыть, что настанет день, когда он уйдет. И если только она не будет очень, очень осторожной, он заберет с собой ее сердце.

– Это меня с вами примиряет, – парировала она, но мысли ее были о другом.

Она смотрела на море, щурясь от солнечных бликов. Какие высокие волны… Тори всячески старалась игнорировать мужчину, которого теперь ей приходилось называть мужем. Пусть знает, что она тоже умеет быть равнодушной и холодной. Она не позволит унижать себя, не даст прикоснуться к своей душе, разрушить каменную стену, которую она столь тщательно возвела вокруг своего сердца.

Спенс намылил щеки, мрачно разглядывая свое отражение в зеркале. Значит, она не хочет терпеть его поцелуи и слушать комплименты? Похоже, как дошло до дела, выяснилось, что она вообще его не хочет. А он сгорает от желания! Эта женщина в каюте – его жена. Он волен сделать все, что хочет, – схватить ее, бросить на кровать, раздвинуть нежные бедра и войти в нее – такую сладкую… Низ живота свело болью. Что за мука – неудовлетворенное желание! Но он не будет действовать как жеребец или как насильник.

Кинкейд открыл бритву и провел по щеке. Среди белой пены появилась дорожка. Вчера ему удалось заставить Викторию выйти из своей ледяной скорлупы. Она была нежна, она была прелестна… она была такой страстной, что у него перехватывало дыхание. Новизна и сила собственных чувств опьянили ее… Может, Тори и не любит его, но уж точно хочет – тут он не мог ошибиться. Просто она слишком упряма, чтобы признаться в этом. Спенс посмотрел на ее отражение в зеркале. Вот она стоит, глядя на море и теребя эту дурацкую рубашку. И все же даже в этом нелепом наряде она для него самая желанная, самая соблазнительная женщина и не сравнится ни с одной разряженной в шелка кокеткой. И в то же время она так трогательно напоминает ему заблудившегося ребенка, испуганную маленькую девочку, которая ждет, что вот-вот появится голодный медведь и съест ее. Бедняжка никогда в жизни не видела нежности. Потребуются терпение и время, чтобы завоевать ее доверие, приручить… Что за глупости лезут ему в голову? Время! Откуда оно, если их союз с самого начала задуман как недолговечный? Но он не будет играть по ее правилам! Никогда он не согласится исполнять роль жеребца, чьи прикосновения женщина терпит с таким видом, словно боится запачкаться. Спенс заметил, что Тори тоже украдкой разглядывает его. Вот ее влажные глаза блеснули – он прочел в них желание. Рука его дрогнула, и острое лезвие поранило кожу. Выругавшись про себя, он схватил полотенце и прижал к кровоточащей ранке. Что бы она там ни говорила, в глазах се он читал совсем другое. Он должен научить свою жену любить. Он заставит Тори понять и признать, что она желает его не меньше, чем он ее. Спенс усмехнулся. Он постарается быть терпеливым учителем и добиться своего – чтобы она пришла к нему нежной и призналась в своем желании… Он добьется этого… Главное – не умереть в процессе обучения.

Она опять уставилась в иллюминатор, и Спенс, натягивая штаны, спросил:

– Что бы вы хотели сначала: завтрак или свежую воду для купания?

– Я бы хотела принять ванну, – быстро ответила Тори и, взглянув на него, многозначительно добавила: – В одиночестве.

– Как пожелаете, Принцесса.

Тори сжала кулаки – опять это ненавистное прозвище. Спенс оделся и ушел, оставив ее наедине с беспокойными мыслями. Она мерила шагами каюту, словно тигрица в клетке. Красные розы, наполнявшие помещение ярким цветом и сладким запахом, раздражали ее все больше. Они как будто смеялись над ней. Это унизительно, в конце-то концов! Тори схватила ближайший букет – шипы мстительно впились в ладонь, но она не обратила на это внимания. Злорадно улыбаясь, она вышвырнула розы и с удовольствием смотрела, как они исчезают в тяжелых волнах. Она собрала все цветы и без всякого сожаления отправила их в море. Розы мелькали среди бирюзовой пены, море поглощало их, но в каюте упорно держался запах цветов, а руку терзала боль, как напоминание о том, что она сделала с цветами и с собой – ей не избавиться от Спенсера Хэмптона Кинкейда. Всю жизнь она любила Чарлза, но никогда не испытывала в его присутствии такого смятения, таких странных ощущений. Кинкейд затронул ее чувства – причем некоторые из них раньше были ей вообще не известны. За короткое время ему удалось заразить ее какой-то странной лихорадкой, когда тело горело, голова кружилась и она теряла самоконтроль. Даже сейчас, сидя одна в каюте, Тори ощущала внутри какую-то пустоту, которая требовала, жаждала присутствия Кинкейда, его прикосновений и ласк. Она осознала, как велика опасность. Довериться этому мужчине – значит потерять не только мечты и гордость; она перестанет существовать как личность, она перестанет быть Викторией Грейнджер. Он уничтожит ее внутренний мир, разобьет сердце – а потом спокойно пойдет своей дорогой. Она должна воздвигнуть защиту – от ласкающего взгляда его глаз и от собственных низменных желаний. Да, она отдаст ему свое тело, но на своих условиях. А душу не отдаст никогда. Больше она не сделает такой глупости. В прошлый раз она смогла собрать свое разбитое сердце по кусочкам. Но теперь она вряд ли выживет, случись с ней такое вновь. Когда Спенс вернулся с кувшином теплой воды, Тори все еще смотрела на море. Оглядев каюту, он хмыкнул:

– Уверен, на каждом бутоне, который ты швыряла в море, был мой портрет.

– Вы очень проницательны, мистер Кинкейд.

– Да что ты! Просто некоторые книги так легко прочесть.

– Ах вот как! Значит, вы уверены, что можете читать меня, как открытую книгу?

– Иногда. – Он водрузил кувшин на столик. – А иногда ты бываешь очень, очень загадочной.

Никогда прежде Тори не приходило в голову, что кто-то может находить ее загадочной, но звучало это заманчиво и… приятно.

– Как же так, вы ведь у нас эксперт по женской части, – язвительно заметила она.

– Любой мужчина, который объявит себя таковым, должен быть заклеймен как лжец.

«Сколько же у него было возлюбленных?» – мучительно размышляла Тори. С таким телом, лицом, улыбкой, обладая таким неотразимым шармом, наверняка он соблазнил сотни, а может, и тысячи женщин… Неужели ни одна не затронула его сердце?

Пока она так терзала себя, Спенс вылил из тазика грязную воду, приготовил чистое полотенце и торжественно провозгласил:

– Ванна готова, миледи!

Но при этом несносный человек не сделал ни шага в сторону двери.

– Я ясно дала понять, что хочу мыться в одиночестве.

– Помню-помню. – Он уселся в ближайшее кресло и, удобно устроившись, вытянул ноги. – Но я решил иначе.

– Я не буду заниматься этим в вашем присутствии!

– Знаете, я слышал, что некоторые женщины даже во время омовения не снимают одежду. – Он смотрел на нес по-детски невинным взглядом. – Мне всегда хотелось узнать, неужели это правда?

Тори молча смотрела на него, сжав рукой ворот рубашки. В ушах ее звучал голос матери: «Настоящая леди никогда не показывается голой, даже перед самой собой».

По правде говоря, Тори считала, что глупо мыться, прикрывшись полотенцами или сорочкой… Но сейчас она не доставит удовольствия этому негодяю. Вот, пожалуйста, он сидит и ухмыляется, словно в дешевом балагане!

– Я уверен, вы сумеете вымыться, не позволив мне увидеть даже кусочка кожи. А может, Принцесса все же надумает удовлетворить любопытство своего несчастного мужа?

– Нет! – Она вздернула подбородок.

– И что бы сделал настоящий варвар, столкнись он со столь откровенным неповиновением? Может, он искупал бы вас собственноручно?

– Вы не посмеете! – Голос Тори дрожал от негодования, но дрожь, охватившая тело, была вызвана вовсе не страхом. Предательское тело!