– Был когда-то. Не знал, что вы с ним знакомы.

– Рано или поздно я знакомлюсь со всеми – так, во всяком случае, говорят.

Письмо не было запечатано. Развернув его, Коливар узнал аккуратный почерк Сулы. «Свяжитесь со мной» и «С» вместо подписи, вот и все. Он провел пальцами по словам – магии как раз хватало для краткого общения с Сулой. Неплохо.

Он спрятал письмо.

– Хорошо ли я послужила тебе, мой чародей? – промурлыкала Сидерея.

– Как всегда, отменно. – Он погладил ее по щеке. – Что я могу для тебя сделать взамен?

– В этом нет нужды. Служить магистрам почетно для бедной женщины.

– Ну а я был бы рад отблагодарить бедную женщину за услугу.

– Что ж, не стану отнимать у тебя эту радость.

– Говори же. Сила бродит во мне – куда я мог бы ее излить?

Она прилегла рядом с ним, играя его волосами. От нее соблазнительно пахло сладким миндалем.

– Западные земли Кориалуса страдают от долгой засухи, урожай гибнет. Не согласишься ли ты помочь?

– Ты обещала им дождь? – усмехнулся он.

– Лорд Хадриан просил меня о помощи. Он знает, что я колдунья, – как я могла отказать?

– Странно, что он не просит о помощи своего короля. У них при дворе чародеев хватает.

– Думаю, он не хочет оказаться у короля в должниках. Любопытно, не правда ли?

– Щедро ли он намерен расплатиться за твое колдовство?

– Он заплатит, когда я потребую… а пока он будет в долгу у меня.

– В большом долгу – ведь он просит, чтобы ты истратила на него часть своей жизни.

– Однако годы идут, а я все живу, – весело засмеялась она. – Люди только диву даются. Пошли даже разговоры, что я магистр.

– Да, я слышал.

– А я всего лишь дружу с магистрами. – Она задела его губы своими. Этот дразнящий намек на поцелуй зажег Коливара сильнее, чем он ожидал. Обычно магистры стойко противятся искушению. Не потому, что они не способны к плотской любви, – просто когда ты можешь получить любую женщину или создать ее подобие на один вечер, игра теряет свою остроту.

Здесь, однако, все обстоит иначе.

Если есть на свете женщина, достойная быть магистром, то это Сидерея. Ни одна из них не была еще так близка их братству – осталось сделать только маленький заключительный шаг. Правда, в таком случае она, сохранив свои связи, стала бы самой опасной из ныне живущих магистров, и те, кто отказывался делить с ней ложе, могли бы объединится с целью свергнуть ее. Возможно, к ним примкнули бы и те, кто с ней спал. Волшебники в черном верны союзникам лишь до тех пор, пока в них нуждаются… или пока не сочтут, что кто-то представляет для них угрозу.

«Возблагодарим судьбу за то, что среди нас нет женщин, – думал Коливар. – Стоит им появиться, и наше сообщество разлетится вдребезги».

Его рука, ласкавшая ее щеку, переместилась ниже. Он поддался мгновению и тем удовольствиям, которые способна дарить смертная женщина.

С моря дул ночной бриз, пахнущий солью и водорослями. Он раздувал газовые занавески на окнах и шевелил шелковый полог кровати, предохраняющий от мошкары.

Коливар долго лежал без сна, читая вести, которые нес этот ветер. Назавтра посвежеет, и корабли смогут отплыть к Стремнине. В гавани станет пусто, Санкара приготовится к приему новых судов, ее правительница – к приему новых магистров, а те будут обмениваться слухами и оставлять известия друг для друга, а заодно отдыхать от махинаций своих монархов.

Мир без этой смертной станет темнее.

Когда же она покинет его?

Сидерея уже сорок лет правит Санкарой, и никто не знает, сколько ей было, когда это началось. Сама она, конечно, тоже не открывает своего возраста, предпочитая окружать себя тайной.

Другие смертные видят только одно: ее вечную молодость. Поначалу это не казалось таким уж странным – любая ведьма, готовая заплатить за это, может сделать себя молодой. Но годы идут, а она и не думает умирать преждевременно, как это бывает с ведьмами. Пережив самых здоровых своих ровесников, она до сих пор не выказывает ни малейшей слабости, и всем ясно, что одним ведовством такого не добьешься.

Догадываются ли ее слуги, что каждый бывающий здесь магистр вносит в эту молодость свою лепту, подправляя стареющую плоть королевы? Знают ли, что сама королева-колдунья не тратит на колдовство ни единого мгновения своей жизни? Неизвестно, занималась ли она вообще магией до того, как познакомилась с первым магистром, и вычислить это, не зная ее подлинного возраста, тоже нельзя.

«Однако ты все же смертная, моя королева, – подумал он, – и придет час, когда вся наша магия не сможет тебя спасти».

Коливар стал тихо гладить ее лицо там, где прорезались первые морщинки. Тоненькие «гусиные лапки» и черточки в углах рта разглаживались под его пальцами. Сидерея тихо вздохнула во сне и повернула голову на подушке, но не проснулась. Он взял от консорта еще немного сил и омыл все ее тело, даруя молодость коже. При этом его не покидало ощущение иронии происходящего: он убивает одного смертного, чтобы сделать добро другой. Не снится ли сейчас Сидерее кошмар, показывающий, откуда берется ее красота? Коливар, которого это всегда занимало, никогда ее об этом не спрашивал.

Омолодив ее внешне, он заглянул внутрь, ища не столь заметные признаки старости. Он подкреплял обмякшие мышцы, расчищал кровеносные сосуды. Сердце, немного сбившееся с ритма, он тоже наладил. Убрал опухоль, зародившуюся в ее женских органах, и позаботился, чтобы та больше не появилась.

Он, как и другие магистры, делал это для нее много раз. Делал он и другое, о чем умалчивал. Вот и теперь он проник в ее душу, к огню, который порождает и жизнь, и магию. Это единственное, чего ни один магистр не может поправить. Во всех живых существах огонь рано или поздно начинает колебаться и угасает.

Дойдя до этого животворного пламени, Коливар весь похолодел. Памятная ему ревущая печь горела намного умереннее. Даже самая неопытная ведьма поняла бы, что это значит.

Жизнь Сидереи близится к концу.

Скоро ли она почувствует, что ей чего-то недостает, и начнет сама доискиваться причины? У нее в запасе еще несколько лет – может быть, все десять, если магистры будут по-прежнему следить за ее здоровьем, – но в конце концов закон, которому повинуется все живое, возьмет свое. Жизненная сила начнет иссякать, и от всех магистерских фокусов толку больше не будет.

«Как ты поступишь, поняв, что умираешь? Смиришься с неизбежным, как все прочие смертные и все настоящие ведьмы, и умрешь достойно? Поднимешь хулу на богов, создавших тебя женщиной и тем отрезавших тебе путь к спасению? Проклянешь магистров, не сумевших тебе помочь?»

В любом случае ее смерть положит конец эпохе, которую он, Коливар, будет оплакивать.

Он снова лег, зарывшись лицом в ее косы, и дал прохладному бризу убаюкать себя.

Глава 24

Камала могла бы не воровать эту сохнущую на веревке шерстяную рубаху. Могла бы наколдовать себе что-нибудь не хуже.

Но роль воровки была ей знакома лучше, чем роль колдуньи. Смерть магистра со шрамом до сих пор преследовала ее. Ей снова и снова снилось, как он падает, как наполняются ужасом его глаза. Она чувствовала на губах его отчаяние, когда он осознавал, что магия, в которой он сейчас нуждался, как никогда, изменила ему.

Он ударялся оземь, и она просыпалась, дрожа всем телом.

Воровство, если вести себя осторожно, обходится гораздо дешевле. Она подрастеряла навыки, пока жила у Итануса, но недаром же говорят, что конокрадству, как и умению ездить верхом, разучиться нельзя. Всего одна ночь, проведенная под бельевыми веревками, снабдила ее крестьянской одежей – мужской, разумеется. Одинокой женщине на большой дороге лучше не появляться, да и в других местах тоже.

Изодрав эту последнюю рубашку на полосы, Камала перебинтовала себе грудь, волосы убрала под шапку и стала невзрачным пареньком в чиненой-перечиненной одежонке. Ей посчастливилось найти нож, воткнутый кем-то в поваленное дерево, а с подоконника она стащила остывавшую там ковригу. Хлеб показался ей вкуснее всех яств, что подавались в башне Саврези. Славная пища. Честно смолот, честно испечен, честно украден.