Он не сомневался, что ведьма приглашение примет. Не затем она выслеживала свою жертву так долго, чтобы дать ей уйти. Андован, по всему видно, влюблен в нее по уши, как это водится у юнцов, а Коливару она может пригодиться как отвлекающая приманка. Костас, заметив, что в его владения проникла колдунья, сразу на нее клюнет и оставит без внимания все остальное.

Вполне разумные доводы. Прикрываясь ими, Коливар мог не задумываться о более глубоких своих мотивах и о риске, на который он шел, чтобы лучше изучить эту женщину.

Как только они прибыли в королевство Дантена, Камала почувствовала неладное.

Ей не очень-то хотелось доверяться другому магистру, но и выбора у нее особого не было. Чтобы не отдавать Талсина, которого она только-только нашла, в руки другого чародея, ей поневоле пришлось отправиться вместе с ним. Либо так, либо вступать в бой с магистром, который явился за ним, и отстаивать свое добро в поединке. Она была так сердита, что едва не решилась на это. Какое право имел незваный пришелец отбирать у нее источник ее магической силы?

С другой стороны, она совсем не хотела, чтобы он узнал о ней и ее консорте больше положенного. Талсин ведь, как выяснилось, не просто скиталец, происходящий из знатного рода. Он один из наследников Дантена, чуть ли не самого могучего из королей, и домой его, видимо, требуют по каким-то политическим соображениям.

Он объяснил это ей в двух словах и предложил вместе перенестись в отцовское королевство. Черноволосый магистр в это время отошел, предоставив им видимость уединения, но она и на расстоянии чувствовала его беспокойство и нетерпение. Подслушивал ли он их беседу магическим ухом? Камала на его месте поступила бы именно так.

Когда Талсин сказал, что магистра зовут Коливаром, она ощутила легкий озноб. Это имя она помнила по одному из уроков Итануса. «Коливар старше, чем большинство из нас, и знает много такого, что в мире смертных давно забыли. В духовном смысле он человечнее многих магистров, в материальном же почти перестал быть человеком. Поэтому собратья – особенно те, что помоложе, – часто недооценивают его».

«Я такой ошибки не совершу», – безмолвно пообещала тогда Камала учителю.

При других обстоятельствах она пренебрегла бы помощью Коливара и отправилась в дорогу сама – хотя бы ради того, чтобы удивить магистра, – но такой расход атры стоил бы ее консорту чересчур дорого. Недоставало еще уморить Талсина, ведь и часу не прошло, как она узнала, что ее консорт – это он. И отпускать его одного с этим легендарным магистром тоже нельзя.

Поэтому она не стала вмешиваться, когда Коливар творил свои заклинания. Позволила ему установить портал между здесь и там, привязав выход к какой-то колдовской метке, и молча взяла протянутую ей руку Талсина. Итанус часто повторял, чтобы она не медлила и не колебалась, имея дело с другими магистрами, и сейчас она вела себя так, будто Талсин предложил ей прогуляться по берегу моря. Ничего, что Коливар, как сказал Талсин, служит злейшему врагу Талсинова отца. Ничего, что Коливар может перенести их совсем не туда. Магистры не испытывают страха перед другими магистрами.

Проход через чужой портал вызвал у нее заметное головокружение – пришлось зажмуриться и сосредоточиться на том, чтобы просто устоять на ногах. Вновь почувствовав под собой твердую землю, она открыла глаза, увидела совсем не то, что ожидала, и приросла к месту. Рядом точно так же застыл Талсин. На один жуткий миг ей подумалось, что Коливар их действительно предал и неведомо куда перенес. Талсин описывал ей свой родовой замок, пока они собирали вещи, и в голосе его слышалась давняя тоска по дому.

Однако нет – вот он, дворец Дантена, впереди. Тот самый замок, который Дантен сделал срединной точкой своего государства. Принц указывал на него дрожащей рукой. (По-настоящему его зовут Андован, вспомнила Камала, смакуя про себя это имя.) Но все прочее на рассказ Андована ничуть не похоже. Где сады и парки с мощенными мрамором дорожками, где торговая площадь невдалеке от ворот, со всеми своими красками и веселым шумом?

Вместо всего этого вокруг дворца лежала пустыня.

Андован стоял пораженный, растерянный, ничего не в силах понять. Даже Коливар удивился, но, как и подобает магистру, быстро преодолел удивление. Помнил ли он в этот миг о Камале, видел ли в ней возможную соперницу, зорко стерегущую каждую его слабость? Камалу, с тем же недоумением глядевшую на представший им пейзаж, будоражила эта мысль.

«Ты ощутишь себя настоящим магистром, когда другие магистры будут бояться тебя», – говорил ей Итанус.

Дворец высился на фоне гор, серый и грозный. Никаких стягов, висевших, по рассказу принца, на внешней стене, – только красное знамя с двуглавым ястребом у главных ворот. Скорее крепость, готовящаяся к осаде, чем резиденция для приема иноземных послов. Окна – и те крошечные, даже стрелять через них не так просто. Древнее предназначение этого здания снова вышло наружу, когда его хозяин вознамерился воевать.

Но суровый вид самого дворца бледнел по сравнению с тем, что его окружало. На западе – там, где полагалось расти обширному лесу, – простиралась равнина. Лес и сады сожгли, обведя дворец черной полосой. Только изгородь, обозначавшая раньше границу королевских земель, осталась торчать непонятно зачем на пустом месте.

Коливар сказал, что они выйдут из портала близ рыночной площади и в случае чего смогут затеряться в толпе, но никакой площади больше не было. Лишь утоптанная земля говорила о сновавших здесь тысячах ног. Прибегнув к магии, Камала могла бы услышать отзвучавшие голоса торговцев и покупателей, отголоски излагаемых шепотом сплетен. Без магии же здесь царила мертвая тишина.

«Мне все равно, жив Андован или мертв, – сказала она себе. – Просто сейчас не лучшее время для Перехода».

– Что это? – выдавил из себя Андован.

– Дантен метит свои владения подобно дикому зверю, – ответил Коливар. – Лучше, пожалуй, и не придумаешь.

Гнев, вспыхнувший в глазах Андована, дал понять, что магистр зашел слишком далеко.

– Ты уподобляешь моего отца зверю?

– Не его, так кого-то другого. Чем еще ваше высочество может это объяснить? Что еще может заставить человека опустошить собственные угодья?

«Он знает больше, чем говорит», – почувствовала Камала.

– Оборона, – отрешенно произнес Андован. – Отец часто говорил, что густой лес вокруг дворца – это безумие, что врагу очень просто подкрасться под самые стены, но мать умоляла его сохранить деревья… говорила, что враг так далеко не пройдет, что живая поросль мила ей… Это самое он и сделал. Убрал все, что может служить прикрытием для врага. Даже толпу, где могут скрыться незваные гости. – Сказав это, принц многозначительно глянул на Коливара.

– Королева была права, – заметил тот. – Ни одно войско не проникнет так далеко без долгих кровопролитных боев, а свести лес за это время успеет любой магистр. Никаких человеческих причин для всего этого я не вижу.

Ветер, переменившись, донес до них запах пепла с пожарища… пепла – и чего-то еще.

– Чем это пахнет? – спросила Камала.

Запах – сладковатый, мускусный – был ей незнаком и не то чтобы неприятен, но странно тревожен. Коливар дрогнул, и в глазах его что-то мелькнуло – возможно, страх. Как будто на этот миг он утратил всю свою чародейскую мощь, а с ней и уверенность. Мгновение спустя он оправился, но от Камалы его смятение не укрылось.

– Ими. Они здесь, – прошептал магистр.

Андован, собравшийся что-то сказать, внезапно закашлялся, да так, что упал на колени. Камала опустилась на землю с ним рядом, чувствуя полную свою беспомощность. Вздумай она колдовать, ему сделалось бы еще хуже.

Коливар смотрел на них, ничего не предпринимая. Принца начало рвать, раз за разом. Скоро он уже не мог исторгнуть из себя ничего, кроме резкого смрада.

– Что это? – простонал он, кое-как отдышавшись.

– Ваш старинный враг, – ответил ему Коливар. – Рассказывают, что ненависть к ним у Заступников в крови. Как видно, даже семя Дантена не сумело этому помешать.