– Посиди пока. Не скучай, радио послушай.

Лина только кивнула. В данный момент она с ностальгией вспоминала атмосферу кабины, загаженную табачным дымом. Все познается в сравнении – сейчас она старалась дышать через раз. Впрочем, совет водителя не прошел мимо ушей.

Радио взорвалось какофонией душераздирающих звуков. Девушка не удивилась – она уже сталкивалась с современной эстрадой и поняла, что слышит то, что в Большом Мире принято называть песней. Истошные завывания, даже не пытающиеся идти в одном ритме с грохотом неисправной циркулярной пилы, смысловой нагрузки не несли и более всего напоминали крик человека, падающего с большой высоты. Впрочем, один раз Лина отчетливо различила слово «любовь», что еще больше сбило ее с толку. Слишком уж сильно диссонировало это понятие с предсмертными криками.

Переключив на другую станцию, она наткнулась на более понятную песню. Музыкой здесь и не пахло, но зато слова были в основном понятны. Простым, доступным языком, практически, говоря речитативом, мужской голос рассказал краткую биографию Антихриста, начиная с момента его ночного рождения в уединенном месте под охраной падшего ангела. Лина прослушала ее с интересом – в Монастыре подобное, разумеется, не услышишь. Этот канал ей понравился, но, как назло, после второй, тоже вполне понятной песни, пошел блок кратких новостей. Она было потянулась переключить приемник на другую станцию, но тут же отдернула руку: «…Новые подробности из Моврина. Как мы уже сообщали, сегодня утром произошел сильный взрыв на складе боеприпасов в девяти километрах к востоку от города. После него большое количество артиллерийских снарядов разбросало по окрестностям. Начата эвакуация близлежащих деревень. Причины взрыва пока неизвестны, не исключен террористический акт. Минобороны пока никак не прокомментировало случившееся. Так же неизвестно, насколько соответствуют слухи о наличии на складе химического оружия. А теперь новости московского зоопарка. Сегодня у шимпанзе…»

Лина прослушала сообщение о прибавлении в обезьяньем семействе, но оно прошло мимо ее сознания. В отличие от дикторши, она прекрасно знала, что в девяти километрах к востоку от Моврина артиллерийских складов нет и никогда не было. Нет там и складов валенок или противогазов, там вообще нет никаких государственных складов или других армейских объектов. Зато там есть «Христианский женский центр благородного воспитания» – так официально назывался Монастырь, это и было написано на вывеске перед въездом. На его полигоне имелся склад боеприпасов, некоторое количество патронов хранилось в оружейке при втором учебном корпусе. Однако вряд ли они могут вызвать настолько сильный взрыв, что придется эвакуировать жителей близлежащих населенных пунктов. Да и артиллерийских снарядов там нет – кроме как из минометов, воспитанницы не стреляли. Их обучали стрельбе из гаубиц, но только в теории, на уровне «потяни за эту пипочку, и пушечка бабахнет».

Девушка даже позабыла о мерзком запахе – в голове воцарился сумбур, она не верила, что в Монастыре могло произойти что-то ужасное, но тем не менее события последнего времени выстраивались в зловещую цепочку, старающуюся удушить растерявшуюся воспитанницу. Вокруг что-то происходило, что-то нехорошее, страшное – Лина чувствовала себя пылинкой, попавшей в смерч. И при всем при этом мир вокруг нее продолжал жить будничной жизнью: двое мужчин в замызганных спецовках протащили мимо кабины какие-то тяжелые штуковины, принялись их загружать в кузов, при этом непринужденно беседуя с водителем с помощью трех-четырех слов. Разговор проходил мимо сознания воспитанницы, она даже не покраснела – ей просто дико было видеть будничные действия рабочих, в то время как мир вокруг рушился.

В голову лезли различные предположения, одно нелепее другого. Неудивительно: Монастырь и мир были для Лины синонимами – если с первым что-то случилось, то по ее вселенной нанесен сокрушительный удар. Нет, этого просто не может быть: Монастырь вечен – смертны воспитанницы, ничто не способно поколебать его древние стены. Хватит терзать себя – надо отбросить мешающие мысли. Душевное равновесие – часть силы выпускницы, не стоит ее разбазаривать. Есть приказ, он должен быть выполнен, все остальное – мелочи, не заслуживающие внимания.

Процесс восстановления душевного равновесия был прерван появлением водителя. Захлопнув за собой дверь, он весело гикнул:

– Эх! Сейчас с ветерком прокачу через Плющевку! Еще пара минут, и сдохнем тут. Сейчас…

Однако «сейчас» задерживалось – двигатель отказывался заводиться. Шофер с пулеметной скоростью отвешивал матерные рулады, но запугать ими мотор не получалось – кроме нескольких чихов, никакой активности он не проявил. Лина с ужасом подумала было, что из этой зловонной местности придется выбираться пешком, но тут техника перестала капризничать – после очередной попытки раздался уверенный рокот.

Уже выезжая за ворота, водитель, прикуривая очередную сигарету, заявил:

– На таком воздухе даже мотор не хочет работать. Сейчас дымком вонищу разбавим.

Лино кивнула – табачный дым казался ей сейчас чуть ли не божественной амброзией. От души затянувшись, шофер выдохнул немалое облако на ветровое стекло и с досадой произнес:

– Первый раз такое… Движок у меня как часы работает, заводится с полунамека. Что такое, сам не пойму, надо вечером посмотреть. Ну чё сидишь? – чуть не выкрикнул он.

Лина удивленно захлопала глазами, не улавливая смысл вопроса. Хохотнув, водитель пояснил:

– Окно открывай, да побыстрее. И не зыркай, как корова на случке, тут можно. Сральня позади осталась, а ветер прямиком на нас, аромат тут просто зашибись.

Девушка поспешно опустила стекло. Встречный поток воздуха почти мгновенно выдул из кабины остатки зловонной атмосферы – только сейчас Лина смогла вздохнуть полной грудью, ее тонкое обоняние никогда прежде не подверглась столь серьезному испытанию. В голове тем временем полным ходом шел процесс идентификации географического объекта «Плющевка». Успехом он не увенчался – топонимов с подобными названиями в России немало. Кроме того, после истории с насосной станцией, обозванной нехорошим словом, Лина не доверяла терминологии водителя.

Тем временем грузовик свернул с разбитого асфальта, затрясся по плохо накатанной грунтовке, петляющей среди густого леса, полностью затянутого кустарником. Через пару минут он выехал к излучине маленькой речушки, остановившись посреди ровненького луга, во многих местах изуродованного следами кострищ. Судя по мусору и многочисленным пустым бутылкам, это место пользовалось популярностью у любителей незатейливого импровизированного отдыха.

Водитель заглушил двигатель, весело хлопнул Лину по бедру и поинтересовался:

– Зовут-то тебя как? Меня вот обычно, Колей.

Девушка подумала было возмутиться на столь фамильярное поведение шофера, но растерялась, не выработав линию поведения в такой обстановке. Отодвинувшись к двери, она почти бессознательно ответила:

– Алина.

– Эх, Алинка, Алинка! До чего ты хороша – будто ягодка-малинка! Тебе бы еще сиськи побольше да глаза повеселее – и цены бы не было. Даже в солдатских брюках козочкой смотришься. Ну пошли.

Достав из-за сиденья свернутую грязную куртку, он, распахнув дверь, спрыгнул на землю и, обернувшись к недоумевающей девушке, нетерпеливо рявкнул:

– Ну что расселась как засватанная. Выходи, Алиночка, расплачиваться будем.

Воспитаннице не хватало жизненного опыта, но это не помешало ей понять, что понятия «оплаты» у нее и водителя несколько различаются. Однако отвечать ничего не стала, спокойно покинула кабину.

Шофер тем временем расстелил куртку на увядающей траве, отбросив при этом парочку мешавших бутылок, после чего, обернувшись к девушке, деловито пояснил:

– Ты пока не ложись, начнем с маленькой. Ох, и красивая же ты, Алинка! Как же я тебя раньше-то не заприметил!

– Постойте, Николай! – требовательно произнесла девушка. – Вы несколько заблуждаетесь в отношении меня. Я согласна оплатить проезд, но деньгами, заниматься с вами сексом я не намерена.