Я остолбенела, не в силах поверить, что я это слышу. Тёплая, горячая волна затопила меня до шеи, до ушей, до макушки, перебила дыхание и наполнила глаза чем-то невероятно солёным.

— Я же бриз, — из последних сил поддела я его.

— Уж поверь, я это помню, — страдальчески ухмыльнулся он, но глаза его вдруг подозрительно заблестели, — Напоминаю, я узнал об этом первым.

Он улыбался.

Его женой. Хотя мы, наверное, не доживём до следующего вечера.

И я услышала свой голос, произносящий:

— Во имя Порядка… я даю тебе своё верное Cлово. Быть твоей навеки… и… что там ещё надо сказать… я не помню…

— Я тоже…

По его впалым щекам стекли две капли.

Какое-то время мы оба смотрели друг на друга и не шевелились. По нашим лицам текли слёзы. И я это вправду видела! — Карун да Лигарра плакал на моих глазах — невероятно уставший, но как-то вдруг помолодевший на целую биографию. А уж что со мной было…

— Мы прорвёмся, Санда. Мы же вдвоём. И… дай я тебя таки поцелую.

Я кивнула с улыбкой, вытирая слёзы с лица. Рванувшись через стартер, я всё-таки к нему прикоснулась. Меня сгребли в охапку — только на несколько секунд — и я, как пьяная, наконец ощутила его запах, тепло щеки и касание губ. Мы отшатнулись, словно сами не веря, что это случилось. Глядящие на меня глаза вспыхнули, как у мальчишки, солнцем озарив уставшее лицо Каруна.

— Надо ехать, Рыжая… — с какой-то светлой грустью проговорил Карун, — Ничего нам с тобой не удаётся сделать по-человечески.

Это точно. Я смотрела, как он заводит мобиль, и думала, что вот так всегда — и даже замуж меня позвал самый неподходящий на свете человек, в угнанной машине, на краю гибели… И я без колебаний шагнула навстречу. Потому что где мне еще найти сотрудника контрразведки, на всё согласного ради одного-единственного четверть-бриза..? Но я думала об этом с улыбкой. Я лукавила, чего уж там. Если б я могла залезть к нему под кожу, я бы так и сделала.

— Так я же в некотором смысле не человек, — ехидно отозвалась я.

— Но-но. Поговори мне.

Мы синхронно хихикнули, и, кажется, оба подумали, что парочка у нас подобралась одинаково ненормальная.

Тихо всхлипнув от переполнявшей меня дурацкой радости, я уставилась на дорогу. Создатель, пожалуйста, помоги нам!!! Я медленно начинала осознавать, что между нами сейчас произошло… А потом вспомнила ещё кое-что и улыбнулась. «Дас Лигарра»… Если там, в Оазисе Фе, это был знак, то пусть он будет правдой. Ругаться с Советом — это такая ерунда. Сейчас я хотела этого больше всего на свете. Чтобы иметь право вслух произнести своё новое имя. Санда Киранна да Кун дас Лигарра.

Это всё со мной происходит. Хотя нам не жить — наверное, это моя цена за право быть с любимым человеком. Умереть — за полдня рядом с ним. Хоть бы не расплакаться опять, как дура счастливая. Ты же не дура, Санда. Ты же прожила жизнь, уверенная, что ты не дура и можешь это контролировать… Я улыбнулась и закрыла глаза.

Мы ехали без остановок. Светало. Не останавливаясь, мы выпили ещё кофе, но это не помогло. Ему так точно.

— Карун, дай я поведу. Поспи хоть пару часов.

— Ты и это уже умеешь? — хохотнул Карун, — Не теряла времени. Не погорячился ли я насчет бесполезности Санды в подрывной деятельности? — он ехидно показал зубы.

— Смеёшься? Я же в Тер-Кареле год прожила. Водить мобиль по бездорожью, разводить огонь, бить крыс ударом ножа и стрелять. А ещё находить воду. Я много чего умею.

Он с сомнением — и, как мне показалось, с добродушной иронией — глянул на меня. Я показала язык. Ну прости, милый. Я спецобразования комитетчика не получала. И всё-таки это лучше, чем висеть на твоей шее мёртвым грузом. Кисейной барышней.

Он кивнул.

— Ладно. Давай. Едь прямо по этой трассе, никуда не сворачивай. Увидишь что-то необычное, зови меня — и чем раньше, тем лучше. Может быть, прорвёмся.

Карун затормозил. Мы вышли из мобиля, потянулись. Шагнули навстречу — и до нас, видимо, наконец, дошло, что мы можем ни от кого не скрываться.

Ничего не соображая, мы прилипли друг к другу и так стояли минуту, другую… В моей голове не было ни одной мысли. Может быть, я действительно умерла, и это лишь Посмертие для особо замученных жизнью бризов. Но такое Посмертие, подумала я, годилось лучше всей моей прежней жизни. Я зарылась носом в воротник его рубашки, дыша его запахом, чувствуя его тело, его сильные руки вокруг себя и — самое странное, удивительное и приятное — в этом момент я вдруг услышала его, как раньше. Живой. Полновесно, восхитительно, невероятно живой. И — на дне его сознания плыла тёплая тучка по имени я, перекрывая даже сухие столбцы рассчётов, планов и анализа. Он сгрёб меня обоими руками, и мы молчали.

Какими же мы были идиотами.

Как же это было закономерно.

— Не бойся, малыш. Я рядом. Я никому не дам тебя в обиду, слышишь? Ты. Моя… жена, — отчаканил он, — И никто не посмеет причинить тебе боль.

Эти слова доставляли ему такое же удовольствие, как если бы он ел что-то вкусное. Горячий шарик внутри. Он правда постарел. Но под облетевшей шелухой не осталось ничего, кроме той самой живой серединки. Горячей и несгибаемой. И всё ещё опасной для противника. Но уже безо всякой заёмной силы — только с его собственной. Ничего, кроме того, что мне в нём нравилось.

С некоторым, как мне показалось, усилием, он отстранился от меня и улыбнулся.

— Едем. Ещё слишком близко от Города.

Я кивнула. Мне показалось, что, задержись мы рядом ещё на пару мгновений — мы бы занялись сексом прямо на обочине, Создатель мне помоги… Хотя не знаю, что бы у нас получилось в таком состоянии. Но самосохранение оказалось у нас обоих всё-таки сильнее. Мы заняли места в кабине и поехали. В этот ранний час трасса была пустынной, но иногда проезжали другие мобили. Я держала руль одной рукой и думала, как там в Городе. Что там происходит. Куда пошла погоня. Стрёкот телефонов, обыски, ругань, сухие холодные приказы. А мы тут, незаметно едущие на запад и даже успевшие разок поцеловаться. Живые — хотя мне казалось, что само понятие жизни съёживалось при мысли о поднятом по тревоге Комитете Спасения Нации. Мне вообще казалось странным, как это я прожила такую долгую жизнь в повседневной близости к его карающей длани. Сотни причин, совершенно безобидных, могли свести эту жизнь с концами. А если бы, страшно подумать, по какой-то дурацкой случайности я проявилась — например, упав с моста — я бы даже испугаться не успела. Ну да ладно наводить на себя страшилки. Мы живы и отнюдь не беспомощны. У нас есть цель.

Иногда я поглядывала на спящего рядом Каруна. Во сне он выглядел странно. Как очень старое дитя. Создатель, я даже не могла себе представить, что это была за жизнь. Какое унижение. Какой террор. Он не жаловался мне (жалобы Каруна я даже вообразить себе не могла), но я каким-то образом знала это. Будто слышала его мысли на расстоянии — как тогда, когда мы пробирались по долине Быстрицы, обезумевшие от страсти и непонимания, как нам быть.

И так прошли ещё два часа. Солнце показалось над горизонтом, иногда мелькая между лесопосадками и рощами и слепя меня, но я не отворачивалась. Я живая. Я ещё буду летать. И я его не брошу.

Недалеко от СардЗги трасса уводила на юго-запад, к мостам через СИллию. Сонно моргая, я отпустила педаль ускорителя, уложилась в поворот и… вскрикнула.

— Карун! Проснись!

Он вскинулся, и мы оба смотрели, как медленно приближается милицейский пост: мобиль-внедорожник, два офицера и пара рядовых. Ещё один человек сидел в кабине.

— Что делать? — прошептала я.

— Едь, — он мгновенно проснулся и уже выглядел абсолютно собранным, — Тихонько тормози. Санда, тихонько, не задави его. Валяй добрую дурёху. Я выйду и помогу.

Выполняя его требования, я лихорадочно соображала. На чём именно мы сбежали, в точности никому не известно, итак они просто потрошат всех едущих мимо? причём на всех без исключения дорогах, ведущих от Города Мудрости? А Карун и вовсе считал, что нашу пропажу вначале скорее спишут на похищение. Если только кто-то где-то не заметит высокого мужчину с каменной рожей и женщину с медовыми волосами в «хвостик». Вот тогда-то земля под нами загорится… То есть вот прямо сейчас.