— Ну, мы еще твоих сродственниц по пути заберем, — напомнил Ильм. — Да и других каких непременно по аилам поразыщем. Их вон, вишь, как повсюду раскидали. Будет у нас еще добыча — утащить бы всю да пупки не надорвать.

— Наша добыча сама себя тащит, — мрачно отозвался Рагвит. — А вот с Марой-то, как быть? Ушла одна в самое логово, а мы тут прохлаждаемся…

— Вам там делать нечего, — беззаботно отмахнулся Перунка. — Вашей помощи там не требуется. Она мечом махать не собирается. Да и вам бы не дозволила — говорено уж, переговорено. Без нужды убивать на этой земле мы не станем. Воинов — тех проредим, но с толком. Возов с конями еще набрать нужно.

— Кормить их чем? — поморщился Рагвит. — Тут, понятно, у местных разживемся, а в горах? Уже почти полторы сотни коней, так их бы через горы протащить. А ты еще желаешь набрать. Весна вон к концу идет. Глянь вокруг: земля иссыхает, жара вовсю, реки мелеют. Осень подступает, торопится, а мы еще и до Великих вод не добрались. Как до низовья такой речищи дотащимся своим обозом — ума не приложу. Это уж точно по снегу одолеем, никак не раньше. А сколь с тех полуденных копей еще до дома добираться? И как по зимнему запустенью, по снегу да еще в горах мы тех коней домой доведем?

— Не успеем даже дойти до низовья Великих вод, как они голодать начнут, — согласился Драговит. — И запасов на всех мы с собой не утащим. Даже если всю прочую добычу из повозок повыкидываем. Нам не то, чтобы добавить коней, мы и этих-то не убережем. Половину отпускать нужно. Оставлять лишь тех, что возы тянут. Ну, и заводных пару десятков.

— Дозволь спросить, вождь, — тихонько попросила Айрул и получила одобрительный кивок: — Сколько вы шли от своего дома к Великим водам?

Больше книг на сайте - Knigoed.net

Поняли ее все, ибо Перунка всех своих окончательно натаскал на язык сакха для свободного разговора со многими полоняниками. Да и с местными. И сообразили, во что их умная девка носом ткнула, тоже разом. Они без обузы, с богатырскими силами, по свежей зелени второго весеннего месяца до Великих вод добирались больше месяца. Одиннадцать коней кормили, а тут!

— Где зимовать станем? — задал Северко самый очевидный вопрос.

— Да, зимовать где-то тут придется, — хмуро признал Драговит. — Нынче уж и неважно: пойдем за своими туда, где аясов камень копают, или нет. Все едино домой не поспеем. Даже ежели добычу бросать, столько народу в горы по снегу вести лишь на погибель. А коли на берегу Великих вод осядем до весны, так с прокормом коней можно и угадать. У сакха-то, небось, много чего на зиму припасается, коли они столько скотины кормят, — нехорошо так усмехнулся он. — Уж коли на них наши родичи столь долго спину гнули, так заработали ж себе на прокорм? А с ними и нам чего-нибудь да перепадет. Нас-то вон неполный десяток — не объедим, поди.

— Нужно местечко присмотреть поладней, — озаботился Ильм. — Простой люд обижать не станем! Из домов, на зиму глядя, не погоним. Нехорошо это. Пращуры такого не одобрят. Да и совесть же надо иметь как-нибудь. Сакха в злодействах виним, в разорении чужих селищ, а сами что, тем же займемся? Моего согласия на то не будет!

— Он прав, — подхватил Зван. — Боги-то наши хоть и не шибко сердцами милосердые, да людей вон попусту не губят. Даже воинов не всякий раз за кромку отправляют. А мы что же?

— А мы нынче от звериных обликов отшатнулись, — сухо напомнил Северко. — Нам и вовсе зверями становиться не пристало.

— Раскудахтались милосердцы! — покривился Рагвит, уж и вовсе ощерясь недобро. — Будто допреж мы только и делали, что простой люд обижали. Или аилы их с землей ровняли. Нашумели, а о деле ни слова. А я вот припомнил о поселениях, где лишь воины обитают. Помните ли, как Сэбэ о них сказывал? Их-то у сакха немало по окраинам всех земель. А Великие воды и есть такая окраина. Там, как помянул Сэбэ, таких поселений ни одно — нам как раз подойдет. Воинов-то мы ныне проредили довольно, стало быть, без тех жилищ они как-нибудь перезимуют. А мы уж переживем зиму вповалку, да зато под крышами. Коли же этот их ныкып Сеин воевать нас полезет, так отобьемся — не впервой.

— А может, и не полезет, — задумчиво прищурился Драговит. — Глядишь, Дэрмэ его и упокоит до того времени. Уж больно у них с Сэбэ на того вождя зубы длинные отросли. Как есть, прикончат ныкыпа в самом скором времени. А уж ныкып Дэрмэ точно на нас не полезет. Он нашего Перуна-громовержца до одури боится — насмотрелся на его чудеса.

— На Перуна никто не полезет, — согласился Ирбис. — А уж рядом с Марой и блуждать-то никто не осмелится. Ты, вождь, верно рассудил: зимовать у Великих вод станем. И коней прокормим. Жадничать не станем, а на коней у сакха возьмем, сколь нужно. Они довольно нас разоряли. Да и коней тех они все одно кормили бы. А под своими воинами, иль под нами — все едино.

— Пока зимуем, еще народа можно поискать, — продолжал размышлять Драговит. — Нынче-то мы тут по краюшку, вроде как, прошлись. Торопимся, оглядеться толком недосуг. А за зиму, дабы не соскучиться, можно и в другие края земли сакха заглянуть. Глядишь, и на целый Род людей насобираем, что ничуть не меньше тех же росомах загубленных.

— Заполучить столько свежей крови будет очень хорошо, — очнулся от дум Перунка. — Белому народу с Великой реки давно нужна свежая кровь. Жива ругается, что хворобы у вас нехорошие пошли от частого смешения крови. Твердит, дескать, весьма скоро вы и вовсе вырождаться станете. И даже уже стали — вон у вас сколь сосунков после рождения мрет.

— И это тоже важно, — одобрил Парвит.

— Не тоже, а самое важное, — покачал головенкой Перунка. — Это много дороже всего этого аясова барахла, на кое вы зубы точите. Дороже коней и всего на свете. На кой леший вам добро сбирать, коли ваши правнуки начнут вымирать от тех паршивых хвороб. А те лето от лета только свирепеть будут. Так что новые люди важней всего прочего. Вы их должны привести в целости.

— Ты нам зубы-то не заговаривай, — поддел его Рагвит. — Что там с Марой? Когда она к нам явится?

— Как наших… Наших с ней братьев выручит, так и явится, — неохотно проворчал бог, неодобрительно косясь на дядьку. — Вам чего, своих забот мало? Вы давайте, еще в дела Прави залезьте. Без вас-то там нынче вообще никуда! — окрысился он. — Без вас и солнце не встанет, и ветер позабудет, из-за какой щеки куда дунуть! Тоже, богатыри великие, чирьев вам полный…

— Задницу надеру, — пригрозил Драговит, не терпящий ругательств и не дозволявший их всяким соплякам.

— А чего он пристал-то? — насупился бог.

— А ты его молнией по маковке шарахни, он и отлипнет, — с сердобольной ехидцей подсказал Зван.

…………

Чтобы кого-то «шарахнуть по маковке» молнией Перуну пришлось бы накопить энергию тысячи человек и выпустить ее одним усилием в течение пары секунд. И это был еще весьма приблизительный расчет при условии, что вся эта тысяча будет пребывать в состоянии покоя. От подобной попытки он «треснул» бы раз двадцать подряд! Отправился бы в небытие, не дожив до момента освобождения от громадного количества энергии. Даже такой мощный накопитель, как координатор высшего уровня приложения, не способен на подобные сверхнагрузки. Пусть и не Мара, но Перун вообще не представлял, чтобы среди латий могли существовать индивиды, которые могли бы решить такую задачу, имея хотя бы однопроцентную гарантию выжить еще на стадии накопления энергии. Потому, что на стадии ее мгновенного высвобождения нет шанса на выживание даже теоретически. Это, если оценивать шутку сородича с технической стороны. Подход с точки зрения целесообразности невозможно обосновать даже теоретически, как всякую абсурдную идею, противоречащую здравому смыслу. Однако с некоторых пор Перун заметил за собой новую странность, явившуюся продуктом адаптации в этом мире: он перестал оценивать все сказанное аборигенами с точки зрения одной лишь целесообразности. Верней, он значительно расширил для себя рамки этого понятия, включив в него новую составляющую: уровень эмоционального воздействия на психику, которое латиям не было нужды учитывать. И которую люди считают одним из основополагающих факторов в системе взаимодействия. Причем, этот фактор работал с безукоризненностью времени в неискаженном пространстве.