Айрул замолчала, взяла чашу с водой и долго пила.

— И где теперь Великая смерть, — спокойно переспросил Драговит.

— Она оправила нас сюда, — ответила ему Куан также из народа Хун. — Велела идти к Драг-Овату, уводить к нему рабынь и детей. Она взяла с собой только Баиру и Янжи с их волчицами.

— А когда она вернется, Великая смерть передать не просила? — так же спокойно полюбопытствовал Рагвит. — Она своим братьям велела хоть что-то сказать?

— Она велела сказать своим братьям, чтобы те шли к Великим водам, — вновь молвила Айрул. — Великая смерть поскакала в логово Ыбыра. Очень быстро поскакала. Она велела передать: ждать больше нельзя. Боги, что пришли на землю, зовут ее.

— Так и знал, — пробурчал Перунка, ковыряя землю ножом.

— Что знал? — переспросил Драговит голосом, что спокойней самой смерти.

— Ничего, — буркнул бог и отвернулся.

— А ну пошли! Перемолвимся по-родственному.

Тут даже мужики с парнями обалдели, когда их вожак подцепил грозного бога под мышку и потащил прочь.

— Эй, слышь! — поймал Звана за руку лежащий у костра Небор, что все еще не мог вставать на обожженные ноги. — Чего спросить-то хочу.

К нему тотчас стеклись все его куницы. А к тем и Тугор прибавился, и еще парочка его родовичей.

— А чего это степнячка о вожде вашем тут болтала?

— Чего болтала? — не понял Зван, напряженно оглядывая сборище.

— Что за великая смерть?

— А, Мара-то? — полегчало на душе Звана. — Так о ней и сказывала. О Маре-Марене. О сестре Драговита с братьями.

— Марена? — шепнул кто-то.

— Сама? Да быть не может!

— А ты думаешь, — оборвал шепоток недоброй усмешкой Тугор, — эта девка-степнячка сама такое придумала?

— Ума ей недостанет, — согласился с ним Небор. — Стало быть, сама… к вам явилась?

— Сама, — вновь насторожился Зван.

— И сакха тех, что к вам приходили, побила, — задумчиво припомнил Тугор.

— Все три сотни уложила! — начал злиться Зван. — Единым махом.

— А Драговит, значит, ей брат, — прищурился на него Тугор. — Тогда сам-то он кто будет?

Из темноты в круг огня вступил Северко. Отстранил плечом Звана, обвел всех ледяным взглядом.

— Вот у него и вызнай, — сквозь зубы процедил он, остановив глаза на Тугоре. — А нас не пытайте. Ты вон и вовсе к себе домой уходишь, так на что тебе?

— Так, может, я еще передумаю.

— Ну-ну, — скривил рот Северко. — Передумай. Туда передумай, а следом обратно. Когда тебя мотать перестанет, тогда и поговорим. А ныне поздно уже. Ночь. Спать пора, а то завтра глаз не продерем.

Они ушли — эти самые славны, что из Белого народа. А прочие так и остались со своими страхами да сомненьями. И лишь Небор вроде как даже лыбился. Не по-доброму, но явно что-то кому-то обещая.

Глава 5

Перун

До соляных озер средь теряющих зелень, подсушенных зноем трав дошли в тыждень. Могли б и не в девять дней, могли б вдвое быстрей, да тащились от воды к воде, и тут Сэбэ ни разу не промахнулся. Знал шекэри свои земли, будто руки собственные — великие знания держал в голове этот с виду, вроде, и неприметный мужик. А без того обоз в двадцать две повозки — каждая при двух конях — да семь десятков верховых помимо семерки горцев, да заводных пара десятков… Словом, сто да еще сорок коней прокорму с водой требовали пропасть. Насчет прокорма пока не беспокоились — выгребали прошлогодние запасы в густо рассевшихся на этих землях аилах. Сакха то голодом не грозило, ибо на подходе был и нынешний урожай зерна. А уж степь к началу осени и своего добра заготовила вдоволь для всякой живности. Однако верховые шли сторонкой от повозок, дабы всем коням досталось поровну, дабы одни не подъедали за другими скудные остаточки. Людям и вовсе забот только и перепадало, что скоренько перебить да освежевать, да закоптить подманенные Перункой стада местной дикой рогатой живности. Еще и степнячки дорогой не упускали случая набить встреченной дичинки — не страшились девки убредать подале от обоза. Вукир, Вуклай да Вукадин уходили с ними, признав охотниц за своих.

Пару раз гулены приводили на хвосте малые ватаги воинов сакха: и Перунке на пользу, и конями с воинской справой богатели. Нынче уж все мужики — даже похрамывающий Небор — шли верхом, разодетые на воинский лад с ног до головы. Сила то была — силища! Понятно, что просто числом, так не то, чтобы и очень. Но при грозном боге небесных громов и земных воинов чуяли мужики свою непобедимость, и оттого крепились духом на глазах. Да и бабы с девками не отставали — нынче уже целый десяток дочерей Белого народа восседал на конях в воинской справе, тянулся за степнячками. Вечно настороженная Айрул из народа Хун взяла под свою руку почти три десятка сложившейся девичьей конной ватаги и гоняла ту до седьмого пота. Любой случай ловила, дабы ее девки трудились над меткостью стрельбы, и тут девы славнов радовали злым упорством, не уступающим степной лихости. Перунка же за прошедший тыждень тож потрудился на славу. Все девять дней пути от ям для плавки аясовых камней укреплял тела пораненных, что своими силами еще долго бы приходили в надлежащий вид.

И все-то, вроде, шло ладно, да только Драговита вся его жизнь не сподобилась приучить к легкости мыслей. Не умел он верить в подобные затишья, а потому сторожился пуще прежнего. Нынче Перунка боле не прикрывал их невидимостью — не разбрасывал силу по-пустому на такую оравищу. Нынче все они рассчитывали лишь на удачу, что уведет с их пути слишком большие ватаги сакха. Нэкып Сэйын так и не потащился их хватать. Поначалу, вроде, взял след и пару дней нагонял, но нечаянным образом резко свернул в сторону гор с логовом Чернобога. И унесся туда, ровно с подожженным хвостом, чему Драговит тоже поначалу не шибко-то верил. Гонял обратно по следам обоза и мужиков, и особо девок Айрул, да никакого подвоха нэкыпова отыскать не мог: земля за их спиной была покойна. Даже сакха-поселяне, жившие мирными трудами, не шибко бежали от неведомой орды пришельцев, ибо зла для себя не видали. По зерну отнятому, понятно, печалились, да боле радовались, что домашнюю скотинку у них не угоняли, не резали. Перунка, наконец, сжалившись над дядькой, признался, что слыхал отголосок Мариной силы, с коей его собственная не сравнится. Видать, завернула та большую воинскую силу нэкыпа на себя, дабы дать им чистую дорогу — помогла, чем смогла, не сворачивая со своего пути.

Вот и о том сподобились, наконец-то, прознать. Теперь Перунка поведал своим о трех богах, томящихся в горе, куда их заточил Чернобог. В ту ночевку горцы удалились к отдельному костерку, дабы не кормить своими тайнами чужие уши. Лишь Айрул Перунка велел позвать за собой — заверил, дескать, верней человека горцам отныне не найти. Эта мрачная девка жизнь отдаст за любого из них без малейшей заминки. А к тому еще и тремя десятками верховодит, что добрую воинскую силу имеют — должна знать всю правду.

— А что за богов-то он полонил? — аж трясло от любопытства Парвита, коему вторили и Зван с Ильмом.

— Узнаете своим чередом, — не пожелал раскрываться до донышка бог. — Вот довезет их Мара без помех до дому, там все вам и откроется.

— Есть сомнения, что не дойдем? — подозрительно осведомился Рагвит.

— Мы точно дойдем, — ничуть не сомневался Ирбис. — Мы нынче сила. Нас уже поболе полутора сотен. А вскоре вдвое больше станет — я верю. Раньше боялись, что полон повезем хворый да ломанный. Но, у нас тут все сильны и здоровы. Мужиков втрое меньше — это да. Но, Сэбэ сказывал, будто соль копают одни мужики. Да и аясов камень копают тоже мужики. А мы за ними на полдень собирались сбегать. А может, где еще насобираем, как в последних двух аилах. Гляди, еще окажется, что баб опять меньше станет.