– Н-нет! Я споткнулась и... Господи! На твоей промежности что-то зеленое. Не то, чтобы я туда смотрела. Просто там что-то очень зеленое! Прямо там!

Он снимает с себя водоросли и швыряет их в лицо стоящего рядом парня, который задыхается от смеха. Водоросли приземляются с мокрым шлепком. И Джек уходит, до того как у меня появляется шанс извиниться должным образом. Не то, чтобы я собиралась это сделать, мы всё еще воюем! Почему я вообще думаю об извинениях! Ох, и благодарить его за поцелуй?! Я что, черт возьми, на этаноловых антидепрессантах?! Необходимо срочно исправлять свое положение! Я сжимаю кулаки и поднимаю руки вверх, крича:

– Получай, Джек-задница-Хантер!

Все смеются, некоторые качают головой. Я возвращаюсь обратно в дом к потрясенной Кайле, издавая при ходьбе хлюпающие звуки.

– Извини за пол. Я люблю тебя. Я уже об этом говорила? Я действительно люблю тебя и, пожалуйста, не сердись на то, что столкнула твоего возлюбленного в фонтан. Пожалуйста, не злись. Это была случайность, хоть я и сделала так, чтобы все выглядело наоборот, именно поэтому сейчас я такая спокойная.

Наступает тревожная тишина, во время которой я пересматриваю всю свою жизнь, вплоть до этого момента. Она морщит нос и улыбается.

– От тебя пахнет мочой.

Я облегченно выдыхаю, затем глубоко вдыхаю, и сразу же жалею об этом.

– От меня чертовски воняет мочой.

3 года

14 недель

3 дня

Уровень опасности от Джека Хантера постоянно увеличивается.

Ненадолго, после вечеринки, я подумала, что прелестный-чертовски-уединенный момент деления-сокровенными-чувствами рассеет напряжение между нами, но, увы. Судя по фотографиям, расклеенным на всех стенах и шкафчиках Ист Хаммит Хай, видимо я была неправа.

Фотографии меня. Толстой. Где я выхожу из моей старой школы в Гуд Фолс, Флорида. На них отчетливо заметна моя трещина в заднице, а сама я практически тону в старой мешковатой одежде, которую носила раньше.

Люди смотрят на эти фотографии, затем показывают на меня и смеются.

Я сразу же взвешиваю все «за» и «против» приступа истерики.

Ко мне подходит Кайла с нервным выражением лица. И мы молча идем в класс. Люди действительно очень мелочны. Просто огромные толстые тупые мелочные люди. Должно быть, это сделал Джек, ведь мы воюем, но это самая жестокая вещь, которую он когда-либо мог совершить. Я, конечно, тоже очень жестока, но я, по крайней мере, не роюсь в его прошлом. Окей. Может и рылась. Немного. Разговаривала с Реном, а он рассказал мне про Софию, и я упомянула про нее на вечеринке. Думаю, что этим Джек говорит мне не лезть не в свое дело. Я рассердила его. Очень сильно. Он как… паразит. Огромный жирный клещ, который надолго застрял подмышкой и выпил так много крови, что превратился в Годзиллу. Вот как Хантер рассердился. Можно подумать меня это волнует! Джек пустил в ход тяжелую артиллерию, использовал как оружие мои прошлые проблемы с весом. Хотя даже толстой я выгляжу потрясающе, но как он посмел запустить свои маленькие грязные пальцы в моё прошлое и выставить его на всеобщее обозрение! Ох, если я снова увижу Джека Хантера, то вырву его пищевод прямо через рот, а затем буду использовать его в качестве парадного головного убора...

– Айсис, – Кайла похлопывает меня по спине. – Ты снова думаешь вслух.

– Я расстроена, – фыркаю я. – Из-за непосредственной близости определенных людей.

– Не из-за меня, надеюсь, – уточняет Кайла.

– Конечно, нет.

– Честно говоря, у тебя очень даже симпатичная «трещинка» между ягодицами, – пытается успокоить меня Кайла.

– Спасибо. Какой у Джека первый урок?

– Тригонометрия с мистером Бернардом...

Я несусь к зданию J и «случайно» пинком открываю дверь в класс мистера Бернарда. Хантер сидит в конце кабинета. Я подхожу к доске, беру тряпку и кидаю ему в голову. Точно в цель! Она с силой впечатывается в него. Джек выглядит ошеломленным.

– Ты ужасный маленький мальчик, Джек-задница-Хантер МакДерьмович! – кричу я. – Держу пари, ты насажал в горшок какактусы...

– Кактусы, – робко предлагает мистер Бернард.

– ... КАКТУСЫ! И воняешь ужасно! Ты самый тупой придурок, которого я когда-либо имела неудовольствие встретить! И если ты просто пойдешь и спрыгнешь с крыши, а затем умрешь в одиночестве, я буду тебе очень благодарна!

Я захлопываю за собой дверь и прислоняюсь к ней, тяжело дыша. Излив всю свою злость, я снова могу улыбаться, снова могу мыслить ясно. В класс я возвращаюсь вприпрыжку. Кайла выгибает бровь.

– Ты в порядке?

– Сейчас я продумываю ужасающе жестокие сценарии пыток, из которых Джек не выберется живым, ну, или, по крайней мере, с неповрежденным пенисом.

– Ох.

– Его вычеркнут из списка порядочных людей, – уверяю я её. – Красными чернилами! И миллионами восклицательных знаков!

– Думаешь, это действительно сделал Джек? Сам прилепил все эти фотографии? Откуда он вообще их взял?

– Есть только один человек, который имеет доступ к моему прошлому, – бормочу я.

Когда на перемене я иду к стандартному укрытию Рена, осознаю, что не плакала. Ни единой слезинки. Да и почему, собственно, я должна плакать?! Я не горжусь, кем была раньше, но это больше не я. Я изменилась. Сейчас в моих волосах четыре фиолетовых прядки, и я не влюблялась три года, двенадцать недель и пять дней. Я отлично справляюсь. Гораздо лучше, чем та девушка на фотографиях. Протягиваю руку и пробегаю ей по шкафчикам, срывая по пути листы. Я с триумфом швыряю пачку в мусорку. Разорванные и измельченные фото моей толстой задницы украшают и без того грязный от следов ботинок пол. Кто-то подписал: «ЖИРНАЯ» и «ТОЛСТАЯ СУКА». Уборщик сметает бумажки дюжинами, его обычный смертельно-свирепый взгляд немного смягчается, когда он видит меня.

Чистая и крошечная комната студенческого совета пахнет карандашами и несвежими пончиками. Рен инструктирует первокурсника в очках и двух первокурсниц с волосами мышиного цвета, что нельзя бегать по коридорам, нужно получать хорошие оценки, ну, и о всякой подобной фигне. Я подхожу к нему сзади и хлопаю руками по парте.

– Привет, всем добрый вечер! Это я, девочка с трещиной. Пожалуйста, немедленно все эвакуируйтесь, а то я вам покажу свою новую усовершенствованную задницу.

– Айсис, какого черта... – начинает Рен. Первокурсники нервно смотрят на него, и он кивает им головой, показывая, чтобы они ушли. Как только малышня закрывает за собой дверь, я запрыгиваю на стол Рена, кладу ногу на ногу и сижу как утонченная леди.

– Ты дал Джеку мою фотографию, не так ли?

– Понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Ты общался с Безымянным, и он дал тебе моё фото.

– Нет! Клянусь тебе, Айсис, я не разговаривал с Уиллом...

Я вздрагиваю, и он прочищает горло.

– ...ух, с Безымянным, целый год! Мы не настолько близки!

– А как еще Джек мог достать эту фотографию?!

– Послушай, я не говорю, что знаю, кто это сделал, но ты заметила, что от преподавателей не было комментариев? Директор Эванс вообще никак не прокомментировал это происшествие по громкой связи. Обычно, он орет как сумасшедший, делая выговор за порчу школьного имущества. А в этот раз? Ничего.

– Ты хочешь сказать, что это сделал Эванс?

– Я ничего не говорю, – Рен понижает голос. – Я просто считаю, что это очень странно, и всё. Возможно, если ты поговоришь с Эвансом, то получишь больше информации.

Он смотрит на меня своими круглыми немигающими миндалевыми глазами. И я, наконец, успокаиваюсь. Не может быть, чтобы кто-то столь милый, как Рен, смог совершить такое огромное зло и снабдить моего врага старыми фотографиями, даже если когда-то они были друзьями.

– Хорошо. Я поговорю с Эвансом. Но... – я показываю пальцем на его лицо. – С тобой я еще не закончила. Даже не надейся. Джек сболтнул мне на вечеринке у Кайлы, что он сделал нечто очень плохое. И ты испугался. И я собираюсь выяснить, что это было.