– Как скажешь, – произносит нараспев мама, сознательно улыбаясь. Я вытаскиваю сковороду и зажигаю горелку, достаю несколько яиц и ломтиков бекона. Чувствую мамин взгляд на своей спине, наблюдающий за мной, обдумывающий, насколько я повзрослела, ну, или нечто подобное раздражающе родительское. Запах шипящего жира от бекона заполняет кухню. Снаружи щебечут птички, солнышко пробивается сквозь занавески. Как красиво.

Красивая.

По коже пробегают мурашки, когда его голос раздается в моей голове. Сковородка скользит в руках и практически посылает весь мой завтрак на пол. Черт бы его побрал! Даже если он и не имел это в виду, слово до сих пор прочно сидит в моей голове как чертополох на одежде.

И поставим дерьмо-вишенку на вершину дерьмо-фруктового-мороженого: я даже не могу наброситься на него за это! Война закончена.

Я знаю это наверняка, потому что Кайла выглядела очень счастливой. Так как она удовлетворена, у меня нет никаких оснований нападать на него, кроме общей неприязни и скуки. А данные причины незначительны. Настолько незначительны, что я не знаю, смогу ли бороться с ним.

Всё кончено.

Предполагалось, что я буду счастлива. Ведь я победила более или менее. Или мы закончили почти на равных, я слегка опережаю его в очках. Или наоборот проигрываю? Может, назвав меня ужасно неправильным словом, означает, что он выиграл? Имеет ли вообще значение, кто победил, а кто проиграл? Всё кончено, и у меня не осталось к чему стремиться. Нечего замышлять, нечего планировать. Только пустота в том месте, где раньше была война. И почему-то это причиняет боль сильнее, чем должно. Я настолько привыкла ко всему: к обмену колкими словами с Джеком, когда мы пересекались в коридоре, или к освистанию его оскорблениями, что забыла, как быть нормальной. Должна ли я просто ему улыбаться? Нет, это омерзительно, совершенно, определенно, несомненно. Все остальные девчонки так делают.

Я провожу остаток дня, заканчивая заполнение заявлений в колледжи. И смотрю на них: Сиэтл, Орегон, но втайне я знаю, что отправлю только одно – в Университет Огайо. Это учебное заведение располагается ближе всех. Только оно позволит мне присматривать за мамой и в то же время сделать карьеру. У меня нет ни братьев, ни сестер – я единственная, кто у нее остался. Я не могу покинуть её, тем самым причинить боль, как сделали все остальные. Я запустила руку в свои сбережения на путешествие по Европе, чтобы оплатить вчерашнее свидание Кайлы. В любом случае, у меня есть множество причин, чтобы отказаться от этой мечты.

Но это к лучшему. Это правильный выбор. Не тот, который я хочу сделать, но правильный. И это всё, что имеет значение.

3 года

19 недель

0 дней

Если и существует хоть одна вещь в нашем мире, в которой я точно уверена, то это: Джек Хантер должен умереть.

Или же он может рыдать как огромный зануда.

Я не капризна.

Просто он перешел черту слишком много раз. Теперь она поблекла и стерлась, мне придется заново тщательно её прорисовать, а это, вероятно, займет часы, после которых моя спина будет адски болеть. Серьёзно, Джек не имел права целовать меня или водить на свидание, даже если всё это было ненастоящим, и уж точно, безусловно, абсолютно, категорически не имел ни малейшего права называть меня красивой без моего согласия. Этот комплимент был неуместен и представлял собой гигантскую толстую ложь, а вранье карается смертной казнью. Или должно. Эм, за исключением меня. Поскольку я много лгала. Маме, папе. Себе. Вместо этого меня нужно сослать. Ммм. На Мауи!

Я паркуюсь и вспыльчиво вздыхаю в машине. Война могла бы закончиться, и я должна быть истощена, но я обязана отомстить ему в последний раз. Только один раз. За беспорядок в моих чувствах. Не то чтобы он в этом виноват. Просто, ух, Джек вроде как, ммм, поиграл с ними, правда я знала, что всё это было фальшью, поэтому на самом деле он не играл. Но всё же! Тот факт, что он хотя бы осмелился сказать мне подобную ложь, объективно заслуживает какой-нибудь незначительной смертной казни.

А также, потому что теперь Джек встречается с Кайлой.

Я выхожу из машины и направляюсь к офису директора Эванса.

В первый же день Кайла схватила Джека за руку, и он ей позволил. Они вместе вышагивали по коридорам, и практически можно было услышать, как сердца сотен девушек разбиваются пополам. Девочка-поэт сожгла свою записную книжку. Плакальщица из драмкружка исполнила величайший трагический визгливый монолог из Шекспира, который когда-либо видела преподавательница этого предмета. Девочка, которая лепит статую, практически разрушила свое творение, но учительница по искусству убедила несчастную сделать передышку и закончить её позже, когда та будет в лучшем расположении духа. Огромное количество преподавательниц взяли больничный, чтобы поплакать в окружении коробок с мороженым и посмотреть «Секс в большом городе».

Я вижу легендарную пару, когда прохожу через четырехугольный двор перед утренним звонком. Они сидят на скамейке. Кайла целует его в щеку, и он кивает. Всего лишь кивает, не улыбается. Не благодарит или целует в ответ. Как будто Джек просто её терпит. Но Кайла этого не замечает.

В шкафчике Кайлы появляются записки со смертельными угрозами, и она получает убийственные взгляды, поэтому я нанимаюсь быть её личным телохранителем. Только я не озвучиваю ей это вслух. Просто как бы «выполняю свою работу». Национальная безопасность для Кайлы. И её сказочной груди. Кайла настолько поглощена любовью, что не обращает внимания на всё остальное, а это означает предоставление мне полной свободы к вырыванию волос, раздаче предупреждений и битью нескольких шлюх. Ну, или пяти шлюх. Из-за чего Эванс очень не доволен.

Секретарь, полностью привыкший к моему почтенному присутствию, машет мне. Я кидаю свой рюкзак на пол и плюхаюсь в кресло.

Он складывает руки на стол и вздыхает.

– Работы прямо там.

Я пододвигаю к себе стопку бумаг и достаю ручку. Чтобы меня не исключили как из предыдущей школы, я должна помогать Эвансу с проверкой домашнего задания по математике. Он каким-то образом узнал, что я хорошо в ней разбираюсь, возможно, от болтушки миссис Грегори. Я знала, что нужно было прикидываться идиоткой на её уроках!

Обычно директор пьет кофе и отвечает на электронные письма, но сегодня он наблюдает за моей работой. Я бегло просматриваю задания и проставляю крошечные галочки, заменяя неправильные ответы правильными. В первый день он предложил мне листок с ответами, но я проигнорировала его. Позже он проверил по нему мою работу. После этого, Эванс больше не предлагал мне ответы.

– Ты очень хорошо справляешься, Айсис.

– Аха.

– Однако твои результаты по SAT были более чем жалкими. Почему?

Я ухмыляюсь.

– О божечки, ну и дела, Мистер Э! Может быть, потому что я не успела позавтракать в то утро! Или, возможно, у меня была бурная диарея! Ох, нет, наверно, я справлялась с эмоциональным кризисом! Я ведь сбросила 38,5 килограмм, а еще у меня с парнем…

Уродливая.

– ...были некоторые проблемы! Вау! Тинэйджер с проблемами! Только представьте!

Он сердито смотрит и делает глоток кофе. Мы оба знаем, что я не простила его за инцидент с фотографиями, и никогда этого не сделаю.

– Ты должна пересдать их, – настаивает он. – Еще есть время, пока принимают заявления в колледжи. Ты могла бы получить очень высокий балл.

– И сделать так, чтобы ваша школа выглядела еще лучше, – бормочу я. Мистер Эванс хмурится.

– Прекращай, Айсис. Речь идет не только о нашей репутации. Любая школа была бы рада иметь девочку, которая так великолепно и легко расправляется с математикой. И согласно табелю успеваемости, твой английский совсем не плох. С хорошими баллами по SAT ты могла бы поступить в какое-нибудь очень престижное учебное заведение. Могла бы продвинуть свою жизнь. Сделать отличный старт.