Моряк бросил карты на импровизированный стол. Кестрель выиграла.

— Я думал, ты хочешь услышать что-нибудь поинтересней, чем «да, „Марис“ ходил в южный Гэрран примерно месяц назад». Мало того, что проиграл, так еще и вопросы скучные!

Смех сорвался с губ Кестрель облачком белого пара.

— Можем сыграть на твою шинель.

— Эх, красотка, может, будем считать, что ты уже выиграла, и я просто отдам ее?

Арин приподнял букмекера за талию и пересадил ее со своих коленей на другой стул.

— Печально видеть, — вздохнула она, — как человек поступает себе во вред.

Иногда Арину казалось, что он так и остался собственностью Кестрель. Он подумал о серебряных монетах, которые за него заплатила дочь генерала. Он не мог забыть их тяжесть, не мог простить. Его душа была озером, в воды которого высыпали серебро из мешка. Чем лучше Арин узнавал Кестрель, тем глубже опускались монеты. Позже, подхваченный теплым течением, он выплыл, а серебро осталось на дне. Арин не хотел нырять обратно. Но иногда — особенно с тех пор, как был подписан договор, особенно в этом проклятом городе, особенно сейчас — казалось, что он ясно видит, как блестит на дне серебряный клад.

Но это ничего не меняло. Арин отвернулся от красавицы-букмекера.

— Я поступаю так, как нужно.

Она улыбнулась и снова закинула ноги на стол.

— Однажды ты поймешь, что ошибался.

Арин встал и вышел из таверны в ночь.

Моряк предложил Кестрель руку, как заправский кавалер, и помог ей подняться. Потом он снял с себя шинель и накинул ей на плечи, но не сразу выпустил ткань из рук.

— Милая служаночка, а не хочешь ли ты отправиться со мной в плавание?

— Нет уж, еще потоплю корабль, чего доброго. По мне не заметно разве? Я приношу несчастья.

— Люблю таких. — Матрос от души чмокнул Кестрель в щеку, а потом побежал вверх по пляжу в сторону города. — Ух, и холодина же сегодня! — воскликнул он, а потом громко, во весь голос запел ту же песенку, что до этого мурлыкал себе под нос. Он часто прерывался, чтобы вдохнуть, но неплохо попадал в ноты, и Кестрель с удовольствием слушала, как разносится над пляжем простая мелодия. Конечно, в этой песне не было истинной красоты, да и голос совсем не тот, что у Арина — словно густой, крепкий напиток, наполняющий чашу до краев. Но матрос пел весело, и Кестрель это нравилось. В конце концов, лучше радоваться тому, что имеешь, чем мечтать о недостижимом.

18

Кестрель узнала все, что нужно. Пора возвращаться во дворец. Но Кестрель противилась этому всей душой, в горле стоял горький ком. Ноги не слушались, и она медленно брела вверх по холму. Возле высокого моста через реку, спускающейся с гор и змейкой вьющейся по городу, Кестрель остановилась. Ей предстояло снова пересечь богатый квартал с яркими масляными фонарями. Но она этого не сделала.

Кестрель положила руку на кованый парапет. Металл обжег холодом. Она пошла по берегу, скользя ладонью по перилам, сначала медленно, потом быстрее. У Кестрель не было определенной цели, она шла туда, куда вела ее река. Лишь бы подальше от дворца, в который все равно придется вернуться.

Дворцовый инженер. Водоснабжение. Арин поднялся по узкой лесенке, которая вела из Теснины в более обеспеченные кварталы. На верхней ступеньке он обернулся и окинул взглядом город. В темноте внизу поблескивали одинокие фонари, напоминающие драгоценные камни на черном бархате.

Арин понял, что означают ставки на свадебное платье. И не важно, что Тенсен ему не поверил. Арин оказался прав: глава сената получил в награду ценные сведения, оказав императору услугу. Но какую? Если инженер получила такую же награду, то что же сделала она?

Где-то рядом шумела река. Арин вспомнил, что неподалеку есть канал, где вода спокойнее благодаря шлюзам, спроектированным той же женщиной-инженером.

Арин вышел к реке и зашагал вдоль нее.

Кестрель остановилась, увидев шлюзы. Поначалу она просто любовалась их совершенной конструкцией. Заслонки поднимались и опускались, точно регулируя уровень воды, когда нужно было пропустить, например, груженую баржу. Какое великолепное изобретение! Какой острый ум создал все это!

Возле шлюзов кто-то прогуливался. Дворцовая служанка стояла к Арину спиной. Белая окантовка на платье, видневшемся из-под длинной распахнутой шинели, выдавала в ней валорианку. Волосы скрывал намотанный на голову шарф. В слабом свете далекого фонаря она выглядела неприметной тенью.

Отчего-то при виде этой девушки сердце Арина сжалось. «Одиночество», — подсказал ему мальчуган, которым он когда-то был, чье лицо иногда чудилось ему в зеркале. «Она прекрасна», — шепнул мальчишка Арину. Но почему он так решил? Ведь это совершенно незнакомая валорианка, с которой у Арина нет ничего общего. Само ее платье напоминало разом обо всех злодеяниях империи. Поэтому он велел мальчугану из прошлого замолчать.

Арин продолжил путь и обошел изгиб канала. Отсюда одинокую фигурку служанки уже нельзя было различить.

Чем больше Кестрель смотрела на шлюзы, тем сильнее напоминала сама себе реку, которая натолкнулась на замысловатую преграду. Хитроумные заслонки сдерживали все то, что творилось у нее на душе. Она сама построила этот шлюз из железной лжи и заперла свою реку внутри.

Кестрель услышала шорох подошв по мостовой — еще один поздний прохожий. Он чуть замедлился, но не остановился. Вскоре звук его шагов растаял вдалеке.

Ей тоже пора идти. Рано или поздно придется вернуться.

Что-то заставило Арина повернуть обратно. Может, боги? Он не знал. Ноги словно сами понесли к шлюзам. Тело само стремилось в ту сторону. Разум же ничего не понимал и судорожно пытался разгадать загадку. Разве в том, что возле канала стоит дворцовая служанка, есть что-то необычное? А больше там нет ничего интересного.

Но ноги и сердце упрямо спешили обратно, и Арин прибавил шагу. Однако девушки возле шлюзов уже не было.

Арин пустился на поиски. Он прошел вдоль канала к реке, над которой возвышался мост, словно выгнувший спину диковинный зверь. Арин вдруг вспомнил, во что была обута служанка. Черные сапоги для дуэлей. С какой стати горничная решила выйти в город в парадной обуви?

Арин вообразил странную картину: безликая служанка перебирает модные туфельки в поисках чего-нибудь подходящего. Почему он это представил?

Кинжал тоже выглядел странно. Служанки, как и все валорианцы, носили оружие, но кто заматывает рукоять тряпкой? Ведь ее неудобно держать! Арин не представлял, зачем служанка так сделала… Разве что рукоять нужно было спрятать.

Он перешел на бег. Пот стекал по лицу и щипал рану. Арин не видел рук служанки, но почему-то прекрасно их представлял — бледные, тонкие пальцы. Представил, как они скользнули под рубашку, касаясь его кожи. А вот помчались по черно-белым клавишам в диком танце…

Девушка стояла на мосту. Увидев ее руку на кованых перилах, Арин решил, что у него просто разыгралось воображение. Пальцы служанки постукивали по перилам, играя беззвучную мелодию на невидимых клавишах. Он узнал этот жест. Он узнал эту руку. Арин перешел на шаг. Служанка не замечала его, погруженная в мысли. Девушка всматривалась в темноту, поглощенная видом реки и мелодией, которая звучала у нее в голове.

Арин тихо приблизился, едва слышно произнес имя и осторожно дотронулся до холодной руки без перчатки. Коснулся родинки возле большого пальца, похожей на маленькую черную звездочку. Сперва Арину показалось, что девушка совсем не испугалась. Она на секунду замерла, после чего повернулась, как будто узнала его. Но, взглянув на него, Кестрель отшатнулась, как будто почувствовала опасность. Она отдернула руку и вскинула ее, точно хотела защититься, закрыться.