Вот это без дайнов не получилось бы. Можно верить в себя, в свою неотразимость, можно очаровывать людей и вампиров, демонов и духов только на этой вере. Но без дайнов даже человек не сделает для тебя то, что кажется опасным. Не захочет. Можно заставить, и такие дайны тоже есть, но они отвратительны. А можно стать таким, чтобы тот, кто видит тебя, захотел сделать все, о чем ты попросишь. И это совсем другое дело. Никакого принуждения, никакой силы. Это подарок: ты даришь свое желание и даришь возможность исполнить его. 

Берана расстегнула цепочку. Серебряной змейкой та пролилась из ее руки на страницу гроссбуха. Смотреть на крест и медальоны с образами было неприятно, но терпимо. Коснуться их случайно, вот это было бы больно. И об этом теперь можно не беспокоиться.

— Вставай, — Заноза встретил веселый, вопросительный взгляд, и кивнул: — ага, вставай. Выйди из-за стойки. Мне до тебя не дотянуться.

Она оперлась руками о стойку и махнула через нее, как заправская акробатка. Снова сверкнула зубами в широкой улыбке:

— И зачем тебе до меня дотягиваться?

— Давай считать, что я голоден…

Это была правда. Он не нуждался в крови этой ночью, но есть хотел всегда. И это была неправда. Не в крови Бераны дело, дело в ней самой. В том, что она сняла свои чертовы образки, поддалась дайну. Сдалась. Перестала быть проблемой, перестала быть даже заусеницей. А «поцелуй» — просто так. Если есть кровь, почему не выпить ее? Не пропадать же добру.

Никто ничего не понял. Никто и внимания не обратил. Берана сама вышла к нему, выпрыгнула, без разницы. И, похоже, не та у нее была репутация, чтоб охранники заинтересовались тем, что она целуется с одним из постояльцев. Но ее кровь… даже в эйфории «поцелуя», отдавая этой девчонке свою благодарность за ее кровь, ее жизнь, ее доверие, Заноза изумился собственному циничному недоумению: Берана оказалась девственницей. Сколько ей лет? Семнадцать? Восемнадцать? В таком возрасте, и такая чистая кровь?

Он подхватил девушку, когда та, ослабев, начала оседать в его объятиях. Усадил на табурет возле стойки. Дело не в потере крови, слабость сейчас пройдет. «Поцелуй» — это секс, это оргазм, только ощущения сильнее. Кровь на долгие две секунды открывает друг для друга души вампира и жертвы. И обе души в эти мгновения испытывают наслаждение и любовь. Привыкнуть невозможно. Отвыкнуть, кстати, тоже очень трудно. Так что даже люди из Стада, те, из кого пьют регулярно, и то после «поцелуя» теряют силы. А с Бераной такое впервые. Вот и сомлела.

Кто же знал, что она девственница? Некоторые умеют определять по запаху, но чтоб научиться различать, надо хоть на ком-то потренироваться. А где сыщешь восемнадцатилетних девушек в благословенной Америке или в, храни ее Аллах, вечно юной Европе?

Чистая кровь. Так это называлась. На вкус Занозы, она была пресной. Никогда он не понимал деликатесов, а ведь, казалось бы, должен знать в них толк.

Берана приходила в себя. И оставалось меньше минуты на то, чтобы решить, как поступить с ней. Оставить память о «поцелуе»? Вместе с памятью останется страх, тот самый, инстинктивный, который вчера ночью заставил ее убежать. Забрать воспоминания? Тогда она больше не будет его бояться, будет любить так же, как любят все остальные, но… инстинкт никуда не денется. А противоречие между инстинктами и реальностью сводит с ума. За полторы недели, конечно, ничего страшного не случится, чтоб сойти с ума за такой срок, надо иметь очень хорошие предпосылки.

Забирать воспоминания не хотелось.

Время шло.

Заноза чувствовал, как летят секунды, смотрел, как Берана приходит в себя. И за мгновение до того, как она открыла глаза, отступил в сторону, в густую тень в центре зала. Он не умел пользоваться «туманом», но чтоб отвести глаза одной ошеломленной девчонке, достаточно темноты и теней.

Теперь она и дальше будет его бояться. Непорядок. Но пользоваться дайнами, чтоб подавить инстинкты — это тоже непорядок. Неинтересно. Гораздо интереснее сделать так, чтобы инстинкты изменились. Времени не хватит, но можно хотя бы начать.  

Домой из «СиД» добирались порталом. Лэа засыпала на ходу, в буквальном смысле. Мартин как маленькую раздел ее, отнес в ванную, а оттуда — в постель. Уложил, укрыл, сел рядом и погладил по голове, чтобы лучше спалось.

— А ты? — Лэа обняла подушку, и разговаривала, кажется, с ней. — Хочу спать с тобой.

— У меня дела еще. Я недолго.

Нужно было до рассвета зайти к Занозе, обсудить кое-что. Это касалось безопасности Лэа, и это то, о чем при ней говорить не стоило. Заноза сказал, что его дайны работают, когда его видят. Значит ли это, что когда видеть перестают, эффект проходит? И если да, то что помешает вампирам Виго снова использовать «туман», как только он уйдет с потиром? И хорошо, если только «туман». Кто знает, какие у них еще таланты? Не поведет же Заноза все три десятка упырей с собой к точке портала, чтоб уж наверняка держать их под контролем. 

— Я не знаю, успеет ли он выйти из Гушо, даже если «тумана» не будет, — пробормотала Лэа вместо «спокойной ночи» или более ожидаемого: «ну, и вали к своему Занозе».

Мартин чуть не подпрыгнул. Лэа не была телепатом, он что вслух говорил?

— Как только его перестанут видеть, — слова, кажется, по-прежнему предназначались подушке, — они снова используют все дайны. Может, не прямо сразу, но быстро. Имей в виду, что тогда я на крыше сидеть не буду, я вломлюсь в этот дом и все там расхреначу вместе с вампирами и дурацкой чашкой, если понадобится. Мне Заноза нравится, я его убить не дам.

— А не проще дать ему генератор порталов, в который он сам сможет ввести координаты? Чтобы выйти прямо из дома, оттуда, где его будет видеть вся стая.

— Чтоб он сбежал? — Лэа повернулась и посмотрела на Мартина удивленно и уже почти не сонно, — даже не думай. Я его прикрою, они до усрачки огня боятся.

— Чтоб сбежал? — переспросил Мартин.

— С Тарвуда. Ну, не тупи, Змееныш. Тебе точно спать пора. Заноза начнет искать свой мир. У него вечность впереди, он, в конце концов, найдет нужные координаты простым перебором. Но первым делом сбежит с Тарвуда и с той планеты, где Гушо.

— Зачем?

— Затем, что Тарвуд он ненавидит. Ты что, не понял? Тут кругом магия, Заноза в магию не верит, для него каждый день здесь — взрыв мозга. А с мозгами и так не очень хорошо. А с той Земли сбежит, чтоб мы его не нашли. Напишет программу рэндомайзного ввода координат, — Лэа зевнула, — ту самую, с помощью которой потом на свою Землю вернется. И всё.

— Но сначала он добудет потир. Мы заключили договор, и Заноза свою часть выполнит, он… — Мартин задумался, — по-моему, для него это важно. Выполнять обещания.

— Для всех вампиров. Да какая разница-то? Я хочу, чтобы он остался на Тарвуде, а чашка мне никуда не уперлась. А ты что, хочешь, чтоб он смылся?

 — Нет, не хочу. Но если Занозу убьют в Гушо…

— Да не убьют его, — в голосе Лэа появилась досада, — я там буду, я их сама всех убью. И, вообще, он мертвый уже. Я не понимаю, почему мне туда не пойти и самой не забрать чашку и все, что понравится?

— Там «туман».

— Кто его напустит, если никого не останется?

— Лэа, нельзя устраивать побоище с вампирами в центре города. Там полно людей, там туристы днем и ночью.

— Это тебе нельзя, — она отвернулась и снова обняла подушку, — тебе вообще все нельзя. Иди нафиг.

— Хороших снов, — сказал Мартин.

— Нафиг, — пробурчала Лэа. — Если хоть один из них на Занозу клыком клацнет, я там все сожгу вместе с туристами. А если б сама пошла, туристы бы не пострадали. Чтоб когда я проснусь, был здесь, — она похлопала рукой по мартиновской половине кровати, — с почищенными зубами и трезвый. Ясно тебе?

— Так точно!

Не так уж это будет трудно. Бурбон все равно закончился.