— Лэа не верит, что ты демон.

— Но знает. И мне нельзя вести себя как демон, но я не могу всегда быть человеком, как ни стараюсь. Заноза, мы с ней всего три года вместе, ко мне нельзя привыкнуть за три года. Постепенно… все наладится. А он когда-нибудь умрет.

— Когда? Почему не сейчас?

— Эй, ты о чем? Я имею в виду, умрет от старости.

— Почему не сейчас?

Он уже не злился, теперь осталось только недоумение.

— Потому что Лэа его любит, — сказал Мартин терпеливо. — Если с ним что-то случится, ей будет плохо.

— А тебе хорошо?

— Мне без разницы.

Заноза зашипел. Он ничего не имел против вранья. Ему часто врали. Жизнь такая, люди такие — все всё время врут. Но Мартин-то не человек! И врать не умеет.

— Тебе плохо! Тебя тошнит. Ты пожал ему руку только потому, что подойди он ко мне, я б ее, нахрен, оторвал.

— Вообще-то, я всегда…

— Тошнишься, когда его видишь.

— Нет, я…

— Убей его! Хочешь, я его убью?

— Ты меня, вообще, слышал? Ты хочешь сделать Лэа больно? Заноза, ты же сам ее любишь.

— Ты не хочешь, чтобы ей было плохо, потому что любишь ее? Мартин, — Заноза наклонился к демону через стол, — я не понимаю. Лэа любит тебя. Очень любит, ревнует, она на тебя смотрит так, что я б тебя сам убил, если б ты не был ее мужем. Так почему ты думаешь, что она хочет, чтоб тебе было плохо?

Мартин озадаченно нахмурился. Не потому, что Заноза сказал что-то умное. Он просто запутался.

— Лэа любит тебя, — сказал Заноза по-итальянски, и улыбнулся в ответ на удивленную улыбку Мартина, — и не хочет причинять тебе боль. Встречаясь с этим… — нет, он не выговорил бы сложную фамилию петербуржца, даже под страхом смерти, — она делает тебе плохо. Убей его, и тебе станет лучше. Лэа поймет.

— Но тогда плохо будет ей.

— Недолго. Ты же ее утешишь.

Мартин откинулся на спинку стула, несколько секунд созерцал Занозу сквозь табачный дым, потом медленно и будто бы сам себе, задал вопрос:

— Кто из нас демон?

— Демон ты. А я лучше разбираюсь в сделках, контрактах и взаимной выгоде.

— Поэтому и не побоялся со мной связываться? Рискнул душой.

— Ничем не рисковал. Я лучше разбираюсь в сделках. Все советуют читать то, что пишут в контрактах мелким шрифтом, а я этим шрифтом пишу. Если это не слишком сложная для тебя метафора.

— На итальянском — не слишком, — Мартин покачал головой. Улыбка у него стала странной. Нехорошей. — Какая разница, замужем Лэа или нет?

— Ненавижу адьюльтеры, — слово само по себе было противным, а уж то, что оно означало, вызывало омерзение. — Замужество по любви — не формальность. Замужество без любви — формальность, но для меня все равно имеет значение. Если б Лэа не была замужем, я бы сделал все, чтобы она полюбила меня. И после этого, просто на всякий случай, мне пришлось бы убить ее парня. Чтоб не получилось как с этим… Погор… как его… Как можно жить с таким именем?

Это было даже лучше, чем играть с огнем в зажигалке. Огонь пугал, но был безопасен. А Мартин — не пугал. Тут все по-настоящему. Мартин — воплощенное убийство, фигли уж там. Вот сейчас он сидит, развалясь, на своем стуле, и безмятежно улыбается. А зрачки стали вертикальными. И скорпионы на запястьях угрожающе подняли хвосты.

Белое небо с черной дырой вместо солнца оказалось на расстоянии шага. Если не ближе. Что за поганая натура? Так и тянет сделать что-нибудь самоубийственное. Устал, да. Сил все меньше. Без Хасана все хуже. Но обещал же Мартину неделю, так держи слово, скотина!

— Есть правило, — сказал Заноза вслух, — женщина друга неприкосновенна. Жена, не жена — не важно.

— А мы друзья? — уточнил Мартин равнодушно.

— Ясное дело.

— У демонов друзей не бывает.

— У вампиров зато бывают. Хотя бы даже и демоны. 

— Выпить вместе пару бутылок бурбона еще не означает стать друзьями.

Заноза снова задался вопросом, сколько же Мартину лет? Чаще всего тот казался взрослым, но порой, как сейчас, или как тогда, когда узнал о том, что Заноза собирается свалить с Тарвуда, вел себя как ребенок. Нет, как подросток лет двенадцати. Заноза знал, что он и сам не подарок, со своими закидонами, с кобрами, вертолетами, перестрелками и сожженными церквями, но Мартин был другим. Двенадцатилетний Мартин не искал приключений. Он… искал проблем. Или как это назвать правильно? Ждал предательства? Боли? Всегда был готов и к тому, и к другому. Чтобы в любой момент иметь возможность сказать: по-другому и не бывает.

— Я даже и не знаю точно, что означает стать друзьями, — он снова заговорил на итальянском, просто потому, что Мартину нравилось слышать родной язык, — но мы друзья. И если тебе будет нужно что-нибудь, кроме бурбона или сигарет, я это сделаю, даже если ты не скажешь. Постараюсь. Я бы и этого… с трудным именем, убил. Как нефиг делать. Хочешь?

— Нет! — и напряжение тут же прошло. Мартин снова стал взрослым. Снова стал веселым. По-настоящему, а не для того, чтобы казаться крутым и неуязвимым. — Заноза, мит перз, ну тебе сколько лет?

— Хренассе!

— Ты бы себя слышал! Вымогаешь разрешение на убийство, как мороженое. Смотри, Лэа его, таки, купила! За сколько?! — Мартин круглыми глазами уставился на табличку с ценой, которую подняла над головой красивая, малоодетая девушка, помощница аукциониста.

— Ты ей столько не давал? — понял Заноза.

— Столько было на карточке с моим жалованьем за полгода.

— Ну-у, — нет, смеяться было нельзя. Никак нельзя. Настоящие упыри не смеются над друзьями. Не в такой ситуации. — Ты же сам говорил, что Лэа — специалист. Во взломе. И проникновении. А вам там, я смотрю, неплохо платят, в вашей госбезопасности.

— Лучше молчи! — сказал Мартин с чувством. — Я убеждаю себя, что для сирот мне ничего не жалко. Но если ты не сирота, ты сильно рискуешь.

— Табор, — сказал Хасан. — Балаган. Паноптикум.

Эшива отступила на пару шагов и, склонив голову набок, осмотрела Франсуа, Блэкинга и Мадхава, одетых в камуфляж с нашивками «Турецкой крепости». Франсуа, смуглый, подтянутый и серьезный, походил на полковника из фильмов про Вторую мировую. Блэкинг, к рюкзаку которого привьючили раму телепортера, был еще огромнее и страшнее, чем обычно. Магистр Мадхав вызывал жалость, до того нелепо смотрелся на нем камуфляж. А вот Эшива, затянутая в черное: в кожаные штаны, плотную мотоциклетную куртку с металлическими накладками, высоченные, до колен, ботинки на подошве толщиной с кирпич, выглядела так, что хотелось отправить ее учить наизусть книжку по домоводству. А еще умыться. И надеть сари.

На поясе у индуски висел танто. В локоть длиной. На памяти Хасана Эшива воспользовалась этим танто лишь однажды — пробила им сердце обескровленного, неподвижного вампира, чтоб отправить того в мертвый паралич. Попала с четвертого раза.

Зачем ей, вообще, оружие?

— Нет, дорогой, ты несправедлив, — промурлыкала ведьма. — Мы выглядим очень грозно. Особенно ты. Вуджоры разбегутся, как только тебя увидят.

— Окарачь поползут, — буркнул Хасан, сосредоточившись на мысли о том, что Эшива — женщина, а значит бить ее, все-таки, нельзя. Даже если она вооружена и сама напрашивается.

Его не было в Юнгбладтире всего сутки. За эти сутки Эшива успела раздобыть себе кожаные доспехи, убедить всех, что она тоже участвует в рейде, и морально удавить Мисато. Та, правда, сама виновата, идиотка. Полезла в драку. Хоть бы подумала, что если Эшива оружием пользоваться не умеет, а двести с лишним лет как-то протянула, значит, оружие ей и не нужно. Другое что-то есть.

Индуска плеснула в Мисато бензином, щелкнула зажигалкой, на этом драка и закончилась. Сбежала Мисато. Рональд очень веселился, когда рассказывал. Правда, решил, что лучше бы японку переселить куда-нибудь из резиденции. Мало ли, когда еще Эшива в гости приедет. Совсем не надо, чтоб она Мисато по-настоящему подожгла. Заноза не оценит. Он девочку Рональду доверил не для того, чтоб ее всякие ведьмы обижали.