— …как демону и положено, — голос Зуэля выдернул из раздумий. Не голос — воронье карканье. В самый раз к жуткой, черной роже. — Это же демоны изобрели танцы. Ангелы придумали музыку, а демоны придумали танцевать под нее. Вот Мартин и танцует так, будто он и есть и музыка, и танец. Я сто раз ему говорил, чтоб он бросал свою глупую работу и приходил в «Нандо» учить детей.

— А ничего, что эти твои «дети» не только танцуют, а еще и в борделе работают? — Мартин фыркнул.

— Учеба у демона пошла бы им на пользу во всех смыслах, — невозмутимо ответствовал Зуэль, — секс тоже вы придумали. Не ангелы же.

— Ты что христианин? — спросил Заноза, который за четырнадцать лет так привык к Блэкингу, что теперь всех чернокожих априори считал язычниками. Тем более что Зуэль, как и Блэкинг, отлично говорил по-французски.

— Был бы православным, если бы был верующим. Я же коренной москвич. В отличие от некоторых, — Зуэль нарочито-высокомерно взглянул на Мартина. — У кого-то в Москву приехали родители, а наш род поселился здесь еще в двадцатом веке.

— А сейчас... какой?

Ну, трындец вопросик. Лучше и не придумать в начале-то знакомства. Хотя, может, негр-танцор-коренной-москвич, знающий о демонах, уже ко всему привык и не обращает внимания на такую фигню? Мартин, вон, туда-сюда по времени ходит. Наверное, тоже запутывается иногда. И тоже спрашивает что-нибудь…

Угу. Что-нибудь, это какой нынче год, а не какой нынче век. Дома двадцать первый только начался, а тут? Зуэль сказал про двадцатый так, как говорят про незапамятные времена.

— Двадцать второй, — сказал Мартин. — Я все еще не просек эту фишку, насчет того, когда нужно приехать в Москву, чтобы быть москвичом. Первое поколение, ничего не поделаешь. Может правнуки поймут.

— Пошел бы ко мне работать, я бы тебе быстро все объяснил, — Зуэль умудрился сделать голос не таким резким, — ты перестал бы быть Фальконе и стал настоящим Соколовым, не дожидаясь правнуков.

— Фальконе? — Заноза вспомнил, как Мигель обращался к Мартину «сеньор Халькон». То был испанский, а тут итальянский, — так ты Фальконе?

— Соколов. Родители сменили фамилию. А были Фальконе. Зуэль, — Мартин рассмеялся, — ну, Занозе-то ладно, ему итальянскую фамилию выговорить проще, а ты-то чего все время цепляешься?

 — Заманиваю. Обещаю перспективы. Под моим надзором и руководством ты перестанешь чувствовать себя в России чужим, освоишься, приживешься, найдешь нормальных друзей.

— Здесь, что ли?

— Плохая репутация «Нандо» сильно преувеличена. А хорошую сильно преуменьшают. Ничего личного, — Зуэль отвесил Занозе намек на поклон, — я не против демонов, я даже за, но хотелось бы, чтоб у Мартина были друзья, которые знают, в каком они веке. И которым не нужно разом двадцать девушек для… я даже не знаю, для чего. Танцевать они сегодня будут так, что сделают мне состояние, но деньги ведь не главное. Не тогда, когда они уже есть.

— Теперь для тебя главное мое благополучие и ассимиляция в Москве, — Мартин кивнул. — Не тронь Занозу, он не демон. Лучше угости меня еще одной бутылкой вот этого, и дай нам поговорить с глазу на глаз.

— Оставайтесь до вечера, — Зуэль встал из-за стола, — я могу сегодня сделать день по приглашениям. Буду танцевать для вас.

— Спасибо. Останемся? — Мартин глянул на Занозу.

Как будто у него был выбор. Столько услышать об искусстве Зуэля, получить возможность посмотреть, как тот танцует, и отказаться? Нет, так не бывает. 

— Останемся. Но Лэа просила тебя вернуться сразу, как только…

— Так я и вернусь. Порталом. В то же утро, из которого ушли. Это-то запросто. Сейчас расскажи мне, кто на тебя напал, и почему?

— Потому, что упырь? — предположил Заноза. Других проступков он за собой не числил.

— А кто знает, что ты упырь? Только Лэа и я.

— Еще Берана. Но она точно ни при чем. На Тарвуде могут водиться венаторы. Не горожане, а приезжие, в Порту до черта приезжих, и среди них до черта очень странных.  

Нападение не было случайным, его даже не пытались выдать за случайное. Мартин и сам мог бы решить, что это приезжие, залетные охотники на нечисть — на Тарвуде для них нередко находилась работа — но откуда бы им знать о том, что на острове завелся вампир? И откуда им было знать, когда и где лучше всего ловить этого вампира? А Заноза упомянул Берану. Берану, дочку Мигеля, безбашенную пацанку, которая зналась с босотой из Порта.

— А ей откуда известно? — ту ночь, когда они столкнулись с Бераной в Замковом квартале, Мартин помнил, и как она испугалась Занозу, помнил тоже. Но испугаться парня с клыками и светящимися в темноте глазищами, и испугаться именно вампира — это же разные вещи.

— Я ее укусил. И сделал так, чтоб она об этом помнила.

В голосе упыря не было и тени сожаления. Он не принимал Берану всерьез. Штезаль, да ее и Мартин не принимал всерьез. Девке восемнадцать лет, голова забита чужими подвигами и книжками про пиратов, и годится она со своей головой только на то, чтобы варить кофе да приглядывать по ночам за обеденным залом таверны. То, что шестнадцать лет из восемнадцати Берана не жила, а выживала, значения не имело. Шестнадцатилетний опыт борьбы за жизнь не стоил ломаного медяка по сравнению с тем, что знал и умел тот же Заноза.

Но этой ночью Мартин отправил курьера в таверну, чтобы купить кровь, всю, сколько нашлось в погребах или на кухне, или где там хранил Мигель эти бутылочки. А курьер, любопытный пацан, всегда ошивающийся рядом с дверями «СиД», чтоб быть первым, кого Лэа или Мартин увидят, когда им понадобится отправить кого-нибудь с поручением, притащив кровь поинтересовался, зачем ее так много. Спросил, не собирается ли Мартин что-нибудь праздновать. Да, о Мартине Соколове, о сеньоре Халькон, ходили разговоры, что он еще тот кровопийца. В буквальном смысле слова. Лэа это злило, его забавляло, но курьеру он честно сказал, что кровь не для праздника.

Если разузнать насчет заказа попросила Берана, и если она знала, что Заноза вампир, могла она предположить… или догадаться?.. могла она решить, что кровь нужна ему, чтобы прийти в норму? И что, если крови много, значит, Заноза сильно не в норме?

Маловероятно, чтобы Берана оказалась такой сообразительной, но…

— Маловероятный вариант окажется правдой вернее, чем невероятные, — сказал упырь, в ответ на сбивчивые рассуждения Мартина. — Говоришь, она знается с портовой босотой? Но для босоты эта дюжина была слишком хорошо вооружена, и, — он поморщился, — слишком хорошо владела оружием. Откуда у них деньги на арбалеты и палаши? Не от Бераны же.

— Я не имел в виду нищих, — жаль, что они не могли говорить на каком-нибудь языке, который был бы родным для обоих, — я… не знаю, бандиты для них слово слишком громкое, а шушваль — слишком мелкое. Берана дружна с ними. Мигеля они уважают, и еще как, а за ней, можно сказать, присматривают. Не будь ты вампиром, ей достаточно было бы пожаловаться, что ты ее обидел. Мигель не поверил бы, Мигель уже под чарами, да? А эти — запросто, они с тобой не встречались. Но Берана должна была что-нибудь пообещать, чтобы натравить их на тебя, если рассказала, что ты вампир. 

Несколько секунд Заноза размышлял, глядя куда-то сквозь Мартина. Потом кивнул:

— Сходится. Выглядит нелепо, но как рабочий вариант подойдет. Пыль, которая остается от вампира, в моем родном мире стоит бешеных денег. На Тарвуде, наверное, тоже. Если это Берана… — теперь он глянул Мартину в лицо. — Ты знаешь ее? Ты демон. Что скажешь, как она поведет себя, узнав, что отправила на смерть двенадцать человек? И я не зачаровывал Мигеля, никого на Тарвуде. Меня не за чары любят, — он склонил голову набок, улыбнулся, — на тебя же дайны не действуют?

— Ну, и что? — Мартин хмыкнул.

Он понимал «что», но признаться в этом было никак невозможно.

— Ну, и то, что в лоб ты мне сейчас закатать должен, а не морды строить, — улыбка упыря стала лучезарной. Смертоносной. Как солнышко для вампиров.