«Секс» в переводе с латинского всего лишь «пол» — графа всякой безучастной анкеты. Однако уже первые размышления по «половым» проблемам не только ставят вопросы, которые бесконечно, разветвляясь, уходят вглубь человеческой природы и вызывают множество волнующих, острых, обжигающих ассоциаций. Тогда семантически «пол» уже вполне равен «сексу», а секс — это половые отношения, совокупность переживаний, установок и поступков, связанных с проявлением и удовлетворением полового влечения. Это словарное определение не случайно забывает о главной «задаче» секса — обеспечить продолжение рода человеческого. Мы как бы изолируем в сознании эту «служебную» роль секса, наделяя его полной самостоятельностью. В эмоционально-психической структуре человека сексуальные переживания и мысли занимают такое значительное место, что порой составляют чуть ли не единственную цель его устремлений, а физиологическая сторона секса, лишенная прямого назначения, часто становится чисто эстетической.

Эротизм и искусство питает общий источник, и, видимо, не так уж неправо одно из определений искусства, утверждающее, что искусство — трансформированный в другие формы секс. Мировая традиция эротики неотделима от многих проявлений жизни, ибо она ее неотъемлемая часть. Может быть, часть особенно волнующая, увлекающая, никогда, ни при каких условиях не теряющая своей значимости. Любовь и эротизм, как в жизни, так и в искусстве неизменны, потому что являются самыми стабильными компонентами нашего существования. Человечество в разные времена отдавало свои силы то одному, то другому. История его, в сущности, это смена их парадигм. По странному закону диалектики, когда существует или возникает что-то позитивное, в противовес этому рождается сопротивление, отрицание. Отношение к чувству и эротике, так свойственным человеческой натуре, вызывают у некоторых не находящий никакого объяснения гнев и возмущение. В жизни редко кто откажется от чувственных удовольствий, несущих множество тонких и глубоких переживаний, радостей, вплоть до ощущения… иррациональности бытия. Но, почему-то, произведения искусства на эту тему, даже очень талантливые, вызывают чью-то лицемерную (или искреннюю?) реакцию раздражения, агрессии, желания наложить запрет. Всегда ли так было? До нас дошло много произведений эротического искусства и литературы, начиная с древнейших времен. Дошла, конечно, лишь небольшая часть всего созданного. Ханжеское мировосприятие всегда оказывало давление на свободу художника. Ханжество активно, наступательно, бескомпромиссно. Сколько запретов сковывало благодатные таланты! Сколько шедевров подверглось уничтожению!

Казалось бы, так просто: не нравится — не смотри, не читай. Но — увы! — всегда существовало и существует чье-то желание подогнать все в мире под свои убогие стереотипы, провозгласить свою мораль единственной. Фраза, ставшая современной притчей во языцах, — «У нас секса нет» — как нельзя лучше характеризует такой уровень. Так эротика попала у нас в число полукриминальных областей. Чтобы переосмыслить это отношение, нужны время и усилия. Тогда только мы сможем вернуться к естественному восприятию мировых культурных ценностей, которых были так долго насильственно лишены.

Думаю, что предлагаемая книга в какой-то степени поможет нам в этом сложном психологическом процессе. Никого не оскорбит и не шокирует. Даст радость переключения от нашего стрессового, шизоидного мира, уведет в мир любви, в котором нет ожесточенности, очередей, бесконечной политики, а есть любовь — счастье, которое подарила нам природа. Счастье, которое надо найти увидеть, пережить. Ощутить жизнь как драгоценный, щедрый дар.

Как хорошо известно, благородная и славная Катания являлся одним из самых значительных городов острова Сицилии. Не так давно там жил некий доктор медицины, магистр Роджеро Кампишано. Хотя он и был отягчен годами, он взял в жены молодую девушку. Звали ее Агатой, происходила она из очень почтенного семейства названного города и, по общему мнению, была самой красивой женщиной. Потому муж любил ее не меньше собственной жизни. Но редко или даже никогда такая любовь не обходится без ревности. И в скором времени, без малейшего повода, доктор стал так ревновать жену, что запретил видеться не только с посторонними, но и с друзьями и родственниками. И хотя магистр Роджеро, как казначей миноритов, их поверенный, словом, как лицо, посвященное во все их дела, был у них своим человеком, все же для большей верности он приказал своей жене избегать их общества ничуть не менее, чем общества мирян. Случилось однако, что вскоре-после этого прибыл в Катанию минорит, которого звали братом Николо да Нарни. Хотя он имел вид настоящего святоши, носил башмаки с деревянными подметками, похожие на тюремные колодки, и кожаный нагрудник на рясу, и хотя он был полон ханжества и лицемерия, тем не менее был красивым и хорошо сложенным юношей. Этот монах изучил богословие в Перуджии и стал не только славным знатоком францисканского учения, но и знаменитым проповедником; кроме того, согласно его собственному утверждению, он был прежде учеником святого Бернардина, от которого, как говорил, получил некие реликвии, через чудесную силу которых бог творил многие чудеса. По этим причинам, а также благодаря благоговейному отношению всех к его ордену, проповеди его вызывали огромное стечение народа.

Итак, случилось, что однажды утром во время обычной проповеди он увидел в толпе женщин мадонну Агату, показавшуюся ему рубином в оправе из множества белоснежных жемчужин; поглядывая на нее по временам искоса, но ни на мгновение не прерывая своей речи, он не раз говорил себе, что можно будет назвать счастливцем того, кто заслужит любовь столь прелестной женщины. Агата, как это обыкновенно бывает, когда слушают проповедь, все время смотрела в упор на проповедника, который показался ей необычайно красивым; и ее чувственность заставляла ее втайне желать, чтобы муж ее был таким же красивым, как проповедник. Она направилась к монаху, как только увидела, что тот сходит с кафедры, и попросила назначить ей время для исповеди. Монах, в глубине души испытавший величайшее удовольствие, чтобы не обнаружить своих позорных помыслов, ответил, что исповедь не входит в его обязанности. На это дама возразила:

— Но, может быть, ради моего мужа, магистра Роджеро, вы согласитесь сделать исключение в мою пользу!

Монах ответил:

— Так как вы супруга нашего уполномоченного, то из уважения к нему я охотно вас выслушаю. Затем они отошли в сторону, и после того как монах занял место, полагающееся исповеднику, дама, опустившись перед ним на колени, начала исповедываться в обычном порядке. Перечислив часть своих грехов и начав рассказывать затем о безмерной ревности мужа, она попросила монаха, как милости, чтобы он своей благодатной силой навсегда изгнал из головы мужа эти бредни; она думала, впрочем, что недуг этот, пожалуй, можно исцелить теми самыми травами или пластырями, которыми муж лечит своих больных. Монах при этом предложении снова возликовал. Ему показалось, что благоприятная судьба сама открывает ему доступ к желанному пути, и, успокоив даму искусными словами, он дал ей следующий ответ:

— Дочь моя, не приходится удивляться, что твой муж так сильно тебя ревнует; если бы было иначе, ни я, ни кто другой не счел бы его благоразумным; и не следует винить его за это, так как виновата здесь одна лишь природа, наделившая тебя такой ангельской красотой, что никак невозможно обладать ею, не ревнуя.