Словно чувствуя, что я думаю о ней, Сильв открывает глаза и поворачивается ко мне. Груди ее оттенены сосками, глаза превращаются в щелки. Если бы она умела улыбаться? Неумение улыбаться самая нечеловеческая черта Ван. Глаза ее притягивают меня. Сильв — мой любимый зверь, моя четырехлапая подруга…

Правила требовали держать Ван взаперти и на цепи в течение дня. Они были предназначены для ночных утех. Словик никогда так не поступал, ему претило запирать ее и тем более сажать на цепь. А после того обладания ею на подстилке часто оставался у нее на всю ночь. И больше никогда не отсылал ее после любви — ему казалось невозможным спать раздельно.

Вскоре ему стало мало ночей. Он стал искать ее общества и днем. Вместо того, чтобы уходить по делам, он слонялся по комнате Сильв, а потом подходил к ней…

Он порвал с друзьями и перестал посещать Дома Удовольствий. Как-то явился Мико и попросил одолжить Вану на вечер, как это было принято среди друзей. Словик возмутился и сквозь зубы процедил отказ. Мико был поражен и с ужасом в голосе произнес:

— Да ты околдован этим животным! Ты просто сошел с ума.

Когда Мико ушел, он подошел к Сильв и обнял ее, бормоча: — Ты не животное! Ты не животное!

Чем требовательнее, тем чище становилась его страсть к Сильв. Словик понял, что означает древнее слово «счастье». Он часами сидел с Ваной, не страдая от того, что не может с ней говорить. По утрам он купал и причесывал ее. Вечерами засыпал в ее объятиях, вдыхая мускусный запах. А ночью зажигал свет и любовался спящей Сильв.

Однажды Сильв заболела, и он испугался, что она умрет. Сутками он сидел у ее изголовья. Глаза ее потускнели. Словик гладил ее как ребенка. Потом она выздоровела, глаза ее снова засверкали.

Наступило лето. Парижане разъехались, и башни опустели. Через широко открытые окна врывались потоки солнца. Словик и Сильв нежились в его лучах. Он привык ходить обнаженным, как Вана. Тело его побронзовело и стало сочетаться с цветом тела Сильв.

Однажды на террасе он почувствовал сильное головокружение и тут же отпрянул от перил, боясь потерять равновесие. Его конечности словно налились ледяной водой. Он прижался к стене, чтобы прийти в себя.

Недомогание повторилось в последующие дни. Вначале Словик не обращал На них внимания, но приступы повторялись все чаще. Тело его охватывала невероятная слабость. Он ложился, а Сильв садилась рядом и не спускала с него глаз. Как-то утром он не смог встать с постели. Чтобы развлечься, он включил телевизор. Он давно не слушал новостей и вдруг узнал то, что было известно всей планете.

Он смотрел на экран и слушал диктора. Тот говорил о Ванах. Эти существа занесли на Землю споры смерти. Ученые спохватились, когда владельцы Ван подхватили неведомую смертельную болезнь. Они умирали один за другим. Во время обследования биологи не смогли выявить вирус, вызывающий смерть людей.

Вирус передавался во время плотского акта, что ставило потребителей Ван в особо опасное положение! Но ученым уже удалось создать противоядие.

Эпидемия началась в Америке, распространилась на Европу. Власти приняли решение — владельцы Ван должны были передать их в Службу Гигиены для массового уничтожения, а сами явиться в специализированные больницы, чтобы отвести угрозу от своей жизни.

Словик выключил телевизор и долго лежал в неподвижности. Лицо его было бесстрастным. Когда он встал, пол ушел у него из-под ног. Он ощутил невероятную слабость. Пот градом катил с него.

Сильв спала на диване. Словик подошел к ней и долго смотрел на нее. Он дрожал, как в лихорадке. Потом наклонился и коснулся ее кожи. Она открыла глаза. «Сильв, моя малышка Сильв!» — прошептал он и улегся рядом с ней.

Они явились ночью. Они были в темных одеждах, стальных касках и кожаных сапогах. На плащах желтел трезубец Бригады Нравов. Они взломали дверь квартиры Словика и ворвались в комнату, где он спал вместе с Ваной. Они схватили Сильв, сковали ей щиколотки цепью. Словик рыдал, заламывая руки. Один из пришедших вслух читал распоряжение властей. Словик обвинялся в незаконном содержании Ваны. Был выдан ордер на обыск и конфискацию Ваны для передачи ее в центр по уничтожению.

Словик на коленях умолял не разлучать его с Сильв. С ее уходом исчезал смысл жизни. Он цеплялся за Сильв, за ее ноги, за ее талию…

Они увели Сильв, оставив Словику предписание явиться в ближайшую больницу. «Чем быстрее пойдете, тем больше шансов выкрутиться», — сказал один из служителей.

Они ушли, а Словик долго бесцельно бродил по опустевшей квартире. Мир потерял запах и цвет. Осталась пустая раковина, в которую по ошибке заключили Словика.

Он рухнул на постель, вдыхая идущий от простынь запах Сильв, обнимая ее призрак. Он закусил губы, застонал. Оцепенение все больше охватывало его. Он не знал, сможет ли подняться. Силы уходили. Он скользил в царство сна, похожее на бездну с гладкими стенами.

Однажды он шевельнулся, пытаясь отползти от провала.

Потом опрокинулся на спину и камнем полетел в пропасть, в бездонный бархатный колодец.

После того, как орбитальная станция с бешеной скоростью прокрутилась целый месяц вокруг Земли, была проведена смена экипажей. Первые «орбитанцы», как и было предусмотрено, вернулись на ракетоплане и благополучно приземлились вблизи Нью-Йорка. Восторженная встреча ожидала пионеров космоса, и самые крупные газеты, не скупясь на доллары, оспаривали друг у друга честь взять у них первое интервью.

Однако отчеты не удовлетворили любопытства уже просвещенной публики. Ученые и техники давно вычислили и рассчитали все, что могло произойти во время этого опыта, и потому все, что там произошло, было предвидено до последней секунды и было заранее известно всякому. И вскоре всем стало ясно, что этот внеземной опыт был не более, чем подтверждением чисто абстрактной теории. Орбитальная станция была собрана в пространстве. Отдельные ее части доставили на место ракеты. Единственной, так сказать, загвоздкой было то, что не прибыла ракета с оборудованием, которое должно было придать станции вращательное движение, а оно, в свою очередь, должно было компенсировать отсутствие земного тяготения и, таким образом, сделать пребывание космонавтов на станции более комфортабельным. Поэтому космонавтам пришлось целый месяц жить в состоянии невесомости. Но и это было уже всем известно. Со времен Уэллса даже дети знают, чем чревата невесомость. Бесчисленные фильмы и романы рассказали о космонавтах, которые случайно ткнув пальцем в одну стенку, тотчас оказывались у другой, или при каждом шаге подпрыгивали до потолка, как воздушный шарик.

Моя профессия журналиста толкала меня на поиски «неизвестного», «неслыханного», «незнаемого». Однако я не находил ничего, кроме стертых штампов. И тогда я пристал к одному из пассажиров орбитальной станции, надеясь выудить у него какие-нибудь пикантные подробности.

— Ну должна же была невесомость привести к каким-то необычным ситуациям! — настаивал я.

Он задумался на секунду. Я чуть не рухнул перед ним на колени. Тогда он нахмурился.

— Был, может быть, один случай… — начал он. — Но я об этом не стану рассказывать… Ни за что! Порасспросите Джона орбитальной станции Джо был простым уборщиком, так сказать, чернорабочим. Поскольку вес на станции не имел значения, он справлялся со всей работой один.