— Я вас удивлю, но главный лекарь клиники сейчас тоже здесь. Господин Преображенский переживает то же, что и вы, — объяснил я. — И что самое удивительное — в соседней палате лежит сам Платонов.

— Как? — оторопел Дробышев. — Это восстание? Мы действительно сможем выбраться?

— Пока что не восстание. Лишь смена одного психа на другого. Но настоящее восстание не за горами. Как раз для этого я сюда и пришёл. Кстати, Евгений Васильевич, а что насчёт вашей опухоли? Он совсем вам не помог?

— Только хуже сделал, скотина, — простонал Дробышев. — Нас тут травят. Изобретают что-то. Платонов постоянно твердит, что мы умрём, чтобы спасти миллионы людей. Но я на это не соглашался!

Не стану говорить ему правду. Пока что. К сожалению, он соглашался. Ему подсунули эти документы. Подставили, как и всех остальных.

Я направил свою магию через стену — в соседнюю комнату. Восстановил печень Дробышева, помог ему очиститься от токсинов и унять боль. Я мог сделать и больше этого. Чувствовал, что моей магии хватит, чтобы уничтожить опухоль внутри пациента. Но это я сделаю позже. Когда выберемся отсюда. Пока что нужно экономить силы. Они мне ещё пригодятся, чтобы разобраться с Венцовым и Биркиным. Их обоих ждёт большой сюрприз.

Я подошёл к соседнему окну, взглянул на спящего Платонова. А затем направил в него свою магию. Заставил проснуться. Его печень и почки ускорили выведение яда.

Аскольд Афанасьевич застонал.

— Доброе утро, спящая, чёрт тебя подери, красавица, — бросил ему я.

Услышав мой голос, Платонов вздрогнул и снова упал на колени.

— Булгаков? Какой кошмар… Так мне это не приснилось? — запаниковал он.

— Тебе больше ничего не приснится, если не объяснишь, как можно выбраться из этой палаты. Быстро и незаметно, — бросил ему я.

— Я… С какой стати я должен давать вам… Погодите, а с чего это мы вдруг перешли на «ты»? — возмутился Платонов.

— Наверное, потому что другого обращения ты не заслуживаешь, — пожал плечами я. — Смотри, как обстоят дела, Платонов. Возможно ты ещё не понял, но Венцов с Биркиным тебя предали. Скорее всего, тебя убьют. Однако я могу это сделать быстрее. И мучительнее. Магия через эти стены проходит, я уже проверил.

— Не надо мне угрожать! — задрожал Платонов.

— Разве это угрозы? Да после того, что ты натворил в своём центре, тебя нужно отдать Биркину на пожизненные мучения. Он любит использовать людей как игрушки. Но я дам тебе последний шанс. Выпусти нас обоих отсюда, и тогда тебя просто посадят. На пожизненное, скорее всего. Но ты хотя бы останешься в живых.

— Да ты совсем одурел, Булгаков! Этот научно-исследовательский центр — дело всей моей жизни. Я посвятил себя всего изучению новых режимов химиотерапии! А ты угрожаешь мне тюрьмой?

— Да… Ты прав. Что-то я загнул. Надо было сразу уточнить, что тебя не в тюрьму, а на смертную казнь отправлять пора. Но, если без шуток, Платонов, дело всей твоей жизни — самое отвратительное деяние, что я когда-либо видел в медицине, — я решил не сдерживаться. Нужно сломать его. Он это заслужил. А уже будучи сломленным, он быстро расскажет мне, как отсюда выбраться. Ему будет всё равно.

— Что ты такое говоришь… — голос Платонова задрожал.

— Говорю, что ты — бездарность, Аскольд. Я только что осмотрел твоего пациента — Дробышева. И понял, что смогу вылечить его за пару часов. И даже не придётся травить его твоей дрянью.

— Ты врёшь, — прошипел он, а затем принялся колотить по стеклу кулаками. — Врёшь, врёшь, врёшь!

Он размолотил руки в кровь, сполз по стеклу на пол. Захныкал, как ребёнок.

Вот и случилось то, чего я ожидал. Платонов сломался. Сомневаюсь, что его начала терзать совесть. Если бы она у него была, он бы уже давно начал испытывать угрызения. Не стал бы проводить эксперименты на тяжелобольных людях.

— Всё, закончил истерить? — спросил я. — А теперь говори мне код от моей двери. Единственное, что я могу сделать для тебя, Аскольд, это остановить Венцова и Биркина. На этом всё.

Он долго молчал. Но всё же произнёс последовательность цифр.

Дальше пришлось поднапрячься. Кодовый замок находился снаружи. И чтобы нажать необходимые кнопки, пришлось воспользоваться нейтральным потоком жизненной энергии. Я в прошлый раз заметил, что эта сила даёт возможность использовать что-то вроде телекинеза. На минимальном уровне.

И мой план сработал.

Замок открылся, я вышел наружу. Осталось только найти центр управления и открыть всех остальных пациентов. А затем вызвать сюда полицию. Телефон у меня отобрали. А даже если бы они этого не сделали, я бы всё равно не смог никуда дозвониться. Связь под землёй ловить точно не будет.

— А я догадывался, что вы выберетесь, господин Булгаков, — из-за угла появился помощник онколекаря. Маг яда, Валерий Венцов. — Не беспокойтесь. Биркин сейчас в другом конце отделения. Он нам не помешает.

— Не помешает чему? — стиснув кулаки, спросил я.

А затем заметил на лице Венцова улыбку. Впервые помощник онколекаря показал эмоции.

— Вы меня не узнаёте, да? — усмехнулся он. — Неудивительно. Мы ведь с вами очень давно не виделись, Павел Андреевич.

Только сейчас, оказавшись рядом с ним в сознательном состоянии, я почувствовал знакомую ауру.

Венцов прав.

Я не знаю его лица. Зато очень хорошо помню эту жизненную ауру.

Дежавю — чувство, которому люди приписывают некий магический характер. Как только суеверные не объясняют это ощущение. Ясновидение, воспоминания из прошлой жизни или параллельного мира, сбой в матрице.

На деле же дежавю — это сбой в работе гиппокампа. Часть нашего мозга начинает путать прошлое и настоящее, и воспринимает происходящие события как то, что уже когда-то происходило.

Например, студент-медик сидит на лекции и впервые в жизни слушает рассказ профессора о том, как работает сердечно-сосудистая система человека. И в эту же секунду ему кажется, что он уже был на этой лекции. Уже слышал эти факты. Но на деле его мозг случайно записал эту информацию в участки, где хранятся старые воспоминания, а затем извлёк их заново.

Однако в моём случае всё иначе. Чувство дежавю, которое я испытал при встрече с Валерием Фадеевичем Венцовым, имеет больше магический характер.

Я не помню, чтобы пересекался с этим магом яда. Не помню его лица, не помню его фамилии. Но жизненная аура… До ужаса знакомая. Будто когда-то давно мои магические каналы хорошо запомнили этого человека.

Лекарская магия умеет различать жизненную энергию людей не хуже, чем криминалист, исследующий отпечатки пальцев.

Кто он? Возможно, с ним пересекался не я, а мой предшественник. Другой Павел Булгаков. В таком случае это чувство дежавю можно отнести к воспоминания из прошлой жизни.

Я насторожился. Приготовился атаковать ядовитого мага, если потребуется. Но Венцов стоял спокойно. Он опасен, но в данный момент бороться со мной не собирается.

Интересно, откуда вообще взялся этот помощник онколекаря, который так легко его предал при первой же подвернувшейся возможности?

Молодой, явно без большого опыта работа. Мы примерного одного возраста. Как же он умудрился выслужиться, чтобы попасть в тайное четвёртое отделение научно-исследовательского центра Платонова?

— У меня после одного инцидента память отшибло начисто, — я постучал указательным пальцем по своему темечку. — Не напомните мне, где мы с вами встречались?

— Так я и думал, — улыбнулся Венцов. — Явная амнезия. Иначе бы вы точно меня вспомнили, Павел Андреевич. Если честно, меня даже удивило, что вы не узнали меня, когда вышли из лифта. И, признаться, мне было стыдно отравлять вас своим ядом. За это я глубочайше извиняюсь, — он положил руку на грудь и опустил голову. — Клянусь, я как раз шёл сюда, чтобы вас освободить. Но вижу, вы и сами справились.

Ух ты, как интересно… Тройной агент? Предал Платонова и перешёл на сторону Биркина, а теперь решил пойти против главного дознавателя и освободить меня? Такому товарищу точно доверять не стоит. Он может запросто продолжить цепочку предательств. На мне он не остановится.