Чушь полнейшая. А всё почему? Всё потому, что речь идёт не о здоровье, а о деньгах. Нужно доказывать своим заведующим, страховой компании, работодателю какие-то святые истины, которые на самом деле никого из них касаться не должны.

Но бывают и полностью противоположные ситуации. Когда врач считает, что пациенту нужно пробыть на больничном более пятнадцати дней. И там тоже начинается хождение по мукам… Пациенты об этом, как правило, ничего не знают.

Зато врач переживает сущий кошмар. Потому что продлить больничный свыше пятнадцати дней единолично он не может. В документах обязательно должна быть подпись председателя врачебной комиссии. А этот председатель очень зависим от круговорота денег, проверяющих и страховой. И потому он проверяет каждую букву в истории болезни.

И если что-то ему не понравится, возникает ситуация, когда нужно звонить пациенту и сообщать: «Простите, пожалуйста. Я принял решение продлить больничный, но мне не разрешили это сделать. Завтра вам на работу. Здоровьям вам!»

Когда я был ещё совсем неопытным терапевтом, мне было жутко тошно от этих правил. Даже побаивался моментов, когда у меня появлялся пациент с больничным свыше пятнадцати дней.

А вдруг заведующий поругает?

Чушь.

Потом научился ставить на место всех этих бюрократов. А что остаётся делать? Они превратили своими бумагами врачей в обслугу, а их мнение — в пустой звук. В итоге от этого страдают и больные, и медики.

На каждый шаг нужно требовать разрешение. Из-за этого, между прочим, многие терапевты, независимо от опыта и возраста, стремятся закрыть больничный лист как можно скорее. Чтобы ни в коем случае не пересечься с председателем врачебной комиссии.

В итоге больничный лист продлевают только онкологическим больным и тяжёлым пациентам, которые вот-вот станут инвалидами.

Разве это правильно? Разве это соответствует законам? Нет.

Поэтому нужно уметь отстаивать своё мнение и свои права. И пациентам, и врачам первичного звена. Иначе страдать будут все.

— Господин Булгаков, вы чего это замолчали? — Гаврилов помахал рукой перед моим лицом.

— Простите, вспомнил кое-какие проблемы, — очухался я.

Вот это да… Даже мои настоящие воспоминания начали всплывать с новой силой. Похоже, я научился закапываться в самую глубь информации, что таится в моей голове.

Ну, что я могу сказать? Если эта сила сохранится, деменция и болезнь Альцгеймера мне точно не страшны!

— Евгений Кириллович, так вы будете переписывать мой больничный лист или нет? — вновь настоял я.

— Всё, Булгаков, замучили уже! — махнул рукой он. — Заходите в клинику. Под мою ответственность. Не хочу больше с вами спорить. Отдыхайте ещё два дня, делайте что хотите. Только ради всего святого, не попадайтесь на глаза господину Кустову.

А Кустов — это председатель врачебной комиссии. Вот он-то как раз может подпортить жизнь Евгению Кирилловичу.

Но я своего бывшего наставника подставлять не стану. Зачем мне это?

— Спасибо, господин Гаврилов, — кивнул я. — Не беспокойтесь, я вас не подведу.

— Очень на это надеюсь, — поёжился он. — Хотя вы ведь меня никогда не подводили. Значит, и переживать мне не о чем.

— Вот именно, — я не удержался и похлопал коллегу по плечу. Такой жест у дворян не принят, но я всё же решил последовать своему желанию.

Что-то во мне изменилось, зараза… Будто снова все воспоминания перемешались. Даже привычки старые вылезли. Надо лучше себя контролировать. А то ещё начну с дворянами на «ты» разговаривать.

Я прошёл в соседний корпус. Старался избегать всех своих коллег. Но никто особо не обращал на меня внимания. Белый халат, знакомое лицо. Нет смысла бить тревогу.

В палату Бражникова я пробрался без разрешения. Чего толку лишний раз беспокоить гастроэнтеролога?

Валерий Николаевич всё ещё был без сознания. Как я и ожидал, ему подключили капельницу через катетер. Как раз в этот момент мой учитель ел. Если, конечно, этот процесс вообще можно назвать питанием!

— Скоро ваши мучения закончатся, господин Бражников. В хорошем смысле этого слова, — прошептал я. — Сейчас я выясню, что с вами натворил этот подонок.

Я присел рядом с учителем, воспользовался своими новыми силами, погрузился в самую глубь его организма. Но исправить повреждения мне не удалось.

Точнее, восстановить большую часть кишечника я всё же смог. Потратил кучу маны, но добился своего. Однако вернуть магию моему старому другу не вышло.

Как только я попытался понять, что случилось с его магическими каналами, меня окутал холод. Непередаваемое чувство, вызывающее дрожь во всём теле.

Нет, это не страх. Просто моё тело само решило, как себя вести. Все мышцы начали импульсивно сокращаться. Так обычно себя ведёт человек, который длительное время провёл в условиях низких температур.

Да что же это такое? Чем его ударил Ушаков? Эта сила…

Я даже не успел додумать свою мысль, а моё сознание схлопнулось. Меня утянуло куда-то в глубь собственного магического центра. В темноту.

— Здравствуй, Павел, — передо мной появился силуэт Валерия Николаевича.

— Ох, только не это… — вздохнул я. — Опять подсознание играет со мной злую шутку?

В прошлый раз мои глубинные мысли приняли облик учителя. Поэтому я начал сомневаться, действительно ли передо мной стоит настоящий Бражников.

Но, как оказалось, сомневался я зря.

— Нет, Павел. Это я. Чем тебе ещё доказать? Достал бы я из пустоты бутылку водки, но к моему сожалению, у тебя в теле нет ни грамма спирта, — поморщился учитель.

Чёрт меня подери, да это же реально он! Выходит, я смог связать наши сознания через магические каналы.

— Вы ведь уже в курсе, да? — аккуратно спросил я. — Вас очень сильно потрепало.

— В курсе, Павел, — он улыбнулся, но я заметил в его глазах грусть. — Магии у меня больше нет. Я, считай, мёртв. Ты ведь понял, что сотворил со мной Ушаков? Нет… Вряд ли ты мог это понять. Ты не знаешь. Твоё поколение не застало те времена…

— О чём вы говорите? — спросил я.

— Некроманты. Тёмная магия. Так называемая некротика. Главный враг любого лекаря, — пожал плечами Бражников. — Она всему виной. Из-за неё я потерял свои силы.

— Некромантия? — удивился я. — Но ведь, если история не врёт, всех некромантов уже давным-давно истребили.

— Это правда. Но их артефакты остались. И, кажется, именно им меня и шарахнули. Чёрт бы подрал твоего дядю проклятого! — выругался Бражников. — Павел, если ты собираешься снова встретиться с ним, советую тебе действовать предельно аккуратно. Он и тебя может лишить сил. Не знаю, как в его руки попал этот предмет, но Ушаков может убить тебя без зазрений совести. Если, конечно, ты не отдашь ему свою силу добровольно.

— Он не добьётся своего. Я найду способ с ним разобраться. Чувствую, что именно он является причиной всех моих проблем, — сказал я. — Это он проклял моего брата, Валерий Николаевич. И он за это поплатится. Более того, я обязательно найду способ вернуть вам лекарскую магию. Вы ведь без неё…

— Умру, — закончил за меня Бражников. — Это правда. Но, Павел, если у тебя не получится, я не буду тебя винить. Ты уже успел меня превзойти. Тем более… Можешь мне не верить, но я смог связаться со своим учеником.

— С Александром Кацуровым? — от этого откровения у меня аж сердце пропустило несколько ударов. — Хотите сказать, что вам каким-то образом удалось… связаться с загробным миром?

— Нет его в загробном мире, Павел. Он жив. Просто мой, так сказать, покойный ученик переместился в совсем другое место. Он жив, — Бражников улыбнулся. На его глазах выступили слёзы. — И что самое главное, Паша, Кацуров попросил передать тебе одно послание…

— Вы расскажете, что он хотел мне сообщить? — спросил учителя я.

Александр Кацуров — легенда этого мира. Лекарь, который ценой своей жизни спас человечество от магической инфекции. При этом сам Кацуров не обладал на тот момент теми силами, которые удалось получить мне.