Ведь при таком стремлении эта цель заменяет весь смысл жизни. Человек готов пожертвовать всем. Водой, едой, сном, близкими людьми, своими принципами. Готов поставить на кон всё, лишь бы добиться желаемого.

Вот Биркин и добился. Вернее, я позволил ему добиться своей цели. Показал ему этот злосчастный шрам.

И что теперь? Куда двигаться дальше? Он увидел то, что хотел. Увидел линию, которая родилась в момент гибели прежнего Булгакова, и слилась со мной, с новым владельцем тела.

С точки зрения науки — это настоящая находка. Но Биркин разочарован. Не столько во мне, сколько в себе.

— Знаю, о чём вы сейчас думаете, — произнёс я. — Пытаетесь понять, как можно было так оступиться. Как можно было так зациклиться на каком-то дурацком шраме.

Аристарх сжал кулаки. В воздухе повисло магическое напряжение. Белки его глаз покраснели. Я словно стоял перед диким зверем. Перед зверем, заражённым вирусом бешенства. От него можно ожидать чего угодно.

— Я мог убить вас тысячу раз, Булгаков, — прохрипел он. — Вы пользовались мной. Но больше это не повторится. Пусть вшивые гвардейцы и бестолковая имперская полиция слушает наш разговор. Мне плевать. Я убью каждого из них. Сбегу из этого дурацкого центра. Они ничего не смогут мне сделать. Моя магия может убить сразу десяток людей, — он засмеялся, и в этом смехе скрывалось безумие. — Но первым умрёте вы, Павел Андреевич. Вы — худшее, что со мной случалось!

В следующую секунду произошло столкновение двух сил. Биркин оказался быстрее меня. Это совсем не удивило. В таком состоянии человек может превзойти любые пределы.

Он попытался уничтожить одним ударом все самые важные органы моего тела. Принялся вытягивать воду из мозга, направил огромной объём жидкости в сердце, чтобы создать перегрузку сосудистой системы. Параллельно с этим отрубил работу половины клеток печени. Ещё немного, и они начнут гнить.

Но опять же…

Я был к этому готов.

В первую очередь я восстановил всю работу в своём теле. Даже не успел почувствовать первые симптомы насланных на меня болезней. А сразу после этого нанёс ответный удар.

— Печально, Аристарх Иванович, — заключил я. — Если бы ваша сила изначально работала так, как надо, вы бы могли стать великим лекарем. Впервые я сожалею, что мне приходится вот так просто избавляться от своего врага.

И я нанёс по нему удар нейтральным потоком. Обычной чистой энергией жизни. Она выбила воздух из груди Биркина. Он вылетел из комнаты. Чуть не пробил своей спиной дверь, на которой висела табличка «Химическая опасность».

Думаю, за этой дверью хранятся те самые химикаты, которыми пичкают местных онкобольных. Я бы мог потратить чуть больше энергии. Тогда бы Биркин влетел в эту комнату, перевернул своим телом канистры и пролил на себя химикаты.

Но он этого не заслужил. Я чётко разделяю своих врагов на тех, кто осознаёт, что творит, и тех, чей разум болен. В каком-то смысле Аристарх Биркин — это мой пациент. Психически ненормальный мужчина, с которым уже давно нужно было разобраться.

И этот момент, наконец, настал. Как только Биркин потерял сознание, я услышал, как открылись двери лифта. И в четвёртое отделение ворвались оперативники.

Отряд специального назначения. Полиция. Гвардейцы. Кого тут только не было.

Они и меня заставили сдаться. Но я понимал, что это — необходимая процедура. Уже через несколько часов после ряда допросов сотрудники особых служб были отозваны по приказу Михаила Романова.

Я передал своему начальнику информацию о том, что происходило в научно-исследовательском центре. Разговор вышел долгий. Мы говорили по телефону не меньше часа.

— Не ожидал такого… Проклятье, Павел Андреевич. И зачем вы так рисковали собой? — разозлился Романов. — Могли ведь доложить мне заранее!

— А вы бы поверили? — усмехнулся я. — Конечно же нет. Зато теперь у вас есть доказательства.

— Да. Есть. Всех больных развезут по другим клиникам. Мы ещё подумаем, чем им можно помочь. А Платонова с Венцовым отправим за решётку. Может быть, даже казним. Император ещё не решил, как лучше поступить с этими подонками.

— У меня к вам лишь одна просьба, Михаил Сергеевич, — сказал я.

— Просьба? — хмыкнул он. — Да вы можете требовать, а не просить, господин Булгаков. Вы раскопали то, о чём наша Империя даже не догадывалась.

— И всё же я попрошу. Не казните Аристарха Биркина.

— Что? Вы в своём уме? Он же…

— Больной. Психически ненормальный человек. Отправьте его в клинику. Пусть им займутся самые лучшие психолекари. Он испоганил жизнь многим людям. Но я считаю, что по закону он должен отправиться на длительное лечение. Не в тюрьму. И не на казнь. Можете поспорить со мной, но моё решение окончательное.

— Если вы так настаиваете, мы сделаем, как вы хотите, Павел Андреевич, — после короткой паузы ответил Романов. — Пусть Биркин вместе с Владыкиным проходит лечение в психиатрической клинике. Я попрошу, чтобы им выдали именно такой вердикт.

— Благодарю, Михаил Сергеевич. До связи, — я положил трубку.

День вышел, мягко говоря, напряжённый.

После того, что случилось, я связался с Кириллом. Брат чувствовал себя лучше, чем прежде. Приступ прошёл, но я всё равно запретил ему выходить из покоев.

Вот теперь можно отдохнуть. Поздним вечером я наведал Дарью Зорину. Как и договаривались. Я ведь обещал ей, что успею на наше свидание. Делов-то! Пришлось перед этим закрыть главную онкологическую клинику в Российской Империи. Для меня это уже становится рутиной.

Однако Дарья была встревожена. Встретила она меня напряжённой, тут же закрыла за мной дверь, а затем показала небольшую коробку.

— Павел, мне прислали это сегодня. Не знаю, что это, но… Почему-то меня эта посылка пугает. Я вижу в ней какую-то угрозу, — прошептала она.

— Тише, не переживай. Дай мне взглянуть, — я взял из её рук коробку, аккуратно поднял крышку и заглянул внутрь.

Бинты? Нет… Какие-то повязки. Причём не новые. Совсем не новые!

Погодите-ка…

Я воспользовался «анализом», чтобы внимательнее осмотреть переданный Дарье материал.

Да это же повязки, которыми обматывают египетских мумий! Более того… На одной из них есть надпись. На русском языке!

Пожалуй, это первое свидание в моей жизни, которое началось с осмотра бинтов египетской мумии. Мою голову заполонили вопросы.

Почему эти бинты подкинули именно Дарье Зориной? Откуда они вообще здесь взялись? Если они принадлежат той самой мумии фараона Архандра Четвёртого…

Это что же получается, кто-то вытащил их прямо из сокровищницы императора? Или же мумия сама вышла наружу?

Ответы на эти вопросы я смогу найти только в том случае, если снова проникну в выставочный зал императора и воспользуюсь «массовым анализом». Нужно попробовать ещё раз прощупать сокровищницу. В прошлый раз Архандр вышел со мной на контакт.

Похоже, эта мумия владеет чем-то вроде телепатический связи. Но чтобы древний фараон писал на своих же бинтах, да ещё и на русском языке… Это что-то из ряда вон выходящее.

А сообщение, между тем, гласило:

«Передай человеку, с которым вы связаны общей нитью, что у него осталось совсем мало времени. Его план не удастся. Когда будет нужно, я сам его найду».

— Послание адресовано мне, — заключила Зорина. — Ты ведь совсем недавно рассказал мне про магическую связь. Вот я и подумала, что это сообщение решили передать тебе через меня. Но я не понимаю, о чём идёт речь дальше. Во что ты опять впутался?

— Я постоянно во что-то впутываюсь, — я пожал плечами и продолжил изучать надпись. — Привыкай, у меня весь распорядок заточен на решении бесконечных проблем. Хм… Странно. Но кто мог знать о нашей связи?

— Ты кому-нибудь рассказывал? — уточнила Дарья.

— Только одному человеку. Своему учителю. Он, конечно, тот ещё любитель вытворять непредсказуемые вещи, но уж отправлять послания на древних бинтах — это даже для него чересчур, — объяснил я.