Он склонил голову набок, прислушиваясь. Теперь враги подошли очень близко, но оба снаряда прошли мимо. Определенно, жрецы-артиллеристы сильно нервничали.

Эйсебий и один из моряков возились теперь со стволом новой пушки, поворачивая его направо. В отличие от неподвижной конструкции обычной пушки, состоящей из цельного куска металла, эта была сконструирована таким образом, что ствол можно было устанавливать в одну из пяти позиций, покрывая дугу обстрела в девяносто градусов, причем не перемещая основную часть орудия. Один из моряков снимал крышку, закрывающую отверстие для стрельбы с правой стороны. Эйсебий, следуя полученным ранее твердым указаниям Антонины, намеревался провести «Победительницу» прямо вдоль галеры малва и по мере прохождения искупать ее в огне. И надеяться, что к тому времени, как вражеское судно взорвется, «Победительница» отплывет достаточно далеко, чтобы не получить серьезных повреждений. Если только…

И снова Усанас, казалось, прочитал мысли Антонины.

— Будем надеяться, что один из этих проклятых жрецов не решит взорвать корабль, пока мы находимся рядом, — пробормотал он.

Затем добавил более весело:

— Но, вероятно, не станет устраивать столь масштабную диверсию ради одного-единственного корабля. Они не могут знать, что на борту находишься ты.

— Или ты, — добавила она. — Ты же — аквабе ценцен Аксумского царства. Жрецы Махаведы могут решить, что ты — вполне подходящий приз, чтобы забрать тебя с собой в ад.

Усанас рассмеялся.

— В темноте? Я — просто еще один черный дикарь, вот и все.

Он взял руку Антонины в свою и сжал. Затем нежно повернул ее кисть и открыл свою ладонь. Ее маленькая ручка, хотя и смуглая, так как Антонина была египтянкой, казалась бледной в его черной лапище.

— Для нас, в наши дни, это мало значит, — оценивая контраст, задумчиво сказал он. — Но придет день — по крайней мере, пришел бы, — когда все станет по-другому. День, когда европейцы с севера, с бледной как молоко кожей, больше не варвары, но в некотором роде даже более варварская цивилизация, поработят африканцев и будут заявлять, что расовые отличия — это достаточное оправдание для рабства. И они смогли сделать это в том будущем, потому что на протяжении тысячелетия Африка оставалась изолированной от остальной цивилизации.

Он покачал головой и слегка улыбнулся.

— Изоляция — плохая вещь, как для народа, так и для человека. Поэтому Эон и я проследим, чтобы этого не случилось. Новая судьба Эфиопии — это породить другую Африку. И я…

Его легкая улыбка стала шире.

— И, боюсь, мне придется жениться на какой-нибудь полудикой особе, которая прямо сейчас вполне может сидеть на корточках у берега одного из Великих озер. Но ее отец способен заявить, что он — «главный вождь» той земли. — Усанас вздохнул. — Надеюсь, мне удастся убедить это существо научиться читать. Или хотя бы не использовать книги для растопки.

— Готовьсь! — завопил Эйсебий.

Один из матросов начал судорожно орудовать рычагом, который заполнял специальную камеру новой пушки. За носовым щитом Антонина слышала отчетливые крики жрецов Махаведы, отдававших приказы. Она думала — надеялась — обнаружить смятение в их голосах. Но в то же мгновение Антонина выкинула это и головы. Она посвятит этот момент человеку по имени Усанас, к которому после многих лет знакомства стала испытывать большую любовь и дружеские чувства.

— Ты справишься, — прошептала она. — И у тебя все будет хорошо. И я не сомневаюсь, что девушка найдет тебя таким же великолепным, как я.

Он улыбнулся, в последний раз легко сжал ей руку и поднялся на ноги. Затем схватил огромное копье, оставленное у стены щита, и повернулся к выходу на палубу.

— Во-первых, мы должны выжить в этом сражении. Подозреваю, что жрецы малва будут потоком литься через борт на нашу палубу. — Его губы изогнулись в усмешке. — Вопящие беженцы, притворяющиеся яростными воинами, берущими судно на абордаж.

Антонина ничего не сказала. Несколько секунд она с удовольствием наблюдала за тем, как двигается Усанас. В Антонине всегда была сильна чувственная сторона, которая заставляла ее наслаждаться видом красивых и атлетически сложенных мужчин. И в своем муже, который как раз таким и являлся, она обожала роскошное мужское тело.

Но ни один мужчина в ее жизни никогда не демонстрировал такую грацию и силу, как Усанас. Наблюдая за его движениями, она вспоминала греческие легенды об Ахилле и Аяксе24. Поэтому на короткое время Антонина смогла забыть обо всем и просто восхищаться.

— Огонь! — заорал Эйсебий. Матрос, орудовавший рычагом, прекратил это занятие, другой открыл клапан, сам Эйсебий — что было наиболее опасной работой — поджег адскую смесь.

— Как я и говорила, — пробормотала Антонина себе нос. — Мужчины весьма кстати, когда требуется грубая физическая сила.

Внутренняя часть носового щита внезапно наполнилась светом. Антонина, даже до того, как услышала победный крик Эйсебия, поняла, что первый же выстрел лег идеально в цель.

— Видно руку мастера! — злорадно закричал Эйсебий. — Посмотрите, как оно горит!

Прежде чем он успел договорить, донеслись крики, от которых у Антонины заложило уши.

«Жрецы Махаведы, которые стояли на носу, — поняла она, — превратились в живые факелы».

Мысль ужасная, но Антонина не чувствовала ни малейших угрызений совести. Сказать по правде, ей никогда не нравились жрецы и священнослужители, даже христианские, за несколькими исключениями, такими как, например, епископ Антоний Александрийский, теперь патриарх Антоний. Во времена распутной юности священники слишком часто ее осуждали.

У жрецов Махаведы была масса типично жреческих пороков и никаких добродетелей. Их культ был варварским ответвлением индуизма, более диким, чем у любого из языческих племен, и невообразимо жестоким. Он мог появится только в искушенной в подобных делах Индии.

«Ну так горите в аду».

По мнению Антонины, жрецов Махаведы настигло справедливое возмездие.

Эйсебий заново наполнил зажигательной смесью пушку, затем матрос, работавший рычагом, резко остановился; его товарищ вновь открыл клапан. Эти несколько секунд, как поняла Антонина, «Победительница», вероятно шла вдоль борта «Кирки».

— Еще раз! — крикнул Эйсебий.

И снова огонь осветил внутреннюю часть носового щита, на этот раз ярче. Антонина мгновенно поняла, что жуткое орудие снова попало в цель. Сквозь щит донеслись новые крики. Гораздо ближе.

Она услышала бормотание Усанаса:

— Теперь они полезут сюда. Это неизбежно.

Аквабе ценцен, все еще стоявший у входа в отсек, поднял копье.

Антонина оторвала взгляд от Эйсебия, суетящегося у пушки. Впервые она смогла увидеть разрушения, причиненные их пушкой вражескому кораблю. В поле зрения попала «Кирка». Нос греческого торгового судна, захваченного малва, был объят пламенем. В тот самый момент жрец Махаведы — Антонина предполагала, что это жрец, хотя он с ног до головы был объят пламенем и сказать наверняка было трудно, — наткнулся на палубное ограждение и рухнул в море.

— Снова! — крикнул Эйсебий.

Он поднес факел. Еще одна вспышка. Как показалось Антонине, большая часть вражеского судна превратилась в ад, полный бушующего огня. Теперь она видела почти всю «Кирку».

Антонина зашипела. Намеренно или случайно, но два судна практически соприкасались бортами. Их разделяло не более пяти-шести футов — достаточно близко, чтобы огонь мог перекинуться на «Феодору».

Ее внимание привлекло легкое движение. Антонина увидела, как Усанас меняет позу. Ясно, что африканец готовился к бою.

На мгновение Антонина была поставлена в тупик и попыталась прикинуть шансы. Да, при условии, что палуба «Кирки» находится на одном уровне с палубой «Победительницы»… При условии, что два корабля подошли достаточно близко, чтобы люди могли перепрыгнуть одного на другой… Но…