— Практически везде вдоль по рекам. Поэтому нам нужно оставить ударную силу в центре, чтобы остановить любую высадку до того, как вражеские войска укрепят свои позиции. — Он помолчал и добавил мрачно: — Да, нам это может удаваться какое-то время. У нас все еще есть двенадцать тысяч катафрактов и мы в состоянии использовать половину из них как силы быстрого реагирования против любой атаки с воды. Но…

Григорий закончил мысль за него:

— Но раньше или позже они установят плацдарм для высадки десанта. А когда они это сделают, то действие начнет разворачиваться.

— Поэтому давайте обеспечим, чтобы это случилось позже, а не раньше, — твердо сказал Велисарий. — Потому что раньше или позже Менандр и Эйсебий тоже доберутся сюда. Мы совсем не видели признаков того, что у малва на этих реках есть какие-либо стоящие боевые корабли. После того как прибудут «Юстиниан» и «Победительница», мы сможем довольно легко контролировать берег.

В этот момент ни Менандр, ни Эйсебий не разделяли уверенности полководца. Во-первых, потому что им все еще предстояло пройти мимо крепости, которую малва построили на Инде ниже ответвления Чинаба. Во-вторых, потому что они оказались с гораздо большим грузом, чем ожидали. Вместо того чтобы тянуть одну баржу, «Юстиниан» тащил три, а «Победительница» — еще одну. На одной из трех дополнительных барж стояли все шесть двадцатичетырехфунтовых орудий, принадлежавших Ашоту; на второй находились артиллеристы и инженеры, которые требовались для их установки и работы; третья была нагружена порохом и ядрами.

Ашот настоял. Сурово.

— Они мне больше не нужны, — заявил он Менандру и Эйсебию. — После того как Калоподий отбил нападение малва на острове — когда они не сомневались, что преуспеют, — малва прекратили все атаки на римские позиции. Теперь они, вероятно, впали в отчаяние. У них заканчивается еда, а теперь еще и вы прибыли — не думайте, что малва вас не заметили — и они знают, что, скорее всего, перестанут получать припасы по воде. У них нет на реке никаких судов, которые могут выстоять против «Юстиниана» или «Победительницы». И уж определенно двух сразу.

— Они решат, что смогут! — запротестовал Эйсебий. Ашот покачал головой.

— Ты думаешь, как инженер, а не военный, Эйсебий. Год назад малва все еще считали, что покоряют Месопотамию. Последнее, о чем они думали, — это постройка оборудованных пушками и бронированных кораблей для защиты центральной части долины Инда. А это нельзя сделать за одну ночь, как тебе самому прекрасно известно.

— Ты думаешь, они собираются снять осаду Суккура? — спросил Менандр.

— Кто знает? — пожал плечами Ашот. — Если у них есть хоть немного здравого смысла, то они так и поступят. Ничего не говорит, что им удастся ворваться в Суккур после стольких недель попыток, а если они не смогут, то вскоре начнут голодать. Но я практически уверен, что полководец был прав: Линк все еще в Каушамби, слишком далеко от места действия, чтобы принимать обоснованные решения. Поэтому офицеры малва, вероятно, действуют, основываясь на приказе «стоять любой ценой», который кажется разумным только командующему, находящемуся в тысячах миль отсюда. А высшее руководство малва ясно дало понять, какое наказание ждет за неподчинение приказам. Поэтому забирай двадцатичетырехфунтовые орудия, — подвел он итог. — Так и у меня останутся большие орудия на случай еще одной атаки малва, и Велисарий сможет использовать эти на севере. Эти чудовища действительно могут разбивать стены, если малва вдруг начнут возводить контрваллационные линии. А они начнут, если ему удалось захватить треугольник. Маленькие трехфунтовые пушки, которые сейчас имеются у Велисария, не смогут выполнить эту работу.

По пути вверх по Инду Менандр и Эйсебий подобрали и еще один груз. Однако небольшой — одного человека. Когда они спустились на берег острова, где Калоподий держал оборону, чтобы высказать ему свое уважение, юноша умолил взять его с собой.

Менандр с Эйсебием уставились на него сверху вниз. Молодой греческий офицер лежал на тюфяке у себя в шатре. Нельзя было рассмотреть его лицо выше рта. Всю верхнюю часть головы покрывали бинты. Трюк Калоподия задержал атаку малва, но не предотвратил ее. Тем не менее ему удалось, благодаря личному героизму и героизму своих людей, отбить это нападение. Но он заплатил высокую цену. Его отряд понес тяжелые потери, а самого Калоподия ослепило шрапнелью.

— Пожалуйста, — прошептал он. — Теперь от меня нет никакой пользы. После моего ранения войсками командует Антоний из Фессалоников — и он хорошо выполняет свою работу, — а мне здесь нечего делать, только лежать. — Калоподию удалось слабо рассмеяться. — Практикуюсь в риторике и грамматике. И уверяю вас, это времяпровождение очень быстро надоедает.

Двое морских офицеров колебались. Ни один из них не хотел выступать с очевидным возражением: тебе нечего делать и на севере, кроме как умереть, если Велисарию не удастся выстоять против малва.

Ответ был так очевиден, что Калоподий уже приготовил собственный. Достаточно ясно, что его просьба была не сиюминутным импульсом. Молодой аристократ — на самом деле, едва ли больше, чем мальчик — вероятно, лежал здесь много дней, надеясь на возможность покинуть место, где потерял зрение. И в яростной юношеской манере пытался вернуться к сражениям, несмотря ни на что.

— Полководец сможет пристроить меня к делу, — настаивал Калоподий. — Он будет вести осаду, обороняться. Много работы для квартирмейстера, и большую часть этой работы можно выполнить, не имея глаз. В конце концов, она в основном заключается в том, чтобы спорить с солдатами — что они могут получить, а что нет. — И снова Калоподий слабо усмехнулся. — А я правда хорошо владею риторикой.

Менандр посмотрел на Эйсебия, затем пожал плечами.

— Почему бы и нет? Если ему на самом деле так хочется.

У Эйсебия имелись на этот счет свои соображения. Но, не прошло и дня после того, как они оставили остров, как все сомнения стали уходить. К его большому удивлению — он был поражен — молодой знатный грек проявил интерес к технике. Или, по крайней мере, не считал ее чем-то абсолютно непостижимым.

Работать внизу, в трюме с паровым двигателем было конечно, слишком опасно для слепого. Но после некоторых экспериментов Эйсебий обнаружил, что слепой, который горит желанием учиться, может справиться с накачиванием камеры стреляющей огнем пушки, и достаточно легко.

— Это опасно, — заметил одолеваемый сомнениями Эйсебий.

— Это только к лучшему, — ответил Калоподий. Затем подумал и добавил: — Если только я не подвергаю риску тебя и экипаж.

Эйсебий начал качать головой, пока не понял, что жест ничего не значит для Калоподия.

— Я не это имел в виду. Я хотел сказать, что будет рискованно оставаться здесь наверху, когда мы пойдем мимо крепости. Там определенно дежурят сторожевые суда. Мне придется сжечь их, когда мы будем проходить мимо, или малва смогут взобраться на наши грузовые баржи. Мы станем прекрасной мишенью для больших орудий в крепости, так что о лучшей ночи можно только мечтать. Тебе на самом деле будет безопаснее на «Юстиниане».

Но Эйсебий не настаивал. Калоподий, совершенно определенно, не искал безопасности. В готовности молодого человека вернуться к боевым действиям было что-то почти самоубийственное. Словно, насмехаясь над самой смертью, он мог каким-то образом восстановить зрение. Или, по крайней мере, ту часть себя, которой молодой человек измерял собственную нужность.

Велисарий сгорбился и накрыл голову руками. Движение было скорее инстинктивным, чем разумным, поскольку шлем мог обеспечить гораздо лучшую защиту, чем руки. Судя по звуку, снаряд мортиры в любом случае приземлился слишком далеко, чтобы принести какой-то урон.

— Эти — самые худшие, — сказал Григорий. — Круглые ядра, даже из крупных двадцатичетырехфунтовых орудий, по сути своей не могут проделать дыру в наших укреплениях. Но эти их проклятые большие мортиры…