— Пей! — почти приказала она, и он послушно влил опаляющую жидкость в рот.

Юлька нацепила на вилку кусок колбасы, протянула ему. Потом выпила сама, сморщилась и запила соком.

— Ну, и чего ты киснешь? — нарочито бодрым голосом спросила она минуту спустя, и Илька встрепенулся, — радоваться надо, ты — Петькин отец, и это хорошая новость! Надеюсь, ты не собираешься отказываться от отцовства?

Илька энергично мотнул головой.

— Ну вот и хорошо!

Юлька оживилась, налила еще, и выпила уже не с таким отвращением. Илька наблюдал будто со стороны. И то, что он видел, ему совсем не нравилось. Будто бы он уже видел такое, но когда-то давно или во сне, и не мог вспомнить, что именно, но после этого ему было плохо. А Юлька радостно вещала о том, что у Маши теперь есть настоящий кровный брат, и это большая удача. Потом она вдруг резко остановилась, встала, и ушла в спальню. Илька просидел еще полчаса, потом пошел следом. Юлька спала на своей половине, почти уткнувшись лицом в примыкающую с ее стороны детскую кровать. Илька лег, повернулся в сторону жены и долг смотрел на нее. Когда он засыпал, ему показалось, что он протянул руку и попытался достать до Юльки. Но кровать начала раздвигаться, и он так и не смог дотронуться до нее. Между ними было цветастое простынное расстояние не меньше километра.

Настроение было — в пору повеситься. Прошло три недели, и Илька ждал каждый день. Чего ждал — сам не знал, но сейчас он был как шахтер, который не слышит, как сдвигаются пласты над его головой, но звериным чутьем ощущает, что надо поскорее бежать с этого места. Юлька выглядела как обычно, вела себя как обычно, улыбалась и шутила, сетовала, что Лерка опять не звонит, но он чувствовал…

К тому же, о его нечаянном отцовстве, само собой, тут же узнали тетя Даша и дядя Слава. Илька готов был выслушать все что угодно, но они… не осуждали его. И даже пытались поддерживать, от чего было еще тошнее.

Нина не отвечала на звонки. Илька, набирал ежедневно, но натыкался на "абонент недоступен". Поначалу он злился, оттого, что она в один миг разрушила его жизнь и теперь прячется. Однако, для пережевывания мыслей у него было достаточно времени, и вскоре он признал, что вовсе не Нина виновата во всем произошедшем. Ко всему этому на работе был аврал, и начальство ждало из последних сил, когда он примет решение.

Ильке казалось, что Юлька намеренно нагружает себя делами. Она была занята целыми днями, и таскала с собой Машу, которая вовсе не была против.

— Сейчас мы поедем к маме на работу, — ворковала Юлька, надевая на ребенка комбинезончик, — мы будем с мамой работать, а Машенька посмотрит, какие у мамы на работе красивые девочки!

Маша крутила головой, моргала глазами и похоже, со всем соглашалась. Илька смотрел, как Юлька занимается их дочерью, и сожалел, что у него нет такого объекта внимания, куда бы он мог погрузиться с головой. Они не занимались любовью с того самого дня. Спали на одной кровати, желали друг другу спокойной ночи, и больше ничего. Он укрывал ее одеялом, когда она, переворачиваясь, раскрывалась, и ему ужасно хотелось разбудить ее поцелуями. Но он ничего не предпринимал, понимая, что прежде чем налаживать отношения, нужно было определить свои притязания на Нину и Петю. Ну, или просто на Петю… Илька иногда думал, могло бы у него с Ниной что-то сложиться… Она была такая простая. Он всегда понимал ее, Нина для него была как раскрытая книга — бесхитростная и доступная к прочтению. Он знал о ее влюбленности. Ну конечно знал, это было очевидно. Особенно в юности, когда она восторженно смотрела на него и ловила каждое слово. Ильке хотелось как-то порадовать девчонку, он дарил ей небольшие подарки и говорил комплименты, но никогда не рассматривал в качестве объекта притязаний. Он вообще никого не рассматривал в качестве объекта, даже первую жену, образ которой давно потух в его памяти, и только штамп о бракосочетании, а потом о разводе, напоминал о том, что он планировал прожить с той, совершенно чужой ему женщиной, до конца своих дней. Юлька всегда была в приоритете. Даже когда она была замужем. Он смирился. И потом, когда она встретила Андрея. Илька не ревновал ее к Сергею никогда. Ну, может в самом начале. А потом нет. Когда родилась Лерка, Сергей, как объект, перестал для Ильки быть мужчиной Юльки, а стал просто отцом Лерки. С его наличием в качестве незримого образа Илька был вполне согласен. Но когда появился Андрей, Илька напрягся. Юлька изменилась, она расцвела и начала совершать какие-то странные поступки, можно подумать, она снова влюбилась. Это ужасно раздражало, и Илька, периодически наезжая, пытался эти отношения наблюдать. Он совершенно не готов был видеть, как надломилась Юлька после смерти Андрея. Уже тогда он хотел предложить ей пожениться. Но тогда было рано, и это выглядело бы как поддержка друга, а не как пылкие чувства. И он опять ждал. Чему-чему, а ожиданию жизнь его научила.

Вот и теперь, он выжидал подходящего момента, мысленно проговаривая целые речи, будто пытался заучить куски текста, мимику и эмоции.

— Юль, — Илька подошел, протянул Юльке детские носочки, — нам надо поговорить.

Юлька взяла носочки, и старательно начала их надевать. Она будто не слышала или игнорировала.

— Юля…

— Да, конечно, — Юлька тряхнула отросшими прядями, — конечно надо, давай сегодня вечером, хорошо? — Юлька взглянула на него мягким взглядом, потом протянула руку и провела ладонью по щеке. — Ты какой-то запущенный у меня, — произнесла она, — похудел, зарос…

Она взяла Машу на руки и пошла в прихожую. Илька, ощущая жар там, где была ее ладонь, двинулся следом. Он подержал дочку, пока Юлька натягивала сапоги и надевала пальто.

— Нина не отвечает, — вдруг сказала Юлька, — я звоню, звоню… Ты звонил? — спросила она, глянув на Ильку.

— Звонил, — хрипло ответил он, — абонент не абонент.

— Вот и у меня так же, — огорченно ответила Юлька, — ох уж эта Нина! Сидит, наверное, там, и сгрызла себя от вины. Я переживаю…

Юлька взяла Машу и открыла входные двери.

— До вечера, Иль, — она вдруг протянула руку, подзывая, он подошел, и Юлька чмокнула его в щеку. Потом она улыбнулась и вытерла пальцем след от помады. — Ты на работу не опоздаешь?

— Нет, — ответил Илька, — я теперь…

— Ну ладно, — перебила она его, — мы поехали, такси ждет. Вечером заберешь нас или…?

— Заберу! — торопливо произнес он.

— Ну пока! — махнула она рукой и захлопнула дверь.

Илька плюхнулся на пуфик в прихожей и обхватил голову обеими руками. Она приняла решение. Но какое…

День тянулся немыслимо и был заполнен какими-то дурацкими делами, не имеющими никакого отношения ни к его жизни, ни к его мыслям. Он тоже принял решение, потому что оттягивать далее было нельзя. А еще он надеялся, что это решение, и эти перемены изменят и жизнь. Хотелось бы к лучшему…

Юлька вышла из своей любимой школы улыбающаяся и окруженная детьми. Илька любовался ей. Все же, педагогика — это ее призвание. Зря тогда, в детстве, тетя Даша и дядя Слава считали, что она совсем бесталанная, и педагогический вуз просто позволит ей приобрести профессию. Нет, они, хоть и нечаянно, но попали прямо в точку, угадали с Юлькиным талантом. И теперь она была в своей стихии.

Илька поначалу был против этой идеи со школой, в основном из-за того, что компаньоном станет Мельницкий. Была какая-то угроза его благополучию от этого странного мужика. Он не претендовал на Юльку в открытую, но, почему-то, постоянно оказывался рядом! Даже его, Илькина, дочь после появления на свет оказалась в руках Мельницкого. Юлька рассказывала это со смехом, но Ильке было не до смеха. Они оплатили партнерские роды. И вот в самый ответственный момент оказалось, что в зале ожидания вместо него сидел этот Костя. Когда Маша издала первый крик, в зал ожидания выглянула акушерка.

— С Филатовой кто? — выкрикнула она, и Мельницкий поднял руку, будто имел на это право.

Его проводили в маленькую комнатку, где подали туго спеленатую новорожденную Машу.