— Ты что, выпил, дорогой? — поинтересовалась Гвен. У неё пропал аппетит, и она положила бутерброд на кухонную стойку.

— Точно так же ты говоришь о работе. Всегда.

— Рис, у меня был тяжёлый день, и сейчас мне не хочется ругаться.

— Ругаться? Как мы можем поругаться? Что бы я ни сказал, ты всегда отвечаешь «работа». Где ты была? «На работе». Почему я не видел тебя всю неделю? «Я была на работе». Почему ты пришла домой так поздно? «Работа». Почему мы целый месяц не трахались? «Работа».

— Ой, прекрати! Всё не так!

— Нет, чёрт возьми, это так! Это правда, Гвен!

У Гвен снова разболелась голова. Она бросила нож для хлеба в раковину и мимо Риса вышла из кухни.

— Гвен?

— Заткнись!

— Ты куда?

Она обернулась.

— Знаешь, сегодня вечером один человек, которого я не слишком уважаю, предложил мне бросить тебя.

— Тогда почему ты этого не сделала? — заорал Рис.

Она бросила на него испепеляющий взгляд.

— Понятия не имею, чёрт возьми, — ответила она, повернулась и направилась к входной двери.

— А теперь, мать твою, куда ты собралась? — крикнул Рис ей вслед.

— На работу! — ответила она и с силой захлопнула за собой дверь.

Лишь побродив пятнадцать минут по улицам в поисках такси, Гвен наконец расплакалась.

* * *

Высоко над Кардиффом Джек стоял на холодном ветру и смотрел на звёзды. На залитых янтарным светом улицах внизу выли сирены.

Здесь, наверху, у него было время подумать. Привести мысли в порядок. Находясь высоко, он всегда становился более открытым. Он смотрел вниз, на город, где ярко освещённые магистрали напоминали светлые полосы в чёрном пространстве. Он слышал шум автомобилей, вой сирен машин «скорой помощи», нёсшихся по улицам, сверкая проблесковыми маячками.

От всего этого ему становилось немного легче. Тяжёлая ночь. Ужасная ночь. Одна из худших, и она до сих пор не закончилась. Сегодня, или завтра, или послезавтра ночь будет продолжаться вечно. Однако, даже несмотря на это, он немного расслабился. Здесь, наверху, он чувствовал себя в безопасности, и он считал себя очень сильным, думая, что он — единственный человек в Кардиффе, сумевший забраться так высоко и видеть так много, будучи при этом невидимым.

В обоих отношениях Джек полностью ошибался.

* * *

Мистер Дайн ждал, сидя на корточках за парапетом. Он чувствовал напряжение и сопротивлялся. Сначала нужно было проверить. Убедиться. Возможно, это была просто ложная тревога.

Он встал и сделал шаг вперёд.

Двадцатью метрами ниже он без всяких усилий приземлился и побежал по покрытым черепицей крышам.

* * *

Оуэн Харпер налил себе ещё порцию виски и покачал стакан в руках. По его личным стандартам он уже напился до полуотключки. К счастью, он находился в своей квартире с видом на залив.

Он посмотрел в окно, на огни.

— Я взяла у тебя мыло, ты не против? — сказала девушка, выходя из ванной комнаты, примыкающей к спальне.

Оуэн обернулся.

— Да, конечно.

И снова — как, чёрт возьми, её зовут? Линди? Линда? Единственное, в чём он был уверен — в том, что у неё были самые большие буфера в истории самых больших буферов.

— Что ты делаешь? — спросила она.

Он перевёл взгляд на неё. На ней не было никакой одежды, и это помогло Оуэну вспомнить, по какой причине в первую очередь он привёл её к себе домой. Он глотнул виски.

— Смотрю на тебя, — сказал он.

* * *

Ванна была почти до краёв наполнена тёплой водой, сдобренной ароматическими маслами. Тошико Сато приглушила освещение, пока единственным источником света в ванной комнате не стали горящие свечи, и сбросила банный халат.

Она погрузилась в ванну. Тёплая вода окутала и обволокла её, приглушая боль в ушибленных местах и успокаивая её уставшее тело.

Она прислонилась спиной к краю ванны и потянулась за бокалом вина.

* * *

Джеймс Майер нажал кнопку паузы на пульте от телевизора и приподнял голову. Кто-то определённо стучал в его дверь.

Он осторожно встал, чувствуя, как болит всё тело, и босиком прошлёпал к двери.

— Привет, — сказала Гвен.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он.

— Я тебе мешаю? — вопросом на вопрос ответила она.

— Чёрт, нет, я просто удивился. Я не ожидал… — Он посмотрел на неё. — Ты ведь знаешь, что сегодня пятница, правда?

— Да.

— И ты знаешь, что марафон Энди Пинкуса не начнётся до субботы?

— Да.

— Гвен?

— Ты хочешь сказать, что я не могу остаться здесь до субботы? — спросила она.

— Нет, — ответил Джеймс. — Разве я когда-нибудь?..

Их губы встретились. Он потащил Гвен за собой в квартиру.

Позже, во время краткой передышки, Гвен встала, обнажённая, закрыла дверь и повернула ключ в замке.

Глава шестая

Утро понедельника, небо над Кардиффом — словно грязная тряпка.

Когда чайник вскипел, Дэйви Морган покормил кошку, а затем налил горячей воды в термос.

— Так что я всё равно оставил его в сарае, — сказал он, продолжая свою историю. — Похоже было, что оно не хотело, чтобы его беспокоили, поэтому я решил, что никакого вреда оно не принесёт, и оставил его там.

Он снял пиджак с вешалки у дверей в маленькой кухоньке в задней части дома. Пиджак был от старого костюма. Дэйви считал, что в этом костюме он женился — в 48-м году — однако Глинис всегда настаивала, что костюм был на нём в тот день, когда они познакомились, на вечере в Порткоуле, а это был год 46-й. Глинис хорошо запоминала такие детали, или же она просто лучше умела настаивать на своём. Дэйви скучал по ней.

Пиджак пришёл в негодность уже к середине 1950-х, но Глинис не позволила мужу выбросить его — «из сентиментальности». Так что ради неё Дэйви стал надевать этот пиджак для работы в холодную погоду. Для плохо сшитого старого костюма эта вещь продержалась достаточно долго.

— Думаю, мне лучше пойти поработать, — сказал он. Кошка осталась равнодушной к этому замечанию, так же, как и к истории, которую рассказывал Дэйви. Опустошив миску, она села, как балерина на картине Дега, вытянув лапу, и принялась вылизывать свою задницу.

— Ты побудешь здесь часок или два? — спросил Дэйви. Кошка посмотрела на него, высунув кончик языка, а затем вернулась к своему занятию. Впрочем, Дэйви обращался не к ней. Он разговаривал с фотографией, стоявшей на столике в прихожей. Но всегда делал вид, что беседует с кошкой, потому что, если человек разговаривает с фотографиями, значит, он сошёл с ума, разве не так?

Он надел кепку и похлопал по карманам своего пиджака. Глинис умерла в 1978-м. Осложнения, сказал врач, что выглядело разумным диагнозом. От осложнений часто умирают.

Каждую пятницу по вечерам она клала в карман его пиджака пакетик мятных леденцов, чтобы Дэйви мог обнаружить его в субботу утром во время работы. Он до сих пор проверял, нет ли в кармане такого пакетика, хотя вот уже двадцать девять лет ему неоткуда было взяться. Хотя в кармане лежала обёртка. Двадцатидевятилетний клочок фольги и бумаги. Дэйви так и не хватило духу выбросить его.

Он вышел во двор и запер за собой дверь. Опираясь о стену, он надел резиновые сапоги и через задний двор вышел в переулок между домами.

Оттуда доносился грохот пневматической дрели, словно какой-то обезумевший кузнец неистово бил молотом по наковальне. На Коннолт-уэй строили новые дома. Среди выкупленных под эти нужды земель была и обширная территория, которая когда-то окружала улицы Катайс. Безумие. Джим Френч, который выращивал овощи на участке недалеко от Дэйви, как-то рассказал ему, что городской совет рассматривал вопрос о продаже и их земельных участков застройщикам. Как такое вообще могло быть? Где он тогда будет выращивать салат-латук, картошку и кабачки?

В воздухе чувствовался запах кирпичной крошки и дождя. Новые дома напоминали каркасы ящиков, возвышающиеся над изгородью. Дрянные сборные дома, похожие на наборы «Эрфикс»[31], выросшие за месяц, словно сорняки. Совсем не такие, как те здания, которыми застроена его улица. Хороший кирпич, деревянные двери. Конечно, его дверь не мешало бы подкрасить, но всё равно.