– Это ты называешь благодарностью? – с сомнением уточнила Агата.

– Для парнишки, который, чтобы не умереть с голоду, целыми днями лазает по трубам, а ночью спит где-нибудь в грязном переулке, все представлялось именно так.

– А твоя мать?

Саймон поморщился, затем вздохнул.

– К тому времени у меня больше не было матери.

Нежная рука Агаты сжала его ладонь.

– Мне так жаль… Я тоже потеряла мать, когда была совсем маленькой.

– Но моя мать тогда еще была жива. Уверен, она надеялась, что настанет день, когда ей не придется больше продавать себя для того, чтобы выжить.

Агата пристально вгляделась в его лицо.

– А твой отец?

– Ты хочешь узнать, кто он? Мне бы тоже хотелось это узнать. Мальчишкой я представлял себе разных мужчин на месте своего отца: джентльменов, лордов, даже самого короля. Увы, мать обычно имела дело только со всяким сбродом из низов: с крысоловами, старьевщиками и тому подобными типами. Вероятнее всего, одному из них я и обязан своим рождением.

– Но…

– Э нет, теперь твоя очередь, – бесцеремонно прервал Саймон свою собеседницу.

– Ладно. – Агата кивнула, потом еще некоторое время шла рядом с ним. – Я всю жизнь прожила в деревне, пока не приехала в Лондон в поисках Джейми. У нас очень красивые места, особенно весной, когда от аромата цветущих яблонь можно опьянеть. Потом, когда перед началом лета лепестки цветов опадают, наступает несколько волшебных дней и кругом падает цветочный снег. Тебе, возможно, это кажется глупым, но так оно и есть. В детстве я обычно собирала лепестки в кучу, как собирают осенью опавшие листья, – Агата улыбнулась, воспоминая, – и эта куча была достаточной для того, чтобы маленькая девочка могла зарыться с головой в розовый снег.

Саймон представил себе крошечную пухленькую Агату, прыгающую в цветы, и эта картина его очаровала.

– Ты всегда была такой?

– Какой?

– Ну-у, резвилась на воле в свое удовольствие?

Агата кивнула:

– Да, до поры до времени. А потом, когда я поняла, что это совсем не безопасно, я стала держаться ближе к дому.

– Почему ты почувствовала опасность?

– В этом виноват Мерзкий Реджи, сын соседнего землевладельца. Теперь этот отвратительный мальчишка стал отвратительным мужчиной. – Агата некоторое время шла молча. – Однажды он застал меня одну – мне тогда было не больше одиннадцати лет, а ему около семнадцати.

Саймону было больно это слышать: ему хотелось, чтобы жизнь маленькой девочки, которую он себе представил, состояла только из яблоневого цвета.

– Как ты сказал, я резвилась на воле, целые дни проводила в саду и купалась в ручье в одних панталонах, – Агата перешла почти на шепот, – вот и не заметила, что он наблюдает за мной. Я была еще совсем маленькой, но казалась старше, моя фигура вполне сформировалась.

– А этот тип знал, сколько тебе на самом деле лет?

– Конечно! – Агата кивнула. – Однажды он поймал меня в руинах старого помещичьего дома, набросился на меня, повалял на землю, а потом разорвал лиф моего платья… Реджи был намного сильнее меня, и я не могла ничего сделать. Потом он принялся… трогать меня. – Агата стала нервно засовывать только что купленный ею пакетик с инжиром в ридикюль, а когда она снова взглянула на Саймона, лицо ее побледнело, хотя и казалось спокойным. – Видимо, это продолжалось всего несколько мгновений, но мне показалось, что прошло несколько часов. Думаю, Реджи на этом не остановился бы, но его напугали мои крики. Если захочу, я умею кричать очень громко, а Реджи всегда был трусом.

Она помолчала.

– После этого я больше никогда не чувствовала себя в полной безопасности, и только с тех пор, как приехала в Лондон, мне стало немного легче. – Агата сделала глубокий вдох. – Мерзость бродит по земле. И когда эта мерзость прикоснется к вам, она вас меняет, вы утрачиваете что-то драгоценное. Если вы сильны духом, то можете в результате стать мудрее, но в большинстве случаев вы просто проигрываете.

В душе Саймона шевельнулось что-то очень похожее на благодарность. Агата словно читала страницы из его прошлого. Впервые в жизни он встретил женщину, которая не боялась высказать все, что накипело у нее на душе, и это как будто была и его душа тоже.

Агате все еще не верилось, что она рассказала Саймону о Мерзком Реджи; страшно подумать, но ведь кто-нибудь мог подслушать их разговор!

Однако Саймона она не опасалась и от его близости не чувствовала никакого неудобства.

– Не пора ли нам домой, Агата? – раздалось у ее уха, и она вздрогнула, но тут же заставила себя улыбнуться.

– А может, нам пора поговорить о нашем плане?

Саймон взял ее за руку, и когда их пальцы сошлись, Агате стало жарко.

– Хорошо, но давай обсудим наш план немного позже.

На следующее утро, когда они, сидя в Голубой гостиной, обсуждали план, Саймон понял, во что именно он позволил вовлечь себя. Агата обладала стратегическими способностями, которым могли бы позавидовать некоторые генералы, и имела более чем достаточно энергии, чтобы провести свои идеи в жизнь; сидя на полу рядом с кучей приглашений и его излюбленным креслом, в котором он расположился, она, держа на коленях календарь, что-то писала в записной книжке, содержащей сведения о занятиях и связях наиболее важных представителей лондонской элиты. Ее волосы были заплетены в косу, старенькое платье в цветочек с широкой юбкой едва прикрывало щиколотки ног в белых чулках.

Саймон старался не замечать приятного колыхания ее груди под тонким муслином, как ни хотелось ему взять ее за руку и, опрокинувшись вместе с ней, кататься по ковру целый день.

– Как тебе удалось собрать такие досье? – наконец спросил он.

Погруженная в свою работу, Агата едва взглянула на него.

– Что такое «досье»?

Если бы Саймон не был убежден в том, что они в конце концов окажутся по разные стороны баррикад, он непременно влюбился бы в эту женщину с умом ловкого шпиона, с талантом настоящей актрисы и телом, способным заставить мужчину поверить чему угодно…

– Досье – это папка, в которой содержится информация о ком-нибудь.

Агата озадаченно уставилась на него, и Саймон с некоторым опозданием понял, что выказал неподобающую его роли эрудицию.

– Так говорил мне Баттон…

– Ах вот как? – Агата на минуту задумалась. – Возможно, нам следует подключить к этому и Баттона. Никто лучше слуги не осведомлен обо всем, что происходит вокруг: так говорил мне Джеймс еще до того, как ушел в армию.

Проклятие! Хорошо бы допросить ее в течение часа, чтобы услышать каждое слово, сказанное ей когда-либо Джеймсом. Возможно, эта информация позволила бы ему узнать многое, о чем она знала, но не догадывалась, что это важно. Саймон интуитивно чувствовал, что развязка близка и скоро у него будет много работы.

– Думаю, я правильно выбрала нашей первой жертвой советника премьер-министра. Если нам удастся проникнуть в Кабинет лорда Мейуэлла, мы, возможно, найдем там информацию, которая подтвердит, что Этеридж и есть Грифон.

Опять этот проклятый Грифон!

– Не следует забывать и о знаменитых рубинах Мейуэлла…

Агата бросила на Саймон сердитый взгляд.

– Ты не возьмешь оттуда ни одной вещи, я настаиваю на этом.

– Почему?

– Потому что, если тебя поймают, может обнаружиться, что мы вовсе не женаты, и…

– Нет, я имею в виду – почему ты так стараешься отыскать Джеймса? Что, если он бросил тебя по доброй воле, скрылся и живет себе где-нибудь припеваючи, совсем не думая о тебе?

Агата пристально посмотрела на Саймона.

– Ты слишком долго был одинок и не сможешь понять этого. Джеймс никогда не бросит меня, как и я никогда не брошу его.

Саймону было неприятно, что такая энергия и такая преданность направлены на другого мужчину, чья вина в его глазах росла с каждым часом.

Лучше бы она поменьше верила этому Джеймсу и побольше – ему.

Агата поднялась с ковра и, дернув сонетку, вызвала дворецкого.