Он не был уверен, что не сказал этого вслух. Заметив, что слуги с любопытством поглядывают на него, он кое-как пересек огромный холл и поднялся к себе в комнату.

Он оставался там два часа, возбужденно расхаживая взад-вперед. Раздался стук в дверь, и появился слуга.

Принц желает знать, не составит ли генерал Нирзанн компанию ему за обедом.

Генерал ответил отказом, сказав, что будет обедать вне стен дворца. И снова взялся мерить комнату шагами, не в состоянии отыскать лазейку для отступления.

И вдруг неожиданно набрел на решение. Он тяжело вздохнул, потом долго стоял посреди комнаты, разглядывая знакомые предметы, будто прощался с ними навсегда. Слезы стояли в его глазах. Надо отдать ему должное: решительность генерала была сродни героизму; так позволим ему исполнить свой долг. Вздохнув еще раз, он покинул комнату и вышел на улицу. Пятнадцатиминутная прогулка привела его к дверям дома номер 341 на Аллее.

Мадемуазель Солини очень хорошо знала, что ей предстоит, когда в дверях появился Чен и доложил о генерале Нирзанне, желающем ее видеть. А предстояла ей неприятная сцена, вот что. Первым побуждением Алины было отказаться от встречи с генералом.

«Но в конце концов, — подумала она, — это придется когда-нибудь сделать, все равно с этим надо кончать».

— Скажите ему, Чен, что я спущусь через несколько минут.

Как сказал принц, Алина очень хорошо умела читать в сердцах мужчин и, мог бы добавить он, в их голове.

С первого же взгляда на лицо генерала Нирзанна, искаженное раскаянием и отчаянием и, однако же, исполненное силы и решимости, она поняла, что ее задача может оказаться совсем не такой легкой, как она предполагала. Тем не менее в исходе она не сомневалась.

Генерал поднялся и с напыщенным видом подошел к ней. Он не стал зря тратить время на предварительные разговоры. Он сказал почти свирепо:

— Мы одни?

— Да, мы одни, — улыбаясь, сказала Алина и подумала: «Маленький генерал намерен быть театральным».

— Мадемуазель, — заговорил генерал, — три часа назад принц Маризи сказал мне, что собирается жениться на вас.

— Это правда, — спокойно ответила она.

— Простите меня, мадемуазель, но это невозможно.

— Почему невозможно?

— Я не допущу этого.

— Вы ничего не сможете сделать.

— Могу. И сделаю.

Эти слова были выпущены со скоростью и резкостью выстрела. На столь решительное заявление Алина отозвалась недоверчивым жестом.

Потом, не отводя от генерала твердого взгляда, она сказала как человек, вынужденный подыскивать аргументы к вопросу, который уже решен:

— Послушайте меня, генерал. Я понимаю, ваше положение незавидное… И не отрицаю — у вас могут быть ко мне определенные претензии; позвольте мне сказать также — я всегда буду вам благодарна. Но я собираюсь выйти замуж за принца Маризи. Поэтому предупреждаю вас: не пытайтесь препятствовать мне.

— Вы не собираетесь выходить замуж за принца.

— Собираюсь.

— Я этому помешаю.

— Как?

— Рассказав ему о вас правду.

— Ба! Вы не посмеете, мой дорогой генерал; это будет для вас крахом.

— Я очень хорошо это сознаю и подчиняюсь неизбежности.

Алина бросила на него быстрый взгляд: этот тип, кажется, действительно говорит что думает. Что, конечно, нелепо.

— Это совершенно бесполезно, генерал, — сухо заметила она. — Вы просто пугаете меня. Я вас слишком хорошо знаю, чтобы поверить. Вы слишком старый и слишком благоразумный человек, чтобы самому себе перерезать глотку. Я желаю поговорить с вами здраво, а не слушать ваши глупые угрозы.

Она замолчала, ожидая, что генерал разразится громкими заявлениями о своей искренности и серьезности.

Но тот ничего не говорил, а только стоял и рассматривал ее с немного несчастной улыбкой, но с ясными, полными решимости глазами.

Впервые дурное предчувствие заползло в душу Алины. Похоже, этот маленький человек серьезно собирается выступить против нее… Он что, желает утащить ее с собой в преисподнюю?

Но зачем?

Неужели глупец действительно любит ее?

Так далеко зайти и позволить маленькому генералу все сорвать? Ну уж нет!

— Если вы думаете, что с моей стороны это пустые угрозы, то вы ошибаетесь, мадемуазель. — Генерал говорил вполне спокойно и внятно, как будто очень хотел, чтобы его поняли. — Я отвечаю за каждое свое слово. Видите ли, всем, что у меня есть на свете, я обязан принцу Маризи. — В голосе генерала появилась горечь. — Всем. Я люблю его; как его слуга, я умру за него. Знаете ли вы, что он сказал мне на днях? А мы говорили и о вас. Он сказал: «Генерал, ваша преданность выше подозрений». В его устах это величайшая похвала, мадемуазель! Могу честно признаться, я ее заслужил. Вы сказали, что я слишком старый и благоразумный человек, чтобы перерезать себе глотку. Я скорее перерезал бы себе глотку, образно говоря, чем предал бы моего принца.

— Предал бы! — вскричала Алина. — Мой дорогой генерал, кто вас просит предавать его? Разве это предательство — позволить ему жениться на женщине, которую он любит?

Мадемуазель Солини немного сердилась на себя за то, что опустилась до спора.

Генерал спокойно ответил:

— Извините меня, мадемуазель, но если речь идет о вас — да.

— А! — вскричала Алина, в то время как глаза ее метали молнии.

Генерал невозмутимо продолжал:

— Я могу показаться грубым, но ничем не могу помочь; я буду говорить прямо. Вы обманывали и пытались перехитрить меня. Вы предаете и обманываете/месье Стеттона и при этом принимаете от него деньги.

Из-за одного этого вы недостойны роли принцессы Маризи. Но за вами числится и много других сомнительных, скажем так, неблагоразумных поступков… их более чем достаточно. А потому я непреклонен.

— А, вот какой вы джентльмен! — Алина с яростью выплюнула эти слова.

— Я больше не джентльмен, мадемуазель, я только слуга моего принца.

И Алина полностью поверила ему. Все оттенки голоса генерала, все его взгляды говорили о его глубокой серьезности. Сомнений не было: угрозы его совсем не пустые; этот человек действительно сделает то, о чем говорит.

Алина смотрела на него, и, если бы взглядом можно было бы убить генерала, он уже был бы мертв. Ее мозг работал со скоростью света. Было же время, думала она, когда генерал разговаривал с ней совсем иначе! Зачем же она, глупая, ослабила хватку и упустила его из виду! Не стоило пренебрегать им, слишком рано она решила, что он ей больше не нужен! Она бросила на него быстрый, лукавый взгляд. А что, если…

Она подошла к генералу и положила руку ему на плечо. Он, казалось, не заметил этого движения, стоял молча, будто ожидая, что будет дальше.

— Пол, — сказала она, он был почти по-детски доволен, когда она впервые назвала его по имени, — Пол, я не могу поверить, что вы сделаете так, как сказали.

— Не сомневайтесь, — мрачно подтвердил генерал.

Ей показалось, что его плечо слегка дрогнуло под ее рукой. Она подумала, что это хороший знак, и придала голосу толику нежности:

— А я сомневаюсь. Вы не можете быть так жестоки ко мне. Разве вы все забыли? Вы больше не любите меня?

Ее рука обвилась вокруг его шеи; она придвинулась к нему чуть ближе:

— Как вы можете упрекать меня, Пол, за то, что я хочу иметь дом, положение, имя? Вы знаете, что я имела бы все это, если бы могла; нет нужды говорить, где находится мое сердце. Если вы сами не можете жениться на мне, Пол, почему же вы не хотите позволить мне найти счастье там, где оно ждет меня?

Повисла пауза, во время которой генерал разглядывал ее с печальным и сочувствующим видом. Но когда он заговорил, голос его был абсолютно твердым.

— Алина, мне очень жаль — поверьте, — мне очень жаль, но это невозможно. Я принял решение. — И, как бы укрепляясь в своем приговоре, и так уже достаточно жестким, повторил: — Я принял решение.

Алина подумала: «Он слабеет». Ее вторая рука обвилась вокруг его шеи. Ее руки встретились на его плече.

— Пол, — промурлыкала она, глядя ему в глаза, — Пол, послушайте меня. Вы думаете, я перестала любить вас? Я не смогла бы, дорогой. Потому что, выходя замуж за принца, я не обязана отдавать ему свое сердце.