— Так давай скорей, чего столбом стоишь? — зашипел Алик, требовательно протянув руку.

— Ты только это, поаккуратнее — не сломай, — попросил Леньчик, вытаскивая «складишок» из кармана. — Дорогой, зараза!

— Ну, раз дорогой и настоящий — значит, выдержит — не согнется, словно из фольги, — отрубил Крепыш, принимая из рук приятеля ножик, красный корпус которого был украшен белым крестом.

— Там это, за открывашкой для бутылок, есть небольшая отверточка… крестовая… Ты попробуй, может, подойдет…

Алик, подцепив ногтем специальную риску, легко выщелкнул из корпуса отвертку и пристроил её к шляпке шурупа.

— Как для нее шитая! — довольно произнес он, когда отвертка легла в пазы.

Чтобы выкрутить шурупы, пришлось приложить небольшое усилие, но дорогой заграничный ножик прекрасно справился со своей задачей — не погнулся и не развалился в крепких руках «взломщика». Освободившись от крепления, планка легко выскользнула из паза, открыв небольшой тайничок.

— Готово! — запуская руку в тайник, выдохнул Александров.

— Ну, есть чего? — нервно поинтересовался Леньчик.

— Есть контакт! — Алик бросил на стол толстую амбарную книгу в потрепанной клеенчатой обложке.

— Это все? — уточнил Леньчик.

— Нет, кажись, еще что-то есть, — произнес Крепыш, выуживая из тайника металлический кругляк около пяти сантиметров в диаметре.

— Чё это? — спросил Леньчик, разглядывая находку в трепыхающемся пламени свечи.

— На монету похоже, — покрутив кругляк в руках, сказал Алик. — Ладно, после разберемся!

— Больше ничего нет?

— Все, пусто, — ответил Александров.

— Тогда валим? — Леньчику не терпелось убраться из мрачного дома, пропахшего смертью.

— Валим, — согласился Алик, убирая монету в карман. — Только слегка приберемся, чтобы без палева…

Он поставил планку на место, прикрутил шурупы и, развернув стол, придвинул его к стене:

— Как так и было! Еще бы осколки той хрени собрать, которую ты, Леньчик, раскокал…

— Может, еще и полы протрем? — предложил Леньчик. — Натоптали же…

— Натоптано тут и без нас было, — отмахнулся Алик, — а кровь мы так запросто все равно не отмоем. А вот осколки, хотя бы крупные, надо куда-нибудь в угол запинать, чтобы не отсвечивали.

Потратив еще минут десять для наведения «видимости порядка», парни выглянули в окно.

— Дюха! Кучерявый! — позвал Карпова Алик. — Как у тебя? Тихо?

— Все нормуль! — отозвался из-за угла дома Андрей. — У вас как прошло? Нашли что-нибудь?

— Да, — ответил Крепыш, спрыгивая с подоконника в сад. — Леньчик, давай!

Поставив на место оконную раму, парни, крадучись, покинули участок покойного Филимоныча. Через полчаса они уже сидели в летней кухне стариков Алика.

— Итак, — Алик выложил на стол находки, — в результате проведенной операции мы заполучили некую тетрадку предположительно с записями сторожа и какую-то древнюю монету.

— Интересная монетка, — Леньчик взял позеленевший медный кругляк в руки. — Мужик какой-то в шлеме…

— Леньчик, давай потом! — плаксиво попросил Карпов. — Сначала разберемся с тетрадкой Филимоныча…

— Ладно, — Леньчик с сожалением отложил монету в сторону. — С тетрадкой, так с тетрадкой.

Парни склонились над найденным в тайнике гроссбухом, а Алик перевернул обтянутую слегка липкой от времени клеенкой корку.

— Лето, одна тысяча девятьсот тридцать девятого года, — вслух прочитал Алик первую строчку, написанную мелким, но вполне разборчивым почерком. Местами чернила выцвели, что, тоже, однако не мешало чтению. — Странно, — продолжил чтение Алик, — вот сижу я над этим чистым листом бумаги, и не знаю с чего начать… Эти записи не предназначены для чужих глаз, скорее всего их никто и никогда не прочтет… Это нужно только мне… Чтобы не свихнуться вконец и сохранить ясность мысли… Кто бы мог подумать, что я, Сергей Филимонович Петраков — лейтенант народной рабоче-крестьянской милиции, кандидат в члены партии, атеист, не верующий ни в бога, ни в черта, начну верить во всякую чертовщину и сомневаться в правильности материалистического учения. Тем не менее, я оказался свидетелем таких событий и фактов, которые не сможет объяснить ни одна материалистическая теория, хоть кол у нее на голове теши! Не может и все тут! Эта история приключилась, когда я служил в Московском УгРо под началом капитана Дорофея Петровича Филиппенко. Расследовали мы странное убийство замнаркома товарища С…

Алик перелистывал страницы, а перед глазами друзей пробегали красочные картинки того странного давнего случая, свидетелем которого был покойный отставной опер Филимоныч…

— Извините, товарищ старший майор, но поступил сигнал, что в доме по Дровяному переулку восемь твориться что-то странное… — Заглянувший в кабинет Дорофея Петровича милиционер выглядел не на шутку встревоженным.

— Странное, говоришь? — спокойно произнес Владимир Николаевич. — У нас по-другому и не бывает. От кого поступил сигнал?

— От дворника Федора Епанчина, — отрапортовал ГБешник.

— Все повторяется, все повторяется, — на мотив популярной песенки мягко промурлыкал Владимир Николаевич, расслабленно поднимаясь со стула. — Опергруппу на выезд! — голос старшего майора неожиданно лязгнул отсутствующим ранее «железом». — Боевая тревога — наивысший приоритет! Всех на Дровяной восемь! Но внутрь не лезть — ждать дальнейших указаний! Пулей!

— Слушаюсь, товарищ старший майор! — гаркнул сотрудник Кузнецова, исчезая из дверного проема. — Дорогу! — Дробный перестук каблуков, удаляющегося от кабинета Дорофеева оперативника, говорил, что распоряжение старшего майора «пулей» он понимает буквально.

— Разрешите откланяться! — из голоса Кузнецова вновь исчезли металлические нотки.

— Товарищ… Владимир Николаевич… — Дорофеев тоже поднялся со своего кресла, — может, помощь нужна? Изыщем… Есть резервы…

— Спасибо за предложение, капитан, — одобрительно улыбнувшись, кивнул Кузнецов, — но не нужно. Хватает своих резервов. К тому же это совсем не ваш профиль… Дело об убийстве замнаркома товарища С. я у вас изымаю. Теперь это не ваша головная боль.

— Владимир Николаевич, а как мне оформить передачу? Рапорт я…

— Никаких рапортов, отчетов и прочей муры! — командным тоном произнес Владимир Николаевич. Я лично доложу обо всем на самый верх! — Старший майор «ткнул» указательным пальцем «в потолок». — Вам же советую забыть обо всем происходящем…

— А если спросят? — нервно теребя блестящую пуговицу форменного мундира, спросил Дорофей Петрович. — Оттуда… — Филиппенко повторил жест старшего майора, указав на потолок.

— Не спросят! — отрезал Владимир Николаевич. — Сделай, как я прошу.

— Есть, все забыть, товарищ старший майор госбезопасности!

— Честь имею! — Владимир Николаевич надел фуражку и приложил кончики пальцев к козырьку.

— Служим трудовому народу! — ответили милиционеры.

Выходя из кабинета, Кузнецов неожиданно остановился «в дверях», словно о чем-то задумался. Оперативники УгРо с неподдельным интересом буравили взглядами спину тщедушного старшего майора госбезопасности.

— Вот что, капитан, — Владимир Николаевич неожиданно развернулся, — я, пожалуй, заберу у тебя твоего смышленого лейтенанта. Пусть поболтается с моими ребятками… Так, на всякий случай — для связи. Вдруг, действительно и твоя помощь понадобится.

— Конечно, Владимир Николаевич, — спорить с гэбешником Дорофеев не имел никакого желания. — Петраков, поступаешь в полное распоряжение товарища старшего майора.

— Есть, товарищ капитан! — отчеканил Сергей.

— Тогда за мной! — произнес Кузнецов, покидая кабинет.

Петраков, не рассуждая, следом за Кузнецовым пошел к дверям. У самого выхода его окликнул Филиппов:

— Сережа, ты там поаккуратнее, что ли… Как-то не спокойно у меня на сердце… — признался он. — Странное какое-то дело…

— Да вы не беспокойтесь, Дорофей Петрович — я ж не первый раз замужем — прорвемся!